Армия Сталина и Жукова. Как надо побеждать

«К славе ведет только тернистый упорный труд, – продолжает открывать нам америки Ионов. – Кто не понял этого, тот контрабандист, за чужой счет приходящий к успеху».

Так вот, бандурист, запомните и передайте детям. Георгий Жуков был призван в армию в августе 1915 года и определен, разумеется, рядовым в кавалерийский полк. Месяцев через восемь был выпущен из учебной команды вице-унтер-офицером. В октябре 1916-го – фронт, Жуков – разведчик. За дерзкий захват немецкого офицера – Георгиевский крест. Тяжелая контузия. Второй Георгий. Теперь – унтер-офицер. В этом звании тяжело и долго болел тифом. После выздоровления в августе 1918 года вступает добровольцем в Красную Армию. В следующем году – в партию. Участвует в Гражданской войне на Урале и под Царицыном, где был ранен. В 1920 году – старшина кавалерийского эскадрона, который участвует в боях против Врангеля и Улагая. В августе назначен командиром каввзвода, после успешного боя, в котором взвод не понес потерь, Жуков становится командиром эскадрона. В 1922 году первый советский орден – Красного Знамени. В 1923-м – помощник командира полка. В том же году – командир кавполка. Об этом назначении он говорил: «Я был очень взволнован. Новая должность была весьма почетной и ответственной. Командование полком всегда считалось важнейшей ступенью к овладению военным искусством». На этой должности он пробыл почти семь лет, последнее время – под командованием Рокоссовского. 1931–1933 годы – работа в Наркомате обороны помощником инспектора кавалерии. В марте 1933 года назначен командиром дивизии. В 1935-м – орден Ленина. По вашим несуразным словам, сказанным в порядке бреда, вот тут вскоре и назначили Жукова начальником Генштаба. На самом деле, продолжая естественное восхождение, в июле 1937 года он становится командиром корпуса. Вскоре – заместитель командующего Белорусским военным округом. Летом 1939 года – командующий армейской группой в победоносном сражении на Халхин-Голе. После этого Жуков получает звание Героя Советского Союза и назначается командующим Киевским военным округом. 4 июня 1940 года не комбриг, не комдив, а комкор Жуков, т. е. генерал-полковник, становится генералом армии. В январе 1941-го назначается начальником Генштаба, в войну – командующий рядом фронтов, маршал, трижды, затем четырежды Герой… Где ж та ступень от комвзвода до начальника Генштаба, министра обороны, от рядового солдата до маршала, от двух Георгиевских крестов до двух орденов Победы и четырежды Героя Советского Союза, которую Жуков перешагнул бы? Где тут ваша халява?

Что вас, Ионов, заставляет врать на русских полководцев, на свою армию, на родную страну? Неужели не стыдно хотя бы жены, детей, может, и внуков?

А вообще-то с должностями, званиями и академиями не все просто. Жуков и Рокоссовский академий не кончали, а учились только на разного рода довольно краткосрочных курсах, да еще ведь по изначальной службе кавалеристы, представители тогда уже отмиравшей профессии, а вот поди ж ты, – самые выдающиеся полководцы Великой Отечественной.

Я уж не говорю о таких полководцах Гражданской войны, как не имевший военного образования Фрунзе или фельдфебель царской армии Буденный. Как они трепали генеральский бомонд, и российский и зарубежный с их академиями, а затем и вышвырнули с родной земли!

А если обратиться к иным сферам, допустим, к литературе? Вот Максим Горький, кажется, никогда не ходивший в школу, – самый знаменитый писатель ХХ века. А какие университеты кончал Есенин? А кем стал Шолохов с его четырехклассным образованием?.. В чем же тут дело? А в том, чинопочитатель Ионов, что есть на свете такая непостижимая для вас вещь – талант, гений, дар Божий. Пушкин говорил: «Гений с одного взгляда открывает истину». Таких людей аршином общим не измерить, объяснить их невозможно.

В воспоминаниях Черчилля есть интересный рассказ о том, как он представил Сталину план военной операции «Торч»: «Когда я закончил свой рассказ, Сталин моментально оценил стратегические достоинства операции и перечислил четыре основных довода в ее пользу. Его замечательное заявление произвело на меня глубокое впечатление. Оно показало, что русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно».

Это и есть дар Божий. А халява действительно наказуема.

Склочники во стане русских воинов

Десталинизаторы бывают разные. Одни орудуют открыто, прямо, нагло. Это Сванидзе, Млечин, Федотов, Караганов, Генрих Резник и их братья. Они голосят главным образом и громче всего именно о самом Сталине: «Антропофаг! Кровопийца! Навуходоносор!»… Но есть десталинизаторы другого рода. Они даже нахваливают Сталина, но при этом одни тихо и скромно, другие во все горло поносят его соратников: превознося одних, почему-то особенно любимых, противопоставляют их другим, о которых лгут. И тут первая их жертва – маршал Жуков, главный сподвижник Сталина в Отечественной войне, его заместитель как Верховного Главнокомандующего, все годы войны бывшего поистине правой рукой вождя. В этом десталинизаторском ряду как наглядный пример очень примечательна заметка Алексея Голенкова «Полководец номер один» («Своими словами», № 30’11).

У автора нет присущего патриоту чувства гордости даже самыми выдающимися полководцами Великой Отечественной, маршалами и генералами армии-победительницы. Не найдя лучшего применения своим талантам, он сеет склоку, сталкивает лбами Жукова и Василевского с Рокоссовским, пытаясь убедить нас в большом превосходстве своего любимца над собратьями.

Известно, что на протяжении долгих лет военной службы отношения между Жуковым и Рокоссовским порой складывались весьма не просто, иной раз даже довольно драматически. Этому, конечно, способствовало и то, что в молодые годы Жуков одно время был в подчинении у Рокоссовского, позже – наоборот. А ведь оба – большие таланты и яркие личности! Рокоссовский, спустя двадцать с лишним лет после войны, поведал в своих воспоминаниях о некоторых досадных эпизодах в их отношениях, высказал ряд упреков, но при этом и внятно заявил: «С Г. К. Жуковым мы дружили долгие годы. Судьба не раз сводила нас и снова разлучала. Мы познакомились еще в 1924 году в Высшей кавалерийской школе (ККУКС) в Ленинграде, где, естественно, сложился дружеский коллектив командиров-коммунистов, полных энергии и молодости… Жуков, как никто, отдавался изучению военной науки. Заглянем в его комнату – все ползает по карте на полу. Уже тогда долг, дело были для него превыше всего… Георгий Константинович рос быстро. У него всего было через край – и таланта, и энергии, и уверенности в своих силах» (Солдатский долг. М., 1968. С. 91–92). Это было написано уже незадолго до смерти автора.

А на другой год вышли воспоминания Жукова. Там, в частности, автор рассказывает, что в мае 1930 года в Западном особом ВО он, до этого командир полка, был назначен командиром 2-й кавалерийской бригады 7-й Самарской кавдивизии, которой с января этого года командовал Рокоссовский. И подчеркнул: «С Константином Константиновичем Рокоссовским мы учились в Ленинграде на ККУКС и хорошо знали друг друга. Ко мне он относился с большим тактом (это уже, видимо, речь идет о службе в 7-й Самарской. – В.Б.). В свою очередь, я высоко ценил его военную эрудицию, большой опыт в руководстве боевой подготовкой и воспитанием личного состава. Я приветствовал его назначение и был уверен, что К. К. Рокоссовский будет достойным командиром старейшей кавалерийской дивизии. Так оно и было» (Воспоминания и размышления. М., 1992. Т.1, с.157).

В конце этого года в дивизии стало известно, что в Москве рассматривается вопрос о назначении Жукова на должность помощника инспектора кавалерии Красной Армии. И вот, как он вспоминал, ему позвонил комдив Рокоссовский:

«– Мы вас так не отпустим. Ведь вы ветеран 7-й дивизии, мы проводим вас как положено. Таково общее желание командно-политического состава 2-й бригады.

Я, разумеется, был очень тронут.

Через несколько дней состоялся обед всего командно-политического состава бригады, на котором присутствовало командование дивизии (Надо думать, во главе с Рокоссовским. – В.Б.). Я услышал много хороших, теплых слов в свой адрес. Шли они от чистого сердца и запомнились на всю жизнь» (Там же, с.174). Наверняка такие слова говорил и комдив.

Дорогого стоит и рассказ Жукова о допросе, который в 1937 году перед назначением его на должность командира корпуса устроил ему в Минске член Военного совета Западного ВО Ф. И. Голиков, будущий послевоенный маршал. Он получил на Жукова донос, и потому, в частности, спросил, вспоминал тот: «Нет ли у меня кого-либо арестованных из родственников и друзей. Я ответил: «Из знакомых и друзей много арестованных». – «Кто именно?» Он назвал несколько сослуживцев, в том числе и Рокоссовского. «А с кем из них вы дружили?» – «Дружил с Рокоссовским и Данилой Сердичем, командиром нашего 3-го корпуса. С Рокоссовским учился в одной группе на курсах усовершенствования командного состава кавалерии в Ленинграде и работал вместе в 7-й Самарской кавдивизии… Я считаю этих людей честнейшими коммунистами». – «Вы и сейчас о них такого же мнения? – глядя на меня в упор, спросил Голиков». – «Да, и сейчас». Голиков резко встал с кресла и, покраснев до ушей, сказал: «А не опасно ли будущему комкору восхвалять врагов народа?». Жуков ответил: «Я не знаю, за что их арестовали, думаю, что произошла ошибка…» (Там же, с. 231–232).

В первом издании воспоминаний все это было изъято из текста, как и в десяти последующих, но автор-то писал в расчете на публикацию, а Ф. И. Голиков, что весьма существенно, был тогда жив-здоров и после выхода воспоминаний Жукова прожил еще больше десяти лет. Надо еще заметить, что в этих воспоминаниях нет никаких упреков Рокоссовскому и не ответил Жуков на его упреки в свой адрес.

Все эти сложности, подробности, тонкости не интересуют А. Голенкова. Он занят совсем другими «сюжетами», например: «Суворовых в Красной Армии нет. Есть Рокоссовский» (Сталин)». Подобных «сюжетов» в его заметке не меньше дюжины и ни единого раза не указано, откуда что взято. Неужели авторитет его так велик, что читатели легко поверят всему, что напишет? Будучи автором нескольких книг исторического характера, автор должен бы понимать, что читатель сразу спросит: «Когда, кому Сталин это сказал или где написал?» Неизвестно. И потому сей «сюжетец» не вызывает доверия. Тем более что достоверно известно: Сталина не восхищали подобного рода «исторические параллели», что он высказал хотя бы при попытке сравнить его с Петром Первым. Надо бы еще понимать, что имя Суворова хорошо подходит для ордена, но масштаб его походов и сражений не идет ни в какое сравнение с масштабом ратных подвигов наших полководцев в годы Великой Отечественной.

«На одном приеме, – читаем дальше, – провозглашают тост за Хрущева. Все встают. Кроме двоих. Это Рокоссовский и Голованов». Он – Главный маршал авиации. Опять интересно: «Что это был за прием? По какому случаю? Где? Когда? Был ли на нем сам Хрущев?» И снова ничего неизвестно, потому и данный «сюжет» более чем сомнителен. Тем паче что Рокоссовский был не из тех людей, которые способны на дешевое фрондерство. Мелко это для такого человека.

А. Голенков продолжает: «Полководцем Номер Один я считаю Рокоссовского, пишет Голованов. – Он выше Жукова и Василевского». Столкнул, задвинул… Но это писал не Голованов, а страдавший хронической жукофобией Феликс Чуев, вволю потрудившийся над воспоминаниями Главного маршала авиации. Феликс, царство ему небесное, был хорошим собеседником за бутылкой коньяка, но, злоупотребляя тем, что был вхож к Молотову, Кагановичу, Голованову, он нередко предавался вольным поэтическим фантазиям.