Артист

— Сволочь, — тихо сказал Свирский, чтобы соседи по палате не услышали. — Раздавить, как вошь.

Ему мерещились камера в Крестах, тюремная баланда и полосатый костюм — в таких он снимал выдуманных арестантов. Все попытки разжалобить следователя провалились, не помог ни гипс на ноге, ни выдуманный приступ грудной жабы, ни показания на других членов съёмочной группы. Можейко писал что-то себе корявым почерком, потом сказал, что прокурор, наверное, потребует для Свирского три года с конфискацией по сто шестьдесят девятой статье. И это хорошая новость, потому что по сто шестнадцатой статье режиссёра обязательно бы расстреляли. От этого с ним чуть было не случился настоящий приступ.

Буквально через несколько минут после следователя в палату заглянул Гриша Розанов, он помахал перед начальством бумагами, протянул самопишущую ручку и попросил расписаться. Вёл себя помощник дерзко и вызывающе, о здоровье не спросил, а получив подписи, тут же встал со стула.

Свирский горько вздохнул, стоило его положению пошатнуться, и все, кто раньше перед ним стелился, теперь отыгрывались как могли.

— Матвей Лукич нашёлся, — сказал он как бы между прочим.

Гриша, уже сделавший два шага к двери, остановился.

— Вот как?

— Сейчас в камере сидит, кляузы на меня строчит, — пожаловался Свирский, — ты ведь знаешь, я никогда и ни за что, оговорить каждый может. Так если тебя вызовут, ты уж скажи, что я все силы отдавал кинематографу, жизнь свою на алтарь искусства положил. А уж на фильм всё до копейки, себя обделял, всё в работу.

— Да, конечно, — рассеяно сказал Розанов, и вышел, уронив ручку.

Он спустился по лестнице в вестибюль, вышел на улицу, и увидев палатку с пивом, устремился к ней. Накрапывал дождь, по-осеннему похолодало, и очереди возле палатки не наблюдалось. Гриша взял кружку пива, наклонился поближе к артельщику, положил три рубля.

— Водка есть?

Тот воровато огляделся, забрал кружку, отлил из неё треть, и добавил из бутылки, припрятанной под прилавком. Розанов благодарно кивнул, уселся на скамейку неподалёку, сделал большой глоток. И тут же поперхнулся, потому что кто-то плюхнулся на скамью рядом с ним и треснул по плечу.

— Здорово, Григорий, — статист, подменявший Охлопкова, возник словно из ниоткуда, — вечера решил не дожидаться?

— Это не ваше дело, товарищ.

— Ну да, — Сергей отобрал у Розанова кружку, понюхал. — Пиво без водки — деньги на ветер. Про Парасюка слышал?

— А что Парасюк? — с вызовом сказал Гриша.

— Интересную историю рассказывает, во всех подробностях.

— Знаете, история может быть и интересная, — Розанов приподнялся, — только мне это совсем не интересно. Извините, товарищ, я беседовать не расположен.

— А ну сядь, — тихо сказал Травин.

Было в его голосе что-то такое, отчего Гриша подчинился. Он отставил кружку, сложил руки на коленях и уставился взглядом в фонарный столб.

— Сейчас ты допьёшь пиво, и пойдёшь к следователю, он как раз к себе отправился, в здание суда. И там расскажешь, как доску подпиливал, как патроны подменил, как Свирского из окна столкнул. Ну и про всё остальное. Парасюк тебя всё равно сдаст, будь уверен, он мне сам выложил вчера перед тем, как его в ГПУ доставили. Так Матвей Лукич говорит, будто ты всё это затеял, чтобы картину доснять и себе присвоить. А за это ему пообещал деньги, которые он Свирскому должен был отдать, только Парасюк в карты проигрался, и денег этих всё равно нет, а вот ты, выходит, по всем статьям соучастник.

— Никто ничего не докажет, — Розанов всё так же смотрел на столб, чуть раскачиваясь. — Его слово против моего.

— Да, тут ты прав, — Травин вздохнул, — только учти, Гриша, я не следователь, мне доказательства не нужны, если советский суд тебя не покарает, я это сделаю, и наказание будет куда хуже. Ты вот сейчас думаешь, что сбежишь, спрячешься, и всё, сухим из воды выйдешь. Но я тебя всё равно найду, рано или поздно, ты ведь чуть меня не убил. И Малиновскую.

— Это была ошибка, — Гриша повернулся к Травину, умоляюще сложил руки, губы его дрожали, — только Свирский должен был пострадать, никто больше. Доски я сам проверил, они прочно держались, а у маузера обойму поменял на пустую, кто же знал, что патрон в стволе останется. Клянусь, я потом жалел, но исправить уже никак нельзя было.

— Поэтому я с тобой и говорю, а не голову откручиваю.

— Вы бы знали, какой этот Свирский сволочь, — горько сказал помреж. Я ведь тоже хотел снимать, так он устроил, чтобы мне не дали своей работы, чтобы у него на побегушках остался.

— Не повод это, — Травин поднялся со скамейки, — людей убивать. Насчёт следователя ты понял? Поступи правильно, товарищ Розанов, за свои поступки отвечать надо. И плёнки верни, мы все старались, жалко, если пропадут.

Глава 27 + Эпилог

Глава 27.

Воскресная слежка за преследователем закончилась быстро, даже не начавшись. В половине седьмого Травин занял место на скамье неподалёку от Спасского собора, оттуда отлично просматривались и площадь перед церковью, и подъезд здания бывшего кинотеатра, где теперь располагался Терский окротдел ГПУ. Мужчина уселся рядом с Сергеем, положил на доски газету и протянул руку.

— Василий Львович Румпель, — представился он.

Выглядел собеседник точно так же, как на портрете, что нарисовала Кольцова, и имя это Травину было знакомо — так звали помощника ветеринара Завадского.

— Платон Федорович меня прислал, — продолжал Румпель, топорща усики и ничуть не смущаясь того, что разговаривает с незнакомым человеком. — Он у нас, знаете ли, человек подозрительный, просил за вашей знакомой проследить, а теперь вот и вам кое-что передать. Не желаете ли пива выпить?

Пива Травин не пил, а вот от кваса не отказался. В Пятигорске продавали замечательный квас — на местных травах, душистый и плотный. Столики возле лавки, торгующей напитками и закуской, были высокие, без стульев, Румпель облокотился на столешницу, чуть не залезая усами в пышную шапку пены.

— Так что от меня господину Завадскому нужно? — спросил Сергей.

— Во вторник, — Василий Львович смотрел на Травина прямо, не пряча и не тараща глаза, — наша боевая группа пройдёт, так сказать, крещение огнём, и Платон Львович просит вас присмотреть за господином Федотовым. По нашим сведениям, человек он ненадёжный, дела с чекистами имел в недавнем прошлом, как бы чего не вышло. Он там будет не один, с Марией Ильиничной, вот наш предводитель и беспокоится. По вам видно, что не верите. Напрасно, Завадский вам полностью доверяет, не знаю, чем вы его так к себе расположили, и вообще, считайте это первым заданием.

Румпель исчез вслед за пивом, оставив Травина в одиночестве. Пришлось идти в театр вслед за Кольцовой и Бушманом, женщину Сергей поймал только в антракте возле буфета, и рассказал о прошедшем разговоре. Лена обещала всё передать своему новому поклоннику, она купила в буфете бутылку вина, заявила, что на трезвую голову издевательств над Чеховым не выдержит, и ушла обратно в зал, а Травин отправился по своим делам. После утренней беседы с Бушманом, окротдел ГПУ интерес к нему на время потерял, и больше не беспокоил.