Артефактор
Шрифт:
Третий.
Стихийники все делали неправильно. Они пытались драться с ним как с роботом, пытались понять, как он действует, и подловить его на этом.
Я отнесся к нему, как к человеку, и делал ставку на обманные движения и финты. ГРОТ реагировал на резкие изменения направлений атаки с небольшой задержкой, и этого каждый раз хватало, чтобы я так или иначе добрался до его головы и нанес новый удар!
— Шесть! — уже вслух считали все студенты вокруг меня.
Несколько раз ГРОТ доставал и меня тоже, но каждый раз он лишь намечал атаку, отбрасывая меня на траву и не развивая успеха. Надо отдать ему должное — в атаке он был чертовски хорош и быстр,
Но так как это не так, я каждый раз вставал и, разыграв очередную обманную комбинацию, снова и снова колотил обухом кусы по медному куполу!
— Двенадцать!
После пятнадцатого удара ГРОТ неожиданно сам пошел на меня, словно разозлился, и два раза подряд я оказался на земле, опрокинутый неожиданными атаками. Подметив эту странность, я поднялся, и мы с големом снова принялись кружиться в странном танце игрушечного боя человека и машины.
— Двадцать!
Голова ГРОТа уже была полностью покрыта вмятинами и выбоинами, настолько глубокими, что одна из них уже перекрыла глаз. ГРОТ был вынужден постоянно держать голову чуть повернутой, чтобы не выпускать меня из поля зрения целого глаза, но и это ему давалось нелегко. Кажется, в голове что-то заклинило, и она больше не могла поворачиваться полными оборотами.
А я только этого и добивался.
— Двадцать восемь!
— Я есть ГРОТ! — внезапно заявил ГРОТ и снова ринулся на меня с кулаками. Его руки так и мелькали в воздухе, как взбесившийся вентилятор, и я мог только отступать назад, чтобы эта мясорубка не перемолола меня в фарш. ГРОТ наступал, оставляя за собой глубокие следы в траве, и это навело меня на мысль. Когда голем наступил снова, я резко, без замаха, метнул кусу. Крутнувшись в воздухе, она попала точно в коленный сустав голема, который даже на вид был хрупким, застряла в нем. ГРОТ остановился, его руки перестали молотить воздух, и он совсем по-человечески нагнулся, глядя на свою поврежденную ногу.
И тогда
— Двадцать девять! — посчитали студенты мой бросок за удар тоже.
А я уже подбежал к голему, выдернул кусу из его колена, и, пользуясь тем, что он все еще согнут в поясе, всадил клинок ему точно в щель между головой и погоном, на котором она держалась!
С тихим звоном клинок кусы переломился пополам…
— Я есть ГРОТ! — заявил голем и разогнулся, отшвыривая меня прочь. Рукоять оружия вылетела из рук, я приземлился на задницу, несколько раз кувыркнулся назад, и наконец затормозил ногами, оставляя за собой глубокие полосы вырванной с корнем травы.
ГРОТ стоял на своем месте и не двигался. Побитый, но не сломленный.
— Что ж, тэр Оникс… — произнесла Литова, подходя ближе. — Бой был несомненно очень зрелищный, но ваши тридцать ударов закончились. Увы, вы проиграли. Бой окончен.
— Разве? — усмехнулся я и поднялся с травы, не сводя взгляда с ГРОТа. — Кажется, я не слышал гонга!
И, подняв руку и пристально глядя на голема, я показал указательным пальцем себе на шею.
Точно в том месте, где у него остался торчать кусок обломанного клинка, застрявший между погоном и головой.
ГРОТ, совершенно как человек, рефлекторно повернул голову, чтобы посмотреть, на что я показываю…
И с протяжным скрежетом обломок клинка свернул ее с погона к чертовой матери!
Глава 24
Избитая полукруглая голова ГРОТа слетела с «плеч», если их можно так назвать, и повисла
на мотке проводов, тянущихся из корпуса. Парочка из них оборвалась и заискрила с неистовым треском. Механический голем тут же замер на месте, будто его пробило столбняком (или, что вернее, словно из него вытащили источник энергии), и свет в глазных прорезях погас.ГРОТ был побежден. Официально.
Повисло напряженное молчание. Никто не мог проронить ни слова. Никто не мог поверить, что это наконец-то произошло.
— Ну так что? — я повернулся к Литовой, выводя ее из ступора. — Я проиграл или все же нет?
— Правила строги и неукоснительны! — Литова недовольно поджала губы. — Вы потратили свои тридцать ударов!
— Верно. — согласился я. — Ровно тридцать, и ни ударом больше. И после того, как я нанес эти тридцать ударов, ГРОТ был повержен. Разве все дело обстоит не так?
— Но вы же!.. Вы же!..
Литова несколько секунд смотрела на меня уничтожающим взглядом, но потом вздохнула и вынужденно признала:
— Ладно, вы правы. Вы действительно не нарушили никаких правил… Хотя я не могу сказать, что я согласна с результатом, просто мне нечего на него возразить!
— Этого вполне достаточно. — улыбнулся я. — Я слыхал, за победу какие-то баллы полагаются?
— И все-то вы знаете, тэр Оникс! — снова подозрительно сощурилась Литова. — И обо всем-то вы в курсе! Внимание, студенты! Впервые за всю историю Урмадана ГРОТ был побежден! Все произошло на ваших глазах, вы сами видели, что правила не были нарушены! Поэтому аплодисменты победителю ГРОТа!
И, подавая пример, Литова первой захлопала в ладоши, хотя ни лице у нее при этом все так же застыло недовольное выражение. Ада, Дима и Паша, повторяя за ней, тоже принялись аплодировать, и их одинокие хлопки в полной тишине звучали очень натянуто и неестественно.
Но потом внезапно к ним присоединился еще кто-то. Я по звуку нашел глазами этого человека, и оказалось, что это… Оля Белова! Воткнув рапиру в землю, она с каменным лицом хлопала в ладоши, глядя при этом куда-то мимо меня.
А потом к ней присоединилась та рыжая, с которой Белова стояла в паре. Глядя мне прямо в глаза и игриво улыбаясь, она аккуратно и неспешно аплодировала, словно боялась превысить какой-то лимит по количеству хлопков в минуту.
А потом захлопал еще кто-то. И еще кто-то. И еще несколько человек…
Через тридцать секунд хлопала вся толпа. Аплодисменты были такими громкими, что впору было появиться Меньшову, решившему, что снова начался какой-то неразрешенный фейерверк!
Дима так и вовсе засунул два пальца в рот и пронзительно засвистел, добавляя хаоса в общее веселье, кто-то радостно закричал, словно это не я, а он победил ГРОТа и получил лишние турнирные очки. Событие, которое только что произошло, было таким важным и невероятным, что вызвало радость у всех, даже у тех, кто был ему просто свидетелем.
Только несколько человек не хлопали мне. Конечно же, это были Хромов и Разумовский с их подпевалами, и еще пара парней, столь же хмурых и недовольных происходящим, как и остальное хулиганье. Они только смотрели на хлопающих с легкой усмешкой и презрением в глазах, словно все вокруг — идиоты, а они одни тут умные.
Спустя две минуты, когда у всех уже руки устали хлопать, и аплодисменты стихли, Литова продолжила:
— А теперь, когда мы покончили с формальностями…
Договорить она не успела — по замку прокатился гулкий удар колокола, возвещающий о конце урока. Его было слышно даже здесь, во дворе, хотя он и не был особенно громким — опять магия помогла.