Артиллерия русской армии (1900-1917 гг.) Том 2
Шрифт:
Конечно, при таких условиях заводское оборудование, которое можно было достать главным образом за границей, и притом в очень ограниченном количестве, перекупалось по бешеным ценам спекулянтами и вырывалось у солидных заводов; точно так же переманивался личный состав, по части которого заводы бедствовали с самого начала войны. Наконец, началась злостная спекуляция с валютой, бороться с чем было очень трудно. Словом, началась бешеная спекуляция на снарядах, в результате которой расплодилась масса мелких, немощных в техническом отношении и просто дутых предприятий, поглощающих с поразительной прожорливостью и с ничтожной производительностью всякого рода оборудование, инструментальную сталь, металлы, топливо, транспорт, рабочие руки и технические силы, а также валюту.
Таким образом, вместо разумного и наиболее продуктивного концентрирования всех средств производства —
Первый толчок к этой спекулятивной горячке был дан самими высшими чинами военного ведомства — тогдашним военным министром и начальником Генерального штаба.
Вот как описывает это в своем показании верховной следственной комиссии бывш. помощник начальника ГАУ [19] :
«9 (22) сентября 1914 г. по приказанию генерала Сухомлинова у него на квартире были собраны представители тех заводов, которые могли бы изготовлять снаряды. Собрание это было довольно случайного характера, так как, получив накануне приказание о вызове представителей, я мог только наскоро по телефону приказать пригласить их из числа тех, которые имели уже заказы. На собрании присутствовал министр торговли и промышленности. Собрание и совещание имело довольно поверхностный характер, причем генерал Сухомлинов предложил для более детального обсуждения вопроса собраться через день у помощника военного министра. Однако во всяком случае на этом собрании из обращения генерала Сухомлинова к заводчикам, да и самого необычного факта подобного совещания, для заводчиков стало ясно, что государство очень нуждается в снарядах. Тут же, насколько помню, было отмечено, что вопрос о цене имеет второстепенное значение.
19
ЦГВИА, архив Верховной следственной комиссии.
11 (24) сентября подобное же совещание состоялось на квартире у генерала Вернандера. На него заводчики явились в большем числе, причем присутствовал и небезызвестный Шпан [20] , впоследствии высланный в Сибирь. В течение целого вечера велось обсуждение вопроса и производился подсчет возможного выхода снарядов в месяц, который, насколько припоминаю, определялся при полном развитии производительности примерно в 500 000 в месяц (вместо требовавшихся уже в то время 1 500 000).
20
Представитель немецких и шведских фирм по поставке станков и механизмов, инструментальной стали, биноклей и пр.
К концу вечера на совещание прибыл и. д. начальника Генерального штаба генерал Беляев с последней телеграммой о требованиях на снаряды, полученной недавно из ставки, и, ознакомившись с результатами подсчетов, стал чуть ли не кричать с пафосом и негодованием на мизерность предполагаемых поставок по сравнению с требованием армии и заявил о критической необходимости получать снарядов втрое больше, какой угодно ценой.
На меня, да, полагаю, и на всех представителей военного министерства, присутствовавших на заседании, это выступление генерала Беляева произвело удручающее впечатление. Я понимал прекрасно к тому же, что несмотря на всю неутешительность определенного на заседании предварительного числа ежемесячной поставки, есть полная надежда ее дальнейшего увеличения, так как было ясно, что в такой короткий срок всех средств исчерпать и выяснить было нельзя. Это мое мнение и нашло себе подтверждение в дальнейшем. Полное раскрытие тайны генералом Беляевым только ухудшило дело, так как окончательно поставило поставщиков в положение хозяев, диктующих условия и цены, не говоря уже о колоссальном значении раскрытия истины в недостатке снарядов и в отношении несомненного повышения цен и в стратегическом отношении.
Вряд ли самый искусный шпион в то время мог оказать такую громадную услугу нашим противникам, обнаружив им истинное положение вещей, как это сделало выступление начальника русского Генерального штаба.
Я не ошибся в моих предположениях.
На другой день после заседания явился ко мне директор Петроградского
металлического завода К. П. Федоров, бледный и взволнованный (к слову сказать, по всем моим впечатлениям один, если только не единственный, из наиболее честных директоров, с которыми мне только приходилось иметь дело).«Я не мог спать всю ночь после вчерашнего заседания, — сказал он мне. — Скажите, неужели у нас такое ужасное положение в армии относительно снарядов?».
Я старался успокоить его, насколько мог, уверяя, что начальник Генерального штаба погорячился и что в настоящее время главным образом хлопочут только о пополнении тех запасов, которые расходуются, и тому подобное.
«Ведь поймите, — продолжал Федоров, — что ведь немедленно после заседания во все концы мира полетели телеграммы о том, что Россия так нуждается в снарядах. Ведь теперь цены на все немедленно возрастут, и мы даже вовсе может быть не купим тех станков и прессов за границей, о покупке которых вчера толковали, так как они будут перекуплены».
Я не имею средств установить, насколько оправдались слова Федорова, но что повышение цен произошло немедленно, с достаточной наглядностью свидетельствует представление в военный совет от 17 сентября, которым были утверждены все предложения на поставку снарядов по исключительно высоким ценам.
С этого времени для ГАУ начался положительно страдальческий период в отношении деятельности по заказам снарядов. Указанные два совещания и дача заказов по несообразно высоким ценам послужили как бы сигналом для повышения цен вообще, а вместе с тем к целому потоку различных предпринимателей, наводнявших ГАУ с многочисленными предложениями на поставку всевозможных предметов, в особенности же на поставку снарядов; но при ближайшем ознакомлении со всеми этими предложениями в огромном большинстве случаев определенно выяснилось прежде всего явное стремление к легкой и скорой наживе, получению значительных авансов, но никак не желание помочь государству. Неоднократно начальник управления рекомендовал мне прекратить вовсе прием всех этих поставщиков, но я понимал, что этим я только вызвал бы протест, жалобы, давления свыше и тому подобные меры, почему в огромном числе случаев имел терпение выслушивать каждого посетителя и затем разъяснять ему несостоятельность или непригодность его предложения; в уважительных же случаях принимал предложения».
Таким образом, вместо того, чтобы взять промышленников и разных спекулянтов в свои руки, военному ведомству пришлось самому попасть в их цепкие лапы и сыпать в их ненасытную и бездонную утробу сотни миллионов народного достояния, получая от них за это лишь ничтожную помощь в деле обороны.
При незнакомстве с делом заготовления предметов артиллерийского снабжения и при отсутствии организаторских способностей у лиц, возглавлявших военное ведомство, последнее оказалось абсолютно беспомощным, чтобы настоять на действительно целесообразном решении вопроса.
Неудивительно поэтому, что трудно было делу изготовления боевого снабжения попасть сразу на верный путь и твердо по нему следовать, раз чуть ли не всякий проходимец мог своим наглым, явно безграмотным предложением; рассчитанным именно на невежество и царившую панику, сбить с толку военное ведомство и заставить его оказать давление на управление, выдающее заказы, в смысле отступления от намеченной программы.
Подобные дела не прекратились и с образованием особого совещания по обороне государства, куда были собраны и наиболее видные представители государственного совета и Государственной думы, и старшие представители всех ведомств.
Среди персонального состава совещания нельзя было указать ни на одно лицо, в полной мере обладавшее данными для того, чтобы действительно во всей глубине разрешить больной вопрос об усилении снабжения нашей армии. Не было и просто крупных людей, основательно знавших нашу военную промышленность и понимавших возможность использования частной промышленности для военных целей, несмотря на то, что в совещании заседал министр торговли и промышленности. И вообще надо сказать, что среди участников всех этих совещаний и их многоголовых комиссий и подкомиссий не нашлось ни одного действительно крупного государственного деятеля с глубоким пониманием истинного положения вещей и с недюжинным организаторским талантом. Все это были люди по преимуществу слова, кафедры и рисовки, привыкшие по каждому вопросу прежде всею «говорить» и говорить много, красиво, «с надрывом», причем каждый из них считал, что если он «хорошо сказал» и произвел на слушателей ожидаемое «впечатление», то он свое дело сделал, — и глядел победителем. Каковы же будут дальнейшие результаты его говорения — это его мало озабочивало.