Артур Артузов

Артузов согласно кивнул. Выполнять задание предстояло Федичкину, и он имел право задать сколько и какие угодно вопросы, в ответах на которые нуждался для успешного ориентирования при решении поставленной перед ним задачи.

– Охотно отвечу. Должность, которую занимает Энгель–гардт, далеко не прибыльная. Прошло время, когда иностранные разведки щедро платили уже за одно то, что белогвардеец изъявлял желание бороться с советской властью. Теперь они платят «с головы» – от числа завербованных, засланных в нашу страну и что–то сделавших. А таких не очень–то много… Так что кошелек у Энгельгардта сейчас весьма тощ. Чтобы как–то снова существовать, он, родовитый дворянин, должен набивать папиросы для бывшего царского генерала, который содержит табачный ларек на ревель–ском рынке. Вы спросите, почему папиросы? В Прибалтике проживает много русских эмигрантов. Сигареты у них не в чести, привыкли к папиросам с длинными мундштуками.

– Значит, ни респектабельного положения, ни состояния у него нет?

– И в помине… Но он убежден, что это просто черная полоса его неудач, что его время еще вернется. Во имя этого и старается, копит наступательную энергию. Ему нужна власть, чтобы из нее извлечь деньги. Это его убеждение, да и надежда тоже.

Артузов чувствовал, что Федичкин слушает его внимательно, но еще не удовлетворен услышанным. Артур Хрис–тианович понимал его. Потому и предупредил вопрос:

– Я вижу, вам пока не ясно главное – как дискредитировать Энгельгардта убедительнейшим образом, если не удастся склонить его к капитуляции?

– Вот именно…

– Обстановка диктует способ, – ответил Артузов. – Важно уяснить ее. РОВС на последнем издыхании. В нем уже нет ничего самостоятельного. И «николаевцы», и «ки–рилловцы» изжили себя. Они целиком и полностью перешли в услужение к империалистическим разведкам, откровенно ищут, кому бы выгоднее продать себя. Политический климат в Европе меняется, фашизм становится главным орудием империализма в борьбе с нами и рабочим движением. Похоже, что магнаты Германии приведут к власти Гитлера. Самые оголтелые круги эмигрантской контрреволюции готовы наклеить на свое белое знамя черную фашистскую свастику. Эти люди способны стать важными винтиками в осведомительном аппарате фашистов, чтобы своей подрывной работой против СССР заслужить доверие своих будущих господ.

Это я говорю вам для того, чтобы вы твердо уяснили, почему мы не должны прекращать борьбу с захиревшим РОВС и его агентурой. Теперь перейдем к тому, как лучше дискредитировать Энгельгардта. Вы придете к нему домой и без всяких обиняков скажете: «Я чекист из Москвы».

Федичкин не выдержал:

– Так прямо в лоб? А где игра, подход исподволь? Эн–гельгардт – стреляный воробей, его простыми силками средь бела дня не поймать.

– Ваша сила – в простоте замысла. Да–да, вам нет никакого смысла скрывать себя, играть в таинственность. Ваши слова: «Я – чекист!» – грянут как гром средь ясного неба. Если он примет ваше предложение, то сделает ошибочный шаг. Вы спросите – какой?

– Донесет руководству РОВС о встрече со мной, – ответил Федичкин.

– И не просто донесет, а постарается еще и доказать свою неподкупность. Какие выдвинет аргументы, гадать не будем. Напуганные «Трестом» и «Синдикатом», ровсовцы наверняка заподозрят, что в Ревеле обозначилось слабое, ненадежное место. Полковник окажется для них сомнительной личностью, разоблаченной ОГПУ. Они станут сомневаться, гадать, а что таится за встречей Энгельгардта с чекистом?

– Понимаю… Полковник будет уверять РОВС в своей преданности ему, верности взятым на себя обязательствам и чем больше жару проявит, тем больше вызовет к себе подозрений.

– Именно! И наша стрела попадет в самое уязвимое место. Они начнут поспешно сокращать круг связей полковника, неизбежно высветят ряд людей и каналов. В итоге мы парализуем деятельность прибалтийского филиала РОВС, выключим Энгельгардта из активной борьбы, а при благоприятном стечении обстоятельств даже вынудим его поработать бесплатно на советскую власть. А теперь, – подытожил разговор Артузов, – поезжайте в Ленинград. Там вы встретитесь с Андреем Павловичем Федоровым. От него узнаете все остальное. Федоров – большой специалист по РОВС, он встречался в Париже с самим Кутеповым…

«На прощанье Артузов пожал мне руку, – вспоминает далее Дмитрий Георгиевич, – и дал еще один дельный совет. Прежде чем сесть на пароход, сказал он, надо навестить проживающую в Ленинграде сестру жены Карла. Кто такой Карл, вам расскажет Андрей Павлович. Намекните ей, что можете передать от нее письмо сестре в Ревель. Это может вам пригодиться в подходе к Энгельгардту».

…Дело в том, что Артузов уже держал на примете в Таллине одну интересную семью, которая прежде проживала в Петербурге. Глава семьи – немец Карл в свое время осел в России, служил в частной торговой немецкой фирме. После революции он выехал с семьей в Эстонию, стал директором крупного промышленного предприятия. Жена его – русская. О самом Карле было известно, что он весьма лояльно относится к СССР, более того, вместе с семьей хотел бы вернуться в Ленинград. От имени Карла родственники его жены, проживающие в Ленинграде, подали прошение официальным органам.

Артузов рассчитывал, что Карл, занимая видное положение в таллинском обществе, знает Энгельгардта или может легко с ним познакомиться, чтобы помочь, в свою очередь, Федичкину, если тот заручится рекомендательным письмом к его жене.

И вот Федичкин в Ленинграде. Первая встреча, конечно, с Андреем Павловичем Федоровым. Он снабдил Дмитрия Георгиевича нужными сведениями о Таллине, подтвердил, что кратчайший путь к знакомству с Энгельгардтом – через Карла и его жену Нинетту. Но к ним так просто не пойдешь. Нужны рекомендации. Федоров дал Федичкину номер телефона их ленинградских родственников. Дмитрий Георгиевич встретился с сестрой Нинетты Мери Федоровной.

«Дверь открыла солидная дама в парадном шелковом платье с кулоном на золотой цепочке, – рассказывал он. – Я представился, сказал, что в Ленинграде проездом и на днях отплываю в Ревель по коммерческим делам. Теперь следовало объяснить хозяйке цель моего визита.

Начал с того, что якобы случайно от проживающих в Ленинграде своих сестер (а они действительно там жили) узнал о ее родственниках в Ревеле. Мол, говорят, будто муж вашей сестры занимает там хорошее положение, вхож в деловые круги. Вот я и хотел посоветоваться: нельзя ли мне по приезде в столицу Эстонии обратиться к нему за помощью по некоторым вопросам?

– Да, да, – оживилась Мери Федоровна. – Карл у нас отличный коммерсант, в деловых кругах у него доброе имя. Знаете, – вздохнула она, – он и Нинетта очень сожалеют, что покинули Россию, и мечтают скорее вернуться домой. Они уже просили разрешения на это».

Карл и Нинетта встретили гостя с некоторой настороженностью. Федичкин вручил им письмо. Прочитав его, супруги дружно заулыбались. Холодок исчез, и Федичкин был приглашен в гостиную. С этого дня он стал, не забывая, конечно, о конспирации, очень часто бывать в их доме. Подружился с хозяином. Карл внимательно следил за тем, что происходит в Советской стране, не переставал удивляться масштабности и грандиозности строительства, мечтал и сам там поработать.

Такие взгляды тогда на Западе разделяли многие прогрессивно мыслящие люди, и не только коммунисты. В ту пору они искренне верили, что в советской России строится новое, светлое будущее, пример для всего человечества. Сегодня их взгляды принято пренебрежительно называть иллюзиями… Действительно, легко решить арифметическую задачку для пятого класса, если заранее заглянуть на последнюю страничку учебника, где напечатаны все ответы. Не будем же бросать камни в давно ушедших из жизни людей за то, что их мечты, стремления и надежды не оправдались, и не по их вине.