Артур-полководец

– Верно решил, – похвалил его Питер. Кожа пахла премерзко, металлические части доспехов давили и кололи. «Сейчас бы легкий защитный костюмчик из СВВ!» – подумал Питер. Наконец он встал в полном облачении и шагнул к одному из жеребцов. Конь был высокий, широкоплечий и явно норовистый. На Питера он злобно косился.

Питер взялся за уздечку, но тут Медраут неловко прокашлялся и поинтересовался:

– Государь, разве мы не сядем каждый на своего коня? «Елки-палки! Вот вляпался! – Питер одарил Медраута грозным взглядом и сделал вид, будто изучает седельную подпругу.

– Девять из десяти всадников – неумехи… – И он подтянул подпругу. – Вот так, доверяй, но проверяй… «А что, – прозвучало убедительно вроде бы, – подумал он. – Вот только правда ли это?» Единственное, что знал Питер о лошадях, так это то, что у них четыре ноги и куча сюрпризов для неопытных наездников в запасе.

– Ладно… Подведи мне, гм-м-м… – Питер протянул руку к другому коню и прищелкнул пальцами.

– Эпонимуса, государь?

– ...Моего коня. Ну?

Медраут схватил громадного Эпонимуса за узду и потащил к Питеру. Боевой коняга поначалу упирался, но потом, учуяв запах хозяина, пошел резвее. А вот жеребец Медраута, как только парень подошел поближе, попытался цапнуть Питера за руку.

Питер принял у Медраута поводья, заглянул Эпонимусу в глаза, дабы проникнуть в самую глубину его лошадиной души – именно так ему советовала поступать одна подружка, увлекавшаяся верховой ездой, вот только Питер никак не мог понять, зачем это нужно. Жеребец довольно тупо пялился на него и явно признавал в нем хозяина. Медраут сунул копья и топорик в прорези на седле Эпонимуса.

Питер понимал, что ни капли не соображает в том, как сражаться, сидя верхом на лошади. Он в отчаянии воззвал к потаенной части своего сознания, в надежде, что ему удастся на время выпустить Ланселота из ментальной темницы и дать ему напомнить телу знакомые навыки.

Он только чуть-чуть прикоснулся к Ланселоту, как тут же был вознагражден: он увидел Ланселота верхом на Эпонимусе, копье в правой руке, щит – в левой, принц пришпоривает своего боевого коня… Питер поспешно залатал прореху в сознании, дабы Ланселот, не дай Бог, не вырвался наружу весь целиком.

Он обошел Эпонимуса слева, вызывая в голове образы собирающегося оседлать коня Ланселота, – но не резко, а постепенно, чтобы варвар не выскочил. Работенка оказалась опасная: Питеру казалось, что стоит ему хоть немного прошляпить – и прости-прощай Смит, владеть его сознанием будет Ланселот, а ему самому придется смириться с подчиненным положением.

«Смогу ли я тогда вернуться домой?» – гадал Питер. Если его сознание не будет принадлежать ему, сумеет ли он наладить контакт со своим миром? Или ему суждено тогда вечно томиться в Темных Веках?

Неожиданно Питер обнаружил, что в сбруе Эпонимуса отсутствуют стремена. Да и само седло совсем не напоминало ни английское, ни ковбойское, времен освоения Дикого Запада. По бокам торчали выступы – и получалось, что сидеть в таком седле надо было, широко расставив ноги. Задняя лука приподнята очень высоко – всадник при езде должен был неизбежно наклоняться слишком сильно вперед.

«Ну ладно, хоть поводья-то есть, и за то спасибо, – мрачно подумал Питер.

– Но забраться-то в седло как?!»

Медраут уже сидел в седле и, волнуясь, ждал Лансе-ло1а. А Питер, балда, не успел подсмотреть, каким образом тот оседлал своего жеребца. Парень сидел чуть ли не на плечах у коня, ноги оттянуты назад и закреплены за «закрылками» седла. Поводья висели, Медраут их не трогал. Он повернул коня влево, потом вправо, не прикасаясь к поводьям, и галопом поскакал по траве. Щит он держал низко.

«Неужели римские полководцы действительно дрались врукопашную?» – Питер, как ни старался, вспомнить не мог. Во всяком случае, Артус мог пройти обучение у римлян, но, похоже, ввел кое-какие новшества: поединки на копьях, сидя верхом на лошадях, к примеру, если верить трепу Медраута. Римляне, как правило, кавалерийские дела оставляли наемникам, варварам-лучникам.

«Проклятие! – в отчаянии думал Питер. – Но иного выхода нет, ничего не поделаешь, придется как-то залезать в это чертово седло!»

Он положил правую руку на круп Эпонимуса, а левой ухватился за переднюю луку седла. Отчетливо представил оседланную лошадь в Сэндхерсте, подпрыгнул, взлетел, расставил ноги…

Эпонимус фыркнул и подался вбок. Питер упал поперек седла – голова с одной стороны, ноги – с другой. Он попытался закинуть ногу, но Эпонимус решил немного погарцевать. Он повернулся трижды по часовой стрелке и чуть не сбросил Питера.

Наконец любимцу Камланна удалось развернуться и перебросить ногу через седло. Эпонимус вяло взбрыкнул, но присмирел, как только Питер закрепил ноги за «закрылками».

Медраут смеялся. Питер глянул на него так, как смотрят сержанты на кадетов во время муштры.

– Прости, мой принц, – извинился Медраут. – Про то, как Эпонимус не любит, когда на него садятся верхом, хотя байки, но я даже не представлял себе, что он вытворяет такое.

– Бывает с ним… – пробормотал Питер.

Затем он старательно воспроизвел посадку Медраута и убедился в том, что в седле с высокой задней лукой сидеть куда менее удобно, чем в обычном, со стременами. Эпонимус мгновенно отреагировал, когда Питер сжал его бока каблуками– стоило нажать с одного бока, как он шел в противоположную сторону.

Медраут поводья в руки не брал, и Питер решил вести себя так же. Питер наклонился вперед – и Эпонимус пустился рысцой. Стоило Питеру немного запрокинуться назад – конь замедлил бег. Без поводьев обе руки у Питера оказались свободными.

Он наклонился, взял щит и закрыл им левое предплечье. Щит оказался меньше, чем предполагал Питер, и вовсе не походил на щиты, описанные в «Айвенго».

Правой рукой Питер сжал рукоять тяжеленного боевого топора и на пробу несколько раз взмахнул им. Из-за этого он чуть было не вылетел из седла. Махать топором вперед оказалось проще простого, но вот обратный взмах давался гораздо тяжелее.

Питер убрал меч и щит на места и развернул коня к Медрауту. Довольно легко он догнал парня и поравнялся с ним. Эпонимус, похоже, отлично понимал, чего хочет хозяин, и отвечал на приказания чуть ли не раньше, чем Питер их давал.

– Государь, – осторожно поинтересовался Медраут, – ты, наверное, немного перебрал вчера?

Спросил он с искренней заботой и сочувствием, без всякой задней мысли.

Питер промолчал и махнул рукой в сторону леса, располагавшегося примерно в полумиле.

– Давай-ка во-он туда, на поляну, сынок. Коней пустили шагом и вот так, не торопясь, добрались до первых деревьев. Медраут немного обогнал Питера и свернул на запад, где по лесу вилась тропка. Еще десять минут – и вот они уже на широкой круглой поляне. В дальнем углу виднелся пустой мраморный фонтан. Каэр Камланна за облетевшими дубами видно не было. Дубы облетели, но их ветви густо увешивали шары омелы. Питер заявил, что место очень даже подходящее.