Армейские рассказы

После этого по всем ракетным войскам была разослана директива, в которой описывалось данное ЧП и предписывалось эти злополучные разъемы покрасить в разные цвета, чтобы невозможно было их перепутать при стыковке. Кроме того, вводился новый порядок проведения регламента на ракетном вооружении, в каждом регламентном расчете должно быть три человека, один читает задание на выполнение операции, второй ее выполняет, и третий контролирует выполнение. Выполнение каждой операции записывается в специальный журнал, в котором за выполненную операцию расписываются все трое. Только после этого переходят к выполнению следующей операции. Казалось бы, предусмотрели все, и подобное больше не должно было повториться.

Не учли только, что в некоторых частях, хотя и редко, но еще служат очень умные офицеры. Один такой очень умный старший лейтенант нашелся в Красноярской дивизии, где стояли на вооружении точно такие же ракеты. Он досконально изучил электрическую схему этой ракеты и пришел к выводу, что все изложенное в директиве Главкома – полная ерунда. При перепутывании указанных разъемов двигатели запуститься не могут, и обещал всем это доказать.

Через год после событий в Перми, подобное ЧП произошло в Красноярске, но уже с более печальными последствиями. Во время регламента опять произошел запуск двигателей ракеты, но на этот раз остаток не слитого топлива оказался больше, чем в Перми. Вышедшая из шахты ракета упала на площадку возле шахты, на которой было много людей и техники, прибывшей на регламент, и взорвалась. Погибших было несколько десятков людей. Обгоревший труп умного старшего лейтенанта нашли в оголовке шахты возле злополучных разъемов, он их специально поменял местами, чтобы всем доказать свою правоту.

Передряги

Долго не мог подобрать название для этого рассказа о невеселых армейских событиях, имевших место в моей лейтенантской жизни. Назвать это приключениями как-то язык не поворачивается, поскольку ничего веселого в тех ситуациях, в которые мы периодически попадали, не было, а немного радости было только тогда, когда мы из них выбирались. Пожалуй, наиболее полно, те неприятные ситуации, в которые мы попадали, отражает слово передряги. Действительно, это были далеко не приключения, это были передряги.

Мы, это расчет регламентных работ, который на автомашине ЗиЛ-157 специального назначения, с названием «Регламент», объездил половину Пермского края, проводя регламенты и устраняя неисправности на аппаратуре АСУ и связи полков. Наш водитель, Сережа Ефименко, рядовой срочной службы, русский парень, был уроженцем Алтайского края и даже не догадывался, что у него украинская фамилия, при моем знакомстве с ним сказал, что украинцев у них в роду никогда не было. Сережа был очень ответственным человеком, очень любил свою машину, всегда содержал ее в исправном состоянии и в опрятном внешнем виде, где-то у земляков доставал краску защитного цвета и периодически, исключительно по собственной инициативе, красил кабину автомашины, поэтому автомашина всегда выглядела как новая. Как водитель, Сережа был еще не очень опытный, впрочем, как и большинство водителей в ОЭРГ, что было особенно видно по тому, что он тормозил всегда после кочек, а не перед кочками, как это делал Гернергард, более опытный водитель из соседнего расчета. С нашими поездками, в основном, и были связаны все передряги.

Я пришел на должность начальника расчета ОЭРГ после лейтенанта-двухгодичника, который машиной в общем-то не занимался, поэтому оборудование кунга почти все было неисправно, в том числе бензиновая печка и вентиляция. С наступлением зимы стало понятно, что все нужно срочно ремонтировать, так как, находясь в холодном кунге в сапогах, солдаты замерзали. В нашем отделении было пять автомашин, три новые, с работающими печками, и две старые, с неработающими, у меня и у Коли Богачева. Я неделю каждый день ходил в автопарк, и мы вместе с Сережей и еще одним толковым парнем Николаем Хорьковым, привели оборудование кунга в порядок, в том числе, отремонтировали печку и вентиляцию. Теперь и мои солдаты не мерзли на выездах, мерзли только солдаты Богачева.

Через месяц была проверка дивизии Главкомом, объявили тревогу, и нас на десять суток вывели в полевой район, точнее в лес. Это был мой первый выход в полевой район, я волновался, и не всегда понимал насколько правильными были мои действия. Мороз, как для Перми, был не очень сильный, всего 25 градусов, поэтому днем, греясь у костров, мы чувствовали себя вполне комфортно, печку в кунге не включали, экономили бензин. Ночью мы с Сережей ночевали в кабине, а все остальные в кунге, для обогрева которого включили печку. Через два часа я проверил, как они себя там чувствуют, тепло ли в кунге, сказали, что не очень тепло, кунг еще не успел прогреться. Я их обнадежил, что скоро прогреется, и будет тепло. Часа через три я опять к ним заглянул, спросил тепло-ли, хотя можно было и не спрашивать, и так чувствовалось, что в кунге тепло. Но на мой вопрос никто не ответил, все спали, хотя я давал сержанту команду, чтобы один человек обязательно дежурил, и ни в коем случае не спал. Это мне не понравилось, и я попытался растолкать сержанта, но это мне не удалось. Теперь я почувствовал запах угарного газа, вентиляция была выключена, и я понял, что они им отравились. Вдвоем с водителем мы вытащили всех на свежий воздух, постепенно они приходили в себя. Выяснилось, что они специально отключили вентиляцию, чтобы побыстрее прогреть кунг. Не сразу, только через некоторое время мне стало страшно, ведь все могло закончиться трагедией, как бы я потом оправдывался перед их родителями, а может и оправдываться не пришлось бы, скорее всего меня сразу бы посадили. Так мое доброе дело с ремонтом печки чуть не закончилось трагедией, а вот солдатам Коли Богачева смерть не грозила, хотя им и было очень холодно. Никогда заранее не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

Следующая история не такая грустная. Уже ночью мы возвращались после устранения неисправности из седьмого полка, расположенного аж за Кунгуром. В этот полк я тогда поехал первый раз, поэтому мне объясняли, как туда проехать, и объясняли примерно так: «Не доезжая до Кунгура будет поворот направо, потом проедешь через мост, за ним будет перекресток, на котором сидит баба, там свернешь налево».

– Какая баба, – не понял я.

– Увидишь, она всегда там сидит, – был мне ответ.

На перекрестке за мостом, в кресле сидела молодая девушка, но очень толстая, большое кресло было ей явно маловато. Позже я узнал, что ей всего восемнадцать лет, а весит она около трехсот килограмм. Сама ходить она не может, поэтому, в теплое время года, ее выносят на перекресток, где она весь день и сидит, наблюдая за проезжающими автомашинами.

Мы проехали уже половину пути домой, когда почувствовали, что машину ведет вправо. Остановились на обочине и осмотрелись, одно из задних правых колес было спущено, где-то пробили шину, пока ехали по проселочной дороге, а вскоре и виновника обнаружили, это был большой ржавый гвоздь, торчавший в покрышке.

– Доставай домкрат, будем менять колесо, – сказал я водителю.

– А домкрата нет, – сказал Сережа, – я его одолжил земляку, и он мне его еще не вернул.

– Ну и что будем делать? – спросил я.

– Не знаю.

Радовало только одно, была теплая июльская ночь, с поля доносилось пение каких-то птиц, вроде-бы даже трели соловья слышались. А все остальное было плохо, так доехать мы не сможем, колесо уже стояло на ободе. А как без домкрата поменять колесо? Похоже никак, и помощь вызвать не можем, на ближайшие двадцать километров никаких деревень нет, а, соответственно, нет и телефона, с которого можно было бы позвонить. С грустью я посмотрел вокруг, и справа, и слева только поле, даже леса нет. И тут мой взгляд остановился на стоящих в поле телеграфных столбах, провода уже были оборваны, видно это была какая-то старая, уже недействующая телеграфная линия. Некоторые столбы уже практически упали, и держались на бетонных пасынках только на одной скрутке проволоки.

– Ну ка сбегай, посмотри, насколько эти столбы прочные, – сказал я водителю.

– Зачем это, – не понял он.

– Чтобы колесо заменить, потом объясню, – ответил я.

На наше счастье, столбы оказались крепкими. Мы съехали с трассы на поле и подъехали к одному из таких, почти упавших столбов. Зубилом перерубили проволоку, соединявшую его с пасынком, теперь нам было под силу этот столб перетаскивать.

– А теперь копаем яму, примерно метр в ширину и полтора метра в длину, – скомандовал я, – потом на эту яму положим столб, и загоним на него машину задним ходом, чтобы задний мост с пробитым колесом лежал на столбе, а колесо висело в воздухе.

Лопата была всего одна, поэтому яму копали долго, хотя и периодически менялись, когда очередной копальщик уставал. Хорошо, что кроме водителя были еще два солдата. Пока один копал, остальные с удовольствием слушали пение птиц. Удивительным было еще и то, что было очень светло, ну прямо ленинградская белая ночь. В Перми я такого никак не ожидал. Я взял наш путевой лист и попробовал прочитать то, что там написано, но нет, прочитать было невозможно, но весь водительский инструмент было прекрасно видно. Выкопав яму, мы положили на нее столб, потихоньку загнали на него задним мостом машину, и заменили колесо. В четыре часа утра поехали домой, солнце уже начало подниматься, и стало еще светлее. По дороге домой чуть было не попали в аварию, с трудом удалось разъехаться с двигавшимся навстречу трактором с прицепом, на котором ехала и пела песни пьяная компания, видимо после свадьбы. Тракторист видимо был совершенно пьян, так как трактор выписывал зигзаги по всей ширине трассы. Но, по сравнению с заменой колеса, это уже были мелочи.