Асино лето

Потом жених так же отказался и от «сундука добра» — сказал, что это тещино. Асе эта песня очень нравилась. В ней было что-то такое настоящее, чего она словами и объяснить не могла. Какая-то старинная печаль и сила. И Ася бы даже слова все выучила и пела бы со всеми, если бы Настя Вигилянская в первый же день не сказала томно:

— Столько песен про Анастасию, я прямо не знаю! Ну, просто через одну! Про Настю да про Настю!

Но сейчас, на берегу, в сумерках, Ася подумала, что ну ее, эту Вигилянскую, песня-то здесь при чем? И стала подпевать:

Вывели ему, Ой, вывели ему, Вывели ему Свет Настасьюшку. «Это вот мое, Ой, это вот мое, Это вот моя Верносуженая». И пошли они, Ой, и пошли они, И пошли они, Взявшись за руки…

Хорошо было. И от теплого вечера, и от песни, и от горького запаха белых цветов. И девочки все такие свои, такие родные, а все, что вначале было, то когда это было! Варя Жилова стояла в хороводе напротив Аси и улыбалась. Сегодня утром Варя тоже пришла в сад помогать. Ее Сашенька привела. И когда отдыхали под яблоней, Варя вдруг сказала:

— Знаете, а я загадала: вот расчистим сад, и Кукумбер поправится.

— Он и так поправится, — хмуро сказал Азат, — и хватит его уже Кукумбером называть!

— Чего ты кричишь? — удивилась Сашенька и сжала Варину руку. Потом они потихоньку вернули на место ведра и тяпку с лопатой. Собаки Михалыча завиляли хвостами, увидев Асю, стали ласкаться.

— И как ты их не боишься? — восхитился Кирилл. Тогда Варя, влюбленная в Кирилла, взяла и тоже погладила огромного Боя. Он ткнулся ей в колени. Варя ойкнула и тихонько засмеялась…

Теплый вечер медленно погас, перелился в звездную светлую ночь. Жанна сказала, что пора спускаться к реке. Она раздала девочкам маленькие тонкие свечки, их закрепили на венках, зажгли и спустили венки на воду.

— А если кто из ребят венок поймает, тот и суженый твой.

Все разом притихли, и стало очень торжественно. Ася зашла в воду по колено, подальше от всех, даже закатанные джинсы намокли. Вода была медленная, мягкая, теплая. Она подхватила Асин венок, вынесла на стремнину, закрутила и понесла. Огоньки свечек дрожали. Самих венков уже не было видно, только эти неяркие огоньки. Девочки молча смотрели им вслед. «Это вот мое, ой, это вот мое…» — звучало у Аси в голове.

А когда выбрались на берег, Жанна их обрадовала:

— А костер на острове — наш. Там нас мальчики с Жорой дожидаются.

— Ура!

И ивано-купальское настроение разбилось, рассыпалось.

— Ты чего такая грустная? — спросила Асю Маша Скрябинская.

— Думаю, — честно призналась Ася. Она, и правда, думала, когда в лес сбежать: сейчас или от костра. «Ладно, перейдем на остров, а там видно будет».

Только перешли на остров, как Мартыш заскакал вокруг них:

— А мы ваши венки поймали! Все почти выловили! Чей, чей это у меня венок? У кого тут ленточка синяя с белым?

— Отдай! — подскочила Настя Вигилянская. — Отдай, уродина!

Она вырвала венок из цепких Мартышевых рук и разорвала его в клочья. Ей! Насте Вигилянской! Мартыша! В суженые?!

— Все это ерунда, — усмехнулась Наташка Ястрова. — Чему ты веришь?

А на берегу разбивались сердца. Артемка Бельц поймал Машин венок и, бледнея, краснея, отдал ей. Аленка и Полина Болотова, страшно влюбленные в него, чуть не разрыдались. Гошка Конаков выловил Жаннин, и та взлохматила ему волосы, засмеялась и стала называть женихом. Данил Брен прочно подрался с Вовкой Захаровым за Каринин венок, а Саша Лазарева, безнадежно влюбленная в Жору, начала стремительно расплетать косу: Жора поймал ее венок! Это судьба! Судьба! Кирилл Евсеев выловил Варин венок, теперь она от счастья с ума сойдет.

«Перевлюблялись все», — подумала Ася и отвернулась к реке, которая уносила ее и Наташкин венки куда-то далеко, к другим берегам. И показалось Асе, что запела флейта, томительно и нежно. Может, это молодой синеглазый Леший сидит на ветке ивы и играет на своей деревянной дудочке? Сева рассказывал, что он прекрасный музыкант. А может быть, это сам Иван Купала зовет девушек купаться? Оттолкнуться бы сейчас от земли ногой и полететь за своим венком к далеким клеверным берегам, синим Лешевым глазам и тихой его музыке…

— Ася!

— Ася!

— Прасковья витает в облаках!

На плечо опустился Горыныч. Из травы смотрели на нее Сева и Еж, с ивы слетели Манюня и Маруся. У всех пятерых на головах были венки из каких-то невиданных, ярких цветов.

— Где твой венок? — сдвинул брови Еж.

— Уплыл, — мечтательно отозвалась Ася.

— Без венка никак нельзя. Иван Купала в лес не пустит.

— А если пустит — нечисть растерзает.

— Под землю утащит…

— Служить себе заставит…

— Да хватит вам ее пугать, — сказал Сева, — лучше венок сплетите.

Маруся и Манюня взмахнули руками, из воздуха вытянули красные и синие, с золотой сердцевиной, цветы и в одну секунду сплели для Аси венок.

— Красота! — оценил Еж.

— Надо торопиться, — сказал Горыныч, — скоро полночь, как бы не пропустить.

— Идите, идите, — сказала Манюня, — а мы ребят усыпим.

— Как это — «усыпим»?! — испугалась Ася.

— На минуточку, чтобы ты могла уйти незаметно.

Манюня с Марусей улыбнулись друг другу и взлетели над костром. Огонь взметнулся в небо, выпустил яркие искры. Они сложились в оранжевую светящуюся сетку, которая стала опускаться на землю, и едва коснулась ребячьих макушек, как сами собой потяжелели веки, начали слипаться глаза, а лица стали тихие и красивые. Немножко жалко было уходить от костра и отряда, но Ася оттолкнулась и взлетела.

— Манюня и Маруся настоящие волшебницы, — сказала она, застегивая на лету карман куртки, куда спрятались Сева и Еж.

— Конечно, — согласился Горыныч.

Глава 16

Странный это был полет, совсем не похожий на другие полеты этого лета. Внизу несся темный лес, очерченный серой полосой дороги, вверху — россыпи звезд, больших и ярких, а где-то там, далеко, все звенела и звенела флейта синеглазого Лешего, да горел огонек уплывшего венка. На этот огонек Ася и летела. Тревожно ей было. Наконец, Горыныч дал знак, что пора спускаться. Ася плавно спустилась к лесу. Она приземлилась на просеке недалеко от Дачного поселка, выпустила из кармана Ежа и Севу.

— Асе грустно, — сказал Сева. Ася хотела возразить, что ей не грустно, а как-то тихо, но не стала, только тряхнула золотистой стриженой головой и спросила:

— А что, цветок папоротника в каждом лесу расцветает?

— Что ты! — рассмеялись гномы. — Цветок папоротника один-единственный на всем белом свете.

— Только корень его всю землю оплетает, так что он каждый год в разных местах прорастает.

— Поэтому люди его так редко и находят.

— А откуда вы знаете, что в этом году он в нашем лесу прорастет? — спросила Ася.