Арт-терапия детей и подростков

Рис. 12. Подпись под рисунком: «Однажды жук и мышка нашли кусочек сыра. Они долго спорили, кто его съест. Мышка говорила, что нашла его первая, а жук, что если бы он не предложил прийти в сарай, они бы не нашли сыр. Вдруг пришла кошка. Она сказала: “Я знаю, как разрешить ваш спор”. Она подошла к сыру и съела его. Мышка и жук остались друзьями, и в этом им помогла кошка».

Оценка по Шкале эмоционального содержания – 4 балла (эмоциональное содержание рисунка неоднозначно, и его следовало бы оценить в 3 балла, однако проявление умеренно положительного оптимистического юмора повышает оценку до 4 баллов), оценка по Шкале образа «Я» – 5 баллов (автор рисунка идентифицируется с кошкой, обманувшей соперников и испытывающей чувство удовлетворения)

В нашем исследовании способности РТС определять «патологическую» агрессивность испытуемыми выступали 27 детей и подростков в возрасте от 10 до 14 лет, находящихся на лечении в психиатрической больнице поселка Дружноселье Ленинградской области. Среди них – 6 девочек и 21 мальчик. Подавляющее большинство из них имели диагноз «Социальное расстройство поведения». Многие являлись воспитанниками детских домов. Их агрессивность и враждебность проявлялась в сквернословии, вспыльчивости, драчливости. Они грубили взрослым, обижали младших, на замечания воспитателей и педагогов реагировали аффектом. В анамнезе у некоторых из них имелись суицидные попытки (делали на руках порезы, пытались задушить себя полотенцем). Многие были склонны к бродяжничеству, курению, алкоголизации, приему токсических веществ или наркотиков. В период обследования большинство испытуемых получали медикаментозное лечение. В качестве контрольной группы выступали дети и подростки – воспитанники детского дома поселка Молодцово Ленинградской области, не имеющие каких-либо явных эмоциональных и поведенческих нарушений.

Результаты применения опросника Басса–Дарки показали, что в клинической группе индекс агрессивности превышал нормально допустимый предел у семи из 27 испытуемых, в то время как индекс враждебности оказался повышенным у 20 из 27 детей и подростков. Хотя уровень агрессивности в клинической группе был повышен далеко не у всех испытуемых, однако превышение допустимого индекса здесь все же наблюдалось значительно чаще, чем в контрольной группе, где данный индекс был повышен лишь у одного человека. Что же касается показателей индекса враждебности, то они в клинической группе заметно превышали соответствующие показатели в контрольной группе, где индекс враждебности был повышен у девяти испытуемых.

Есть основания считать, что в условиях психиатрической больницы многие испытуемые не вполне искренне отвечали на вопросы теста, опасаясь, что положительные ответы приведут к продолжению лечения или его усилению. Мы также обратили внимание, что все испытуемые из клинической группы, за исключением одного, отвечая на вопрос о том, как они чувствуют себя в момент тестирования, ответили, что чувствуют себя «нормально» (12 человек) или даже «счастливыми» (14 человек). В этом, на наш взгляд, вновь могло проявляться стремление испытуемых скрыть свои подлинные чувства. Средние величины и стандартные отклонения показателей Шкалы эмоционального содержания рисунков и Шкалы оценки образа «Я» в клинической и контрольной группах приводятся в таблице 3.

Сопоставление средних показателей шкалы эмоционального содержания рисунков позволило выявить достоверные различия (p<0,01) между группами. Различия были достоверны и при сравнении средних показателей по Шкале оценки образа «Я» (p<0,01). Средние показатели по обеим шкалам были более высоки в контрольной группе. Мы также можем предполагать, что отличия в показателях шкал были бы еще более значительны, если бы контрольную группу составили дети и подростки, живущие с родителями.

Сравнение гистограмм распределения оценок содержания рисунков в клинической и контрольной группах позволяет констатировать, что преобладающими оценками по шкалам эмоционального содержания и образа «Я» в клинической группе являются оценки в 1 и 2 балла, причем первые превалируют над вторыми. В контрольной группе наиболее частыми по этим шкалам являются оценки в 2 и 3 балла, при этом вторые преобладают над первыми.

Таблица 3

Средние величины и стандартные отклонения показателей шкал эмоционального содержания и образа «Я» в клинической и контрольной группе

Хотя оценки в 2 балла по обеим шкалам встречаются в клинической и контрольной группах примерно с одинаковой частотой, оценки в 3 балла выставлялись в клинической группе в два раза реже, чем в контрольной. Оценки же в 1 балл по обеим шкалам выставлялись в клинической группе в шесть раз чаще, чем в контрольной.

С целью более детальной оценки эмоционального содержания рисунков и образа «Я» испытуемых мы решили разбить рисунки пяти основных типов (рисунки с выраженным отрицательным, умеренно отрицательным, нейтральным, умеренно положительным и выраженным положительным содержанием) на 21 категорию (таблица 4).

Как следует из таблицы 5, наиболее часто в клинической группе создавались рисунки следующих категорий: с изображением мертвых или находящихся в смертельной опасности персонажей (18,52%), с изображением агрессии или деструкции (18,52%), рисунки с нейтральным эмоциональным содержанием (14,81%), а также рисунки, на которых представлены испуганные персонажи (11,11%).

Таблица 4

Категории рисунков в зависимости от их эмоционального содержания

Таблица 5

Соотношение рисунков по категориям в клинической и контрольной группах

Несколько реже в этой группе встречались рисунки с изображением одиноких и беспомощных персонажей (7,4%), рисунки с проявлениями враждебности или угрозы (7,4%) и амбивалентным содержанием (7,4%).

Еще реже в клинической группе встречались рисунки с изображением печальных персонажей (3,7%), сцен самоубийства (3,7%), нападающих или разгневанных персонажей (3,7%), рисунки с неясным или противоречивым содержанием (3,7%), а также с изображением дружеских отношений (3,7%). Рисунки прочих категорий в контрольной группе отсутствовали вовсе.

В контрольной группе наиболее частыми были рисунки с неясным или противоречивым (20%), амбивалентным (16%) и нейтральным (12%) эмоциональным содержанием, а также изображения враждебных отношений или угрозы (12%).

Несколько реже в этой группе создавались рисунки с изображением дружеских отношений (8%), неудовлетворенных (8%) или испуганных (8%) персонажей. Еще реже в контрольной группе встречались изображения персонажей, находящихся в смертельной опасности (4%), а также рисунки с проявлениями агрессии или деструкции (4%). Рисунки прочих категорий отсутствовали.

В единичных случаях в обеих группах изображались дружеские отношения. Отношения любви и заботы в рисунках клинической группы не были представлены вовсе, а в рисунках контрольной группы – лишь в одном случае.

Наше исследование показало, что деструктивные отношения между персонажами и проявления агрессии наблюдаются в рисунках делинквентных детей и подростков значительно чаще, чем в работах неделинквентных испытуемых, несмотря на то, что обследование детей клинической группы проводилось на фоне приема ими психотропных препаратов (тизерцина, неулептила и других), оказывающих тормозящее влияние на аффективную сферу и предупреждающих агрессивные проявления.

Преобладание в клинической группе рисунков, оцененных в 1 балл по обеим шкалам, и последующий анализ их конкретного содержания позволили нам прийти к выводу о том, что у многих составивших эту группу детей и подростков помимо проявлений делинквентности имелись также симптомы невротической депрессии (дистимии). Таким образом, эта группа характеризовалась высокой коморбидностью «патологической» агрессии и депрессии. При этом рисунки делинквентных детей и подростков более достоверно, чем их самоотчеты, отражали их враждебность и агрессивность, а также переживания эмоционального дискомфорта, страха и неуверенности. В данном случае речь идет именно о коморбидности этих состояний, а не о делинквентном эквиваленте эндогенной депрессии (за исключением одного мальчика, более детальное обследование которого показало, что он страдает таким вариантом депрессии).