Армагеддон в ретроспективе

Я вспомнил вечер перед побегом: перед тем как лезть в тоннель, Джерри сказал:

— Господи, вот бы сейчас курнуть.

Танки уже не просто гудели — они ревели.

Видимо, уже проехали мимо нашего лагеря и теперь одолевали последнюю милю, поднимались к Петерсвальду. Время для развлечений быстро подходило к концу.

— Предложение отличное, Джордж, придумано здорово, но что должен делать я, пока мной будешь ты?

— Почти ничего, малыш. Ты просто на время должен забыть, кто ты такой. Объявляешься в Праге и говоришь: у меня начисто отшибло память. Поводи их так за нос ровно столько, сколько мне понадобится на то, чтобы вернуться в Штаты. Десять дней, Сэмми, всех дел. Номер сработает, Сэмми, мы оба рыжие и примерно одного роста.

— И что произойдет, когда выяснится, что Сэм Клайнханс — это я?

— Так я-то буду уже далеко — в Штатах. Там они меня не найдут. Так что, Сэмми, — спросил он, явно теряя терпение, — договорились?

Схема была совершенно идиотской, шансы на успех равнялись абсолютному нулю. Я посмотрел Джорджу в глаза и, как мне показалось, увидел, что он и сам это понимает. Может, Джордж и думал раньше, что на дурака эта идея проскочит, но сейчас явно не верил в это. Я взглянул на лежавшие на столе часы и вспомнил, как в лагерь затаскивали труп Джерри Салливена. Одним из тех, кто тащил тело, точно был Джордж.

Тут я понял, что в кармане у меня лежит пистолет.

— Иди к черту, Джордж, — сказал я.

Он не удивился. Подтолкнул ко мне бутылку.

— Выпей и обдумай все как следует. Пытаешься усложнить жизнь нам обоим. — Я толкнул бутылку обратно. — Сильно усложнить, — с нажимом проговорил Джордж. — Мне позарез нужен твой жетон, Сэмми.

Я приготовился к худшему, но ничего не произошло. Он оказался трусливее, чем я думал.

Джордж протянул мне часы, большим пальцем нажал на заводную головку.

— Послушай, Сэмми, они отбивают каждый час.

Но боя часов я не услышал. Казалось, ад вырвался наружу — оглушительно скрежетали и гремели танки, что-то с посвистом хлопало, обалдевшие от счастья люди что-то пели, а поверх всего этого безумно наяривали аккордеоны.

— Они здесь! — заорал я. Значит, война и вправду кончилась! Кончилась, по-настоящему! Я тут же забыл про Джорджа, Джерри, часы — все вытеснил этот восхитительный шум. Я подбежал к окну. Над стеной поднимались клубы дыма и пыли, кто-то изо всех сил колотил в ворота. — Вот и все! — засмеялся я.

Джордж отпихнул меня от окна и припер к стене.

— Вот и все, это точно! — прошипел он. Лицо его перекосилось от ужаса. В грудь мне уперлось дуло пистолета. Джордж схватил цепочку моего жетона и резко ее дернул.

Затрещало дерево, застонало железо — и ворота слетели с петель. В пространстве между столбами стоял танк, мотор его громыхал, огромные гусеницы покоились на поверженных воротах. Джордж повернул голову на шум — два русских солдата вылезли из башни танка, соскользнули вниз и, держа автоматы наперевес, вошли во двор. Они быстро оглядели окна и прокричали что-то, мне непонятное.

— Если увидят пистолет, они убьют нас! — крикнул я.

Джордж кивнул. Он стоял, словно оглушенный, как в полусне.

— Верно, — сказал он и отбросил пистолет подальше. Тот скользнул вдоль выбеленных досок полового покрытия и замер в темном углу. — Подними руки, Сэмми, — распорядился он. Руки он положил за голову, повернулся ко мне спиной — лицом к коридору, по которому уже топали русские. — Я, наверное, напился до чертиков, Сэмми. Совсем мозги заклинило, — прошептал он.

— Конечно, Джордж, ничего страшного.

— Мы через это должны пройти вместе, слышишь, Сэмми?

— Через что? — Я держал руки вдоль туловища. — Эй, русские, как вы там? — заорал я.

В комнату тяжелой походкой вошли два русских парня, совсем молодые, сурового вида, автоматы держали наготове. Улыбки на лицах не было.

— Руки вверх! — скомандовал один их них по-немецки.

— Amerikaner, — сказал я негромко и поднял руки.

Парни здорово удивились и начали перешептываться, не сводя с нас глаз. Поначалу они бросали на нас косые взгляды, но по ходу разговора становились все раскованнее и вот уже ослепительно нам заулыбались. Видимо, убедили друг друга, что в рамках общей политики с американцами надо быть дружелюбными.

— Сегодня для людей великий день, — строго сказал один из них, знавший по-немецки.

— Да, великий день, — согласился я. — Джордж, угости ребят выпивкой.

Увидев бутылку, они обрадовались, закачались на каблуках взад-вперед, закивали и захихикали. Но вежливо настояли, чтобы первым за великий день для людей выпил Джордж. Джордж нервно ухмыльнулся. Он уже поднес бутылку к губам — и тут она выскользнула из его пальцев и бухнулась на пол, расплескав содержимое на наши ноги.

— Господи, извините, — промямлил Джордж.

Я было наклонился подобрать осколки, но русские остановили меня.

— Водка лучше, чем немецкая отрава, — со значением сказал тот, что говорил по-немецки, и вытащил из-под куртки большую бутылку. — Рузвельт! — объявил он, сделал большой глоток и передал бутылку Джорджу.

Бутылка сделала четыре круга: за Рузвельта, за Сталина, за Черчилля, за то, чтобы Гитлер сгорел в аду. Последний тост был моим изобретением.

— На медленном огне, — добавил я. Русские от такого предложения пришли в полный восторг, но их смех резко оборвался — у ворот появился офицер и, грозно рыча, позвал их. Они быстро отдали нам честь, схватили свою бутылку и выбежали из дома.

Мы видели, как они забрались на свой танк, тот сдал задом и с грохотом выкатился на дорогу. Парни помахали нам на прощание.

От водки в голове у меня помутилось, по телу разлилось тепло, а на душе стало радостно. Оказалось, что заодно я стал наглым и кровожадным. Джордж явно перебрал и едва держался на ногах.

— Я сам не знал, что делаю, Сэмми. Я совсем…

Предложение повисло в воздухе. Он направлялся в угол, где лежал пистолет, — с угрюмым лицом, пошатываясь, поглядывая по сторонам.

Я преградил ему дорогу и вытащил из кармана брюк маленький пистолет:

— Смотри, Джордж, что я нашел.

Он застыл и, моргая, уставился на оружие.

— Хорошая штучка, Сэмми. — Он протянул руку. — Дай-ка поглядеть.

Со щелчком я снял пистолет с предохранителя.