Артефактор из Миссури

Я помолясь Святому Геосу накрыл узор на кости ладонью и сделал единственное что мог. А именно тупо стал копировать действия учеников в школе артефакторов, когда они заряжали свой первый артефакт. Дело в том, что в этом случае применяется немного другая техника, чем оперирование видимой энергией и если во мне есть хоть крохи маны, то рано или поздно накопительная руна это покажет небольшим голубоватым свечением, свидетельствуя о том, что милость богов не оставила меня и в этом мире.

Пять дней! Пять дней я напрягал свое воображение, направляя невидимую энергию из солнечного сплетения по сосудам на руке, представляя наполнение первой руны то струйками голубой субстанции, то ленивыми капельками растекающимися по канавкам моего узора. На шестой я проснулся и когда первым делом поднес к глазам свою поделку, то сил обрадоваться слабому отблеску голубизны обеих рун практически не осталось. Эмоции похоже умирали вместе с моим телом, так что я просто положил заработавший амулет себе на лоб, отгоняя мысли о его возможной неработоспособности в этом мире.

Прошло еще десять дней, наполненных зарядкой амулета и тоскливого ожидания ощутимых результатов его работы, разбавленные общением с малюткой Милли, которой очень понравились мои сказки и часто только мой притворный сон заставлял ее оставлять меня в одиночестве, после чего я опять отчаянно качал невидимую ману, которая у меня как оказалось все же присутствовала. На одиннадцатый день я проснулся и почувствовал необычную ясность мысли, так как обычно голова постоянно была напряжена борьбой с болезнью и нормально мыслить для меня не представлялось возможным. Повертел головой из стороны в сторону и ощутив явные признаки облегчения попробовал почувствовать свои ноги. Но похоже опухоль пока еще не сильно уменьшилась и передавленные нейроны пока не работали как нужно. Зато проснулся аппетит порадовав меня и мамочку, когда я попросил во время завтрака добавки овсяной кашки и с удовольствием запил ее большой кружкой молока.

— Мэтти… Ты выглядишь гораздо лучше! — Мамочка неверяще посмотрела на мои порозовевшие щечки и не знала радоваться ей или поостеречься, чтобы не спугнуть наметившие улучшения.

— Да мама. Мне лучше. Можно мне тетрадку и карандаш? Хочу порисовать.

— Ах, ты мой хороший! — Мама расцвела, поцеловала меня в лоб и принеся просимое полетела к ждущим ее коровкам и курочкам весело покрикивая на ходу маленьким козлятам путающихся под ногами.

— Ну ка, негодники! Кыш отсюда!

Я растекся на своем надоевшем до печенок ложе и начал практику начинающего артефактора разгоняя все еще невидимую, но точно имеющуюся ману по всему телу. От этого точно хуже не будет, так как энергетика и здоровое тело тесно взаимосвязаны друг с другом.

Через три дня я наконец почувствовал мурашки ползущие от позвоночника к ногам. Эти мурашки постепенно стали осваиваться в моих нижних конечностях вызывая небольшой зуд и жгучее желание почесать пятки. С этого дня прогресс в возврате чувствительности моего тела пошел семимильными шагами, а головные боли практически прекратились и в один из дней я увидел вожделенную ману в своем теле и мир раскрасился цветами энергии вернувшейся способности каждого практикующего артефактора. Энергия живых существ, моя мана клубящаяся в сосредоточии и медленно текущая по артериям и венам и даже загадочное «электричество» стало видимым в медных проводах под слоем изоляционного слоя.

— Мама. А у меня в ногах колет… — Меня только помыли и мама-Джил массировала мои конечности, что делала почти ежедневно когда не сильно уставала работая по хозяйству. Пора было уже обнародовать, что здоровье возвращается в мое тело.

— Правда?! Сынок! — Мамочка замерла не смея надеяться на чудо. — Ну ка, пошевели пальчиком! А!.. Дети! Генри! Он пошевелился!

От ее криков моя небольшая комната в момент наполнилась детьми и отец, шикнув на всех, принялся сгибать и разгибать мои ноги, прищипывать кожу спрашивая что я чувствую и как часто болит голова.

— Мама! Мэтью выздоровеет? — Милли больше всех переживала и радовалась за меня, сияя аурой сочувствия окружившая радужной короной кудрявую головку младшей сестренки.

— Конечно выздоровеет! Ведь мы молимся всей семьей каждое воскресенье.

— Ура! Мэт! Я тебя люблю! — Счастливая кроха под общий смех упала на мою грудь и обхватив руками прижалась щекой.

— Мэт! Мы верили! И-и-и! Запищали сестренки, а Джон пожал мне руку в порыве чувств.

— По этому случаю объявляется праздничный ужин! — Объявил радостный отец, который совершенно отчаялся услышать по поводу моего здоровья хоть какие-нибудь оптимистичные вести. — Джил! Неси все, что у нас есть вкусного!

Меня усадили по центру стола в гостиной, и детишки принялись носиться от кухни туда-сюда меча на стол посуду и то что мама нарезала на разделочном столе. Свиной окорок, пирожки, вареная кукуруза, нарезанные овощи и веселое настроение украсили стол не самых богатых фермеров. Зато доброта и родительская любовь ощущалась почти физически, заставляя мою заскорузлую душу сбрасывать многолетнюю шкуру и погружаться в счастливое ощущение детства и чувствовать себя частичкой дружной и сплоченной семьи.

— Так, так, так… — Задумчиво проговорил доктор, переставший посещать меня еще месяца два назад из-за безнадежного диагноза и отсутствия денег у моей семьи, которая работая как рабы на плантациях никак не могла расплатится с долгом какому-то «банку». — Порошки пил? Голова кружится? Болит? Как часто? — Меня щупали, заглядывали в глаза, рот, уши и заставляли шевелить нижними конечностями.

— Поздравляю Джилл! Я конечно ничего не понимаю, но похоже твой Мэт пошел на поправку. Да… Бывают чудеса, которые мы не можем осознать. — Доктор услышав от матери когда та была в городе, что я пошел на поправку не поверил и решил навестить безнадежного пациента которого давно списал из списка живых.

— Это Господь Бог услышал наши молитвы, мистер Фольк. — Мама засияла и поцеловала крестик висящий на своей выдающейся груди.

— К сожалению мне трудно с тобой согласится, наблюдая ежедневно страдания людей. Но я рад! Да, да…

Усиленное питание, ежедневная зарядка и массаж в течение следующей недели дали мне повод впервые встать с помощью мамы на дрожащие ноги и сделать пару шагов вдоль кровати.

— Ну вот! Теперь совсем скоро будешь на ногах, — мама посмотрела на довольного меня севшего обратно на кровать и погладила по голове. — Выздоравливай поскорее, малыш.

«Малыш»… Давно меня так не называли. Мама ушла, а я настроился на внутреннее зрение и посмотрел на небольшую кляксу уменьшившейся опухоли в своей голове, окруженную растворявшей ее голубой энергией. Так ее! Ободренный увиденным принялся разгонять энергию от своего источника по всему организму. По сравнению с прошлой жизнью, ее количество было удручающе мало, но я не сильно огорчался, так как даже этой малости хватило чтобы напитать целебный артефакт и практически исцелиться. Тем более что никаких других проявлений маны я так пока и не увидел ни в окружающей природе, ни в предметах, ни в телах родителей, братьев, сестер и приходившего доктора. Зато я познакомился с местными чудесами одно из которых ежедневно тарахтело на семейных полях, а другое пело и вещало разными голосами из небольшого ящика называемое «радиоприемник». Милли к сожалению давно исчерпала все свои невеликие знания об окружающем мире и я собравшись духом однажды попросил навестившего мою келью старшего на два года брата.

— Джон. Слушай… Понимаешь, тут такое дело… Моя болезнь очень плохо отразилась на моей голове. Я практически забыл все что было до нее, — я посмотрел на простодушное лицо брата, нисколько не отреагировавшее на мои слова и остававшееся таким же благодушным.

— Подумаешь! Что ты там мог забыть?! В школу мы не ходили, а коровьи хвосты и навоз не такая уж и ценность, чтобы о них помнить. — Его голубые глаза и соломенные вихры выражали вселенский пофигизм и довольство существующим положением.