Арзюри. Книга 2. Данк

Люк распахнулся и в него уже привычно спустилась упаковка с ужином.

— Давай, заберу грязные тарелки… и горшок, — сказал чей-то незнакомый голос. — Ты не отчаивайся, я тут слышал, что будут все досконально рассматривать, не формально. Так что если не виновен, то это выяснится… Знаешь, не все в лагере верят в твою вину…

«То же мне, утешитель выискался», — раздраженно подумал Вадим, заставляя себя подняться и упаковать грязную утварь.

Позже тот же парень принес уже чистый горшок. Пленник, наконец, остался один, бессильно рухнув на постель. Таким его и застал Хурот несколькими часами спустя.

— Я знаю, что мы не слишком сдружились, парень, наверное трудно мне после Ваади к тебе привыкнуть. Ты же совсем другой, — сказал он, спустившись в подвал по веревочной лестнице. — Давай, поднимайся. Теперь я твой защитник… адвокат… Можешь рассказать мне как все было, а я попробую смягчить наказание.

— Какое наказание? Я ни в чем не виновен! — хрипло буркнул Вадим, не поднимаясь.

— Ну, тем лучше. Как адвокату, ты можешь рассказать мне все, что помнишь. И я постараюсь вытащить тебя из этого дерьма.

На лице Хурота появилась та же самая скептическая улыбка, которая так не понравилась Вадиму при их первой встрече.

— Ты — юрист?

— Нет. Здесь вообще нет ни одного юриста. Разве что лентяй Говард, но он отказался, сказав, что никогда не выступал в роли адвоката.

— А у тебя, конечно, есть адвокатский опыт, — со злой иронией фыркнул Вадим.

— Нет. Такого опыта нет. Мне предложили выступить адвокатом, поскольку я курирую школу и привык к организационной работе. Тебя что-то не устраивает?

— Все. Вся эта ерунда меня не устраивает. Ни ты, ни суд, ни обвинения. Можешь сказать им, что мне не нужен защитник. И вообще от них ничего не нужно. Если они всерьез думают, что я мог все это совершить… У них просто отсутствует мозг. А тут уж никакой адвокат не поможет…

Вадим отвернулся к стене, свернулся калачиком и закрылся пледом с головой. На речи и уговоры Хурота он больше не реагировал и тот, в конце концов, ушел.

— Встать, суд идет!

Людей в зале сегодня было меньше. Неудивительно, ведь работы, нужные для колонии, никто не отменял.

— Присяжные в сборе? Объявляю заседание открытым. По просьбе обвиняемого ему предоставлен адвокат. Сегодня мы заслушаем свидетелей по делу…

Вадиму не было никакого дела до этого фарса. Один за другим выходили какие-то люди, знакомые и не очень. Рассказывали, как их удивила реакция подозреваемого на предложение Хурота вести уроки. О том, как ночью встретили неадекватного обвиняемого в кустах. О том, как он опоздал на пять минут на свою первую лекцию и тянул с ее началом, представляясь больным до тех пор, пока не стало известно о разгроме часовой мастерской.

Хурот разыгрывал из себя адвоката из дешевого детектива, задавая вопросы свидетелям. Замечания, которые отпускала Этель сторонам, лишь затягивали дело. К утру добрались лишь до времени обнаружения акта вандализма и странной реакции подозреваемого — вместо того, чтобы бежать к месту разбоя, он уселся рядом с детьми.

— Ты утверждаешь, что Вадима не заинтересовало происшествие? — спросил Хурот у очередной свидетельницы. — Подумай, прежде чем ответить. Если его это не заинтересовало, значит он не виновен!

— Господин адвокат, не нужно делать выводы за присяжных! — вмешался Захир.

— А что тут делать? —агрессивно заговорила женщина. — Он словно хотел спрятаться от фактов, укрывшись детьми!

— Уважаемая свидетельница, теперь ты делаешь выводы, — ухмыльнулся Хурот. — Госпожа судья, почему ты не прерываешь ее ?

— Потому что ты не даешь никому вставить слово, — отрезала Этель. — Свидетели не должны делать выводы. Адвокат не должен делать выводы. Мы хотим услышать только факты. Думаю, сегодня все уже слишком устали. Закрываю заседание. Продолжим завтра.

Со стороны казалось, что все это время Вадим просидел, безучастно погрузившись в себя. Он не реагировал на перепалки свидетелей, Хурота и Захира, не удивлялся и не возражал интерпретациям своих поступков, искажающим действительность до абсурда.

На самом деле, ему вдруг пришла в голову отличная идея того, как можно увеличить площадь купола в озере без дополнительных материалов, и он напряженно обдумывал ее, жалея лишь, что на скамье подсудимых у него нет ни бумаги, ни карандаша.

По дороге к узилищу, Вадим попросил конвоиров принести ему большой блокнот или тетрадь с карандашом. Те удивились, но передали их с дежурным.

Он так увлекся своими схемами, что когда люк распахнулся, Вадим не сразу сообразил, что просидел весь день над расчетами. Крошечный столик был завален исчерченными листами из блокнота, часть из них валялась на полу и на его лежанке.

— Эй, Данк, не спишь? Принимай еду! — оторвал его от бумаг незнакомый голос.

Архитектор недоуменно поднял голову к люку:

— А что, уже утро?

— Кому утро, кому вечер. Подкрепись, через час на суд.

— А как ты меня назвал? Я не расслышал, — спросил Вадим, принимая пакет с едой: горшочек с кашей, кувшин с напитком и несколько сухариков.

— Данк. Тебя так в лагере называют, — удивленно ответил дежурный.

— Меня зовут Вадим Потапович Хворост…

— Разве? Прости, не знал. Я прибыл как раз перед чемпионатом. И впервые увидел тебя на награждении. Тебя все называли Данком. Прости, если ошибся. Ешь быстрее, остынет! Народ за тебя тут переживает!

— Попроси, чтоб мне еще блокнот принесли!

Его крик ударился в закрывающийся люк.

— Данк. Надо же, — фыркнул Вадим, принимаясь за еду и просмотр своих схем.

Когда через час люк распахнулся снова, он еще не умывался. Побрызгав в лицо водой, огорчившись, что не успел почистить зубы, и, порадовавшись, что не нужно бриться (у него уже отросла небольшая бородка), Вадим полез наверх.

* * *

В Пещере Вадим увидел Телига, который кинулся к нему и, обняв, сунул в карман блокнот с ручкой.

— Вадим, я рад, что ты записываешь все, что происходит. Здесь что-то не так, я чувствую! Творится непонятное, мне это не нравится, — горячо дыша в ухо, прошептал он. Лысина Телига мелькнула и пропала.