Арсенал-Коллекция 2013 № 09 (15)

empty-line/>

Опрокинувшийся «Принц Ойген», хорошо видна торчащая из воды винторулевая группа

Гребной винт крейсера Принц Ойген, установленный в качестве мемориала в Лабое

Проведённые тесты показали: в реальной боевой обстановке, когда флот идёт на большой скорости и рассредоточен по большой площади ущерб для кораблей может быть минимальным и сравним с обычным морским боем, но после применения атомного оружия на поверхности океана останутся лишь железные коробки - радиация сразу или постепенно убьёт всё живое, оказавшееся в зоне поражения.

После завершения операции «Перекрёсток» атолл Бикини почти на десятилетие стал испытательным полигоном для ядерного оружия. В 1954 г. здесь была взорвана водородная бомба, причинившая ущерб самому острову. В настоящее время радиация на острове и в окружающих водах находится в пределах нормы, там можно гулять, плавать, но нельзя употреблять пищу выросшую на острове. Местные жители, отселённые в 1946 г., пытались несколько раз вернуться, у поселившихся на Бикини возникали болезни связанные с облучением и резко повышалась смертность. В настоящее время на Бикини нет постоянного населения, хотя попытки потомков местных жителей вернуться предпринимаются до сих пор. Используется как временная база для туристов и дайверов.

«Бэйкер» последовательность событий

Эпицентр (в центре десантное судно LSM-60, бомба подвешена с помощью тросов к днищу на глубине 27,5 м)

Вспышка взрыва

"Купол» и «султан»

«Треск» и облако

Воздушная ударная волна «Эйбл» атмосферный взрыв

Точкой прицеливания был выбран линкор «Невада», для лучшей видимости окрашенный в красный цвет, кроме этого на корабле была установлена мощная мигающая лампа

Вид с воздуха на ядерный гриб «Эйбл», поднимающийся из лагуны атолла Бикини, который виден на заднем плане

Я помню... Силин Вячеслав Петрович

Отца я не бачия, он погиб раньше, чем я народился. Его корабль шел с рейда в Кронштадт. В это время мой дядя на другом корабле плыл на рейд и бачил, як он на мину наскочил. Их разорвало пополам.

Дядя тоже был моряк, вин богато ходил на море. С девяти лет пошел во флот музыкантом: плавал на «Марате» и на других кораблях. Потом погиб под Ленинградом в районе Колпино.

Бушевала революция, был голод. Мама работала уборщицей в политотделе штаба Краснознаменного Балтийского флота, поэтому нам давали хороший военный паек.

Мать померла, когда мне шел седьмой год. В церкви родственники ее отпели, а когда вынесли на улицу, то музыка заиграла - военные моряки играли траурный марш. Определили меня в детдом, оттуда я вышел в 1932 году пятнадцати лет отроду. И беспризорничал, и замерзал, и голодный был - всяко случалось.

В 1938 году с Ленинграда я призвался в армию. Попал в танковую часть под Калугой, в ней учился на механика-водителя. Наша часть была вооружена танками БТ-7. Боевые машины стояли в боксах, а мы занимались на учебных, которых было штук пять. БТ-7 - нормальные танки. Пушка на них стояла «сорокапятка». Только, вот может, броня была уже тонковата для того времени.

В 39-м нас по тревоге подняли и отправили на Халхин-Гол, однако в боях мы не поучаствовали. Только подошли к границе, стали готовиться к бою (у нас забрали комсомольские билеты, документы), как Япония договорилась с нами (СССР) о перемирии.

Наша бригада базировалась в Забайкалье до 41-го года. В мае 1941 года нас снова погрузили на платформы. Танки тщательно маскировали ветками, а с нас снимали петлицы. Ехали в обстановке строжайшей секретности. Было объявлено, что едем в Афганистан. Доехали до Новосибирска, там нас развернули на Алма-Ату. Поехали по бескрайним степям.

– Как вы узнали о начале войны?

– В 17 часов 22 июня поезд остановился в поле, мы пошли до кухни брать обед. Вдруг всех построили и объявили о начале войны. Двенадцать часов шла война, а мы еще ничего не знали. Тут же эшелону дали «зеленую улицу» - через Украину. В Орше разгрузились с платформ, почали заводить танки. Не заводятся! До Белоруссии мы ехали примерно суток восемь, у некоторых танков окислились клеммы. Тут уж кто как выкручивался. Некоторые - крутили вручную стартер, другие - рвали буксиром.

На третий-четвертый день по прибытию в районе Смоленска мы пошли в атаку. Командиры нам дали направление, танки пошли вперед. Был бой. Мы погнали его (врага). Богато техники он побросал. Потом вдруг встали. Ну не знали мы, где нам заправляться, куда ехать. А связь тогда была - катушка на плечах! От штаба до штаба. Рации не было.

(Очень похоже, что Вячеслав Петрович участвовал в танковом сражении под Сенно 6-10 июля 1941 года. В наградном листе В.П. указывается 33-й полк 17-й танковой дивизии. Лист подписан генерал-лейтенантом Курочкиным. Интересно то, что Курочкин в нем ошибочно записан командующим 22-й армии. 17-я танковая дивизия сформирована в июле 1940 г. в ЗабВО в составе 5-го МК. Дислоцировалась в районе Борзи. К началу войны имела 255 БТ-7 и другие машины. 15 июня началась переброска дивизии на Украину, но после начала войны с 5-м МК отправлена на ЗФ. 5 июля участвовала в контрударе 20-й армии под командованием П.А. Курочкина на Лепельском направлении. Продвинувшись на 20 км, почти сутки простояла без горючего, возобновив наступление 7 июля. 8.07 вела встречный бой с 18-й танковой дивизией противника в районе Дубняков. После потери большей части танков дивизия выведена в резерв в район Орши. В дальнейшем участвовала в Смоленском сражении. 28 августа дивизия расформирована и на ее базе создана 126-я ТБР. Командир - полковник И. П. Корчагин. Прим.
– С. С.)

В одном из боев командир танка кричит: «Справа ребята горят! Вот она стерва! Дави ее!» Резко развернув машину, я пошел к ней (пушке) по дуге, ховаясь за бугорок. Смотрю - расчет разворачивает пушку на нас. С разгону на нее брюхом сел... Гусеницы крутят, а танк застрял. Качается туда-сюда, двигатель воет. Вправо-влево рычагами дергаю. Пули защелкали по броне. Командир машины верещит: «Ну что же ты? Давай родной». Он конечно молодец, не растерялся. Люк открыл, давай, значит, гранаты кидать. Танк качался-качался, но все же слез с неё. Гусеница зачепилась, танк развернуло. Проутюжил расчет вдоль ровика...

Командиром у нас был поволжский немец по фамилии Донгаузер. После наступления мы оказались без топлива. Замаскированные ветками танки стояли на окраине леса. В 100 метрах от нас по дороге сплошным потоком двигались немцы. Стрелять?! Нет смысла, сразу погибнем. Некоторые экипажи бросили танки и ушли. Мы с еврейчиком остались. Як же его? По-моему Цукерман. (Судя по наградному листу, вместе с Вячеславом Петровичем у боевой машины остался сержант Урбанович Михаил Михайлович, 1917 года рождения. Национальность - белорус. Прим.
– С.С.) Нам Донгаузер сказал: «Возьмите хворост, положите к трансмиссии и поджигайте». Сказал и ушел. Два дня мы с этим еврейчиком бродили по лесу. Потом распотрошили какую-то брошенную машину. Подогнали к ней танк, слили в него бензин. На другой день подстрелили немецкий грузовик, с него кое-чем разжились. Вот примерно так проблуждали пятнадцать суток по тылам немцев. На третью неделю вернулись в свою часть.