Армагед-дом
Шрифт:
– Да.
– Знаешь, ты похож на него. Такой же веселый.
– Да?
– Правда. Я хотела, чтобы ты был похож на человека, чье имя носишь.
– Но дядя Слава…
– Дядя Слава совсем не похож на него. Он такой, как его мать. И он больной, старый человек…
– Старый?
– Ну, не совсем старый… но больной. Внутренне старый. Обозленный. Я его обидела.
– Ты?
– Да. Я вышла за него замуж по расчету.
– Ты?!
– Говорю тебе, да.
Тишина. Такая тишина бывает только в половине третьего ночи. И то, если ни у кого в доме не заболит зуб или не потребует своего мочевой пузырь.
Лидка говорила, едва разжимая губы.
– …Исследовали
По соседнему переулку проехала машина. Негромкий звук мотора показался оглушительным. Вспомнились учебные тревоги.
– …Да, ваше поколение уже не может себе этого представить. В любое время дня и ночи, здоровых, больных, стариков – всех поднимали и гнали по крышам, по полосам препятствий к муляжу Ворот… Кто-то бежал, потому что считал, что так надо. Кто-то боялся ГО. А мы с этим парнем спрятались на детской площадке, в игрушечной башенке, сейчас уже таких не строят. И просидели там всю тревогу. А они искали нас везде, и если бы нашли, его могли бы выгнать из школы, а меня с работы… Даже хуже. Его могли отправить в спецшколу, а меня…
– За что?!
– Ну я же говорю, что теперь этого уже не понять…
Ноябрьское утро хуже ночи. Темнота, морось. В пять утра включается первый в доме водопроводный кран. Потом другой, третий… Шаги на лестнице, кто-то вызвал лифт.
Лидка охрипла. Замолчала; окна соседнего дома одно за другим заливались яично-желтым светом.
Она никогда не думала, что СМОЖЕТ. Так легко и просто рассказать и даже заново пережить, и даже почти без горечи.
– Я взорву эту газету, – шепотом сказал Андрей. – Подорву к черту!
– Андрюшка…
Тишина.
– Мам, я так их ненавижу!
– Не надо.
– Мама! Если кто-то тебя обидит, я убью его! Я так поклялся, когда мне было лет двенадцать. Поклялся кровью!
– Андрюшка…
Прочь, сопли! Никаких слез!
Лидка давно забыла, как плачут.
Поздним утром – Андрей ушел в лицей на второй урок – Лидка позвонила по номеру, указанному на визитной карточке гостиницы, и попросила соединить с постояльцем Артемом Максимовым из пятьсот второго номера.
Ждать пришлось минут десять.
– Алло?
– Привет, Максимов.
– Лидочка?! Лида, как я рад…
– Не радуйся преждевременно. Я звоню, чтобы сказать тебе, что твое предложение отклонено.
– Лида…
– Ты можешь писать мне и присылать открытки по праздникам. В будущем году я собираюсь на конференцию в ваши края, если будет время, созвонимся.
– Лида…
– Все, Тема. Рада была тебя видеть. Но именно сейчас у меня слишком много дел. Что до газеты «Пикант», то можешь поступать на свое усмотрение. Можешь давать интервью, не давать интервью. Мои отношения с этой газетой закончены.
Положила трубку и сразу же набрала номер адвоката.
Разговор занял еще десять минут.
Потом, порывшись в записной книжке, связалась с газетой «Вечерний город» и договорилась о небольшой заметке в завтрашнем номере.
Потом, подумав, набрала еще один номер. По памяти.
Ждать пришлось долго, Лидка уже отчаялась услышать ответ.
– Алло…
– Здравствуй, Слава. Как твой артрит?
Молчание.
– Это Лида Сотова, если ты еще меня не узнал… Спасибо, Слава, что ты взял на себя труд просветить моего сына относительно моего прошлого. Я думаю, тебе будет приятно услышать, что мы с Андреем приняли к сведению твою информацию… Более того, один наш друг задумал написать сопливую мелодраму на предоставленном тобой материале. Тебя вносить в список консультантов?
Сопение в трубке.
Гудки. Лидка коротко усмехнулась.Некоторое время назад газета «Пикант» поместила одна за другой клеветнические материалы, поливающие грязью профессора института экстремального прогнозирования им. А.И. Зарудного Лидию Анатольевну Сотову. Лидия Анатольевна подала в суд на вышеназванную газету, однако сегодня иск был отозван. Вот что сообщила профессор Сотова нашему корреспонденту:
– Первым моим желанием было восстановить справедливость и потребовать у газеты возмещения морального ущерба. Однако время показало, что газета «Пикант» справедливостью не интересуется нисколько, а любой суд для нее – всего лишь повод для ярмарочного представления. У меня хватает денег и без выплат от желтой газетенки, а мое доброе имя нисколько не страдает от потуг «Пиканта» заляпать его дерьмом. Из чувства брезгливости я отзываю свой иск против «Пиканта». Отныне я считаю ниже своего достоинства обращать внимание на обитателей «пикантной» клоаки…
Андрей пришел из лицея с синяком под глазом.
– Покажи руки…
Костяшки пальцев были ободраны до крови. Ничего себе.
– Ты победил?
– Конечно. – Сын счастливо улыбался. – Они просто не ожидали…
– Они? Сколько?
– Да неважно, дрались-то двое всего… А я, ты знаешь, обрадовался. Мне так хотелось кого-нибудь за тебя побить!
Лидка закусила губу, чтобы подавить предательскую глупую улыбку.
– Ты что, Дрюшка? Ты же никогда не был таким агрессивным!
– Я агрессивный. Я ужасно агрессивный. Агрррр!
И, уже прижимая сына к своему ворсистому халату, Лидка уперлась глазами в настенный календарь с видами побережья.
Декабрь. Восемнадцатый год.
Три года до апокалипсиса.
Глава тринадцатая
Опять весна.
Прямо у Лидкиного подъезда вылез из-под асфальта одуванчик. Искренне-желтый, бесшабашный и злой; именно такими бывают в апреле одуванчики, особенно если по дороге к солнцу им приходится поднимать асфальт.
Лидка испытывала к этому цветку что-то вроде родственных чувств.
Ее знаменитый отдел больше не был украшением института имени Зарудного. Сокращенный наполовину, он перебрался под крышу 00Б – Отдела Общественной Безопасности, который вот-вот должны были переименовать обратно в ГО. Строжайшая секретность, подписки, вертушки на входе и выходе – все атрибуты гнилой секретности, которую Лидка с давних пор ненавидела.
«Нет, – сказал тогда Костя Воронов. – Вам придется обходиться без меня». – «Костя! – сказала Лидка. – Ты же помнишь, как все начиналось! Это же и ТВОЕ детище тоже!» – «Нет, – сказал Костя, и лицо его приобрело оттенок сырого мела. – Под ГО я не пойду. Это конец всему». – «Но почему. Костя? Их возможности…» – «Нет», – сказал Костя, не дослушав, и Лидка поняла, что уговаривать его бессмысленно.
Она хотела объяснить ему. Объясниться. Она смотрела на него и подбирала слова, но сказать правду не получалось, а лгать было противно.
«Костя, пойми…»
Он ушел, не попрощавшись.
Ни у кого не возникало сомнения в том, из-за чего исследования профессора Сотовой превратились в уж-жасную тайну. Близится апокалипсис, профессору Сотовой, уже немолодой, прямо скажем, женщине, очень хочется попасть в «условленные» списки…
Лидка прекрасно знала, что говорят о ней в институте. И какие при этом лица у говорящих. И что все они уверены, что «Сотовша» старается зря: «условленное время» не резиновое.