Асканио(изд.1979)
Шрифт:
Внезапно Бенвенуто припомнился один разговор с Асканио. Он предупредил как-то ученика о возможности мести со стороны коварной герцогини. Но Асканио с улыбкой возразил ему: «Госпожа д'Этамп не посмеет причинить мне зла, потому что я могу погубить ее одним словом». На просьбу Челлини объяснить смысл этих слов Асканио заявил: «Открыть вам сейчас тайну, учитель, – значит стать предателем. Подождем того дня, когда она станет для меня единственной защитой».
Бенвенуто понял, что учеником руководит благородное побуждение, и не настаивал. Значит, сейчас необходимо прежде всего увидеть Асканио.
У Бенвенуто Челлини слово никогда не расходилось с
– Я Бенвенуто Челлини.
– Что вам здесь нужно?
– Видеть арестанта, содержащегося в этой тюрьме.
– Имя этого человека?
– Асканио.
– Асканио находится в одиночном заключении и не имеет права на свидание.
– Но почему же в одиночном заключении?
– Его обвиняют в преступлении, караемом смертной казнью.
– Тем более я должен его видеть! – вскричал Бенвенуто.
– Странно вы рассуждаете, сеньор Челлини, – насмешливо произнес человек, скрывавшийся в тени. – В Шатле так рассуждать не принято.
– Кто это насмехается над моими словами? Кто смеет издеваться над моей просьбой? – вспылил Бенвенуто.
– Я, – отвечал тот же голос. – Я, Робер д'Эстурвиль, парижский прево. Каждому свой черед, сеньор Челлини. В каждой игре бывают проигрыши и реванши. Первую партию выиграли вы, вторую – я. Вы незаконно отняли у меня замок, я законно арестовал вашего ученика. Вы не пожелали вернуть мне замок и потому будьте покойны: я не верну вам Асканио. Но ведь вы, господин Челлини, так предприимчивы и отважны, у вас целая армия преданных друзей! Смелей же, храбрый победитель крепостей! Смелей, ловкий стенолаз! Смелей, вышибатель дверей! Вперед на Шатле! Желаю успеха!
И вслед за этими словами окошко захлопнулось.
Бенвенуто взревел от бешенства и бросился на массивные ворота; но сколько он в них ни ломился, яростно работая кулаками и ногами, ворота не подались.
– Смелей, смелей же, приятель! Так их! Лупи хорошенько! – кричал стоявший за воротами прево. – Но предупреждаю: вы ничего не добьетесь, только шуму наделаете. Ну, а если уж слишком расшумитесь, вас могут схватить дозорные. Это вам не Нельский замок. Шатле – собственность Франциска Первого. И мы еще посмотрим, кто здесь сильней – вы или его величество французский король!
Бенвенуто огляделся и увидел валявшуюся на набережной каменную тумбу, которую вряд ли могли бы поднять даже двое. Он, не колеблясь, подбежал к ней и взвалил себе на плечо, словно это был обыкновенный булыжник. Но, сделав несколько шагов, художник подумал, что, даже проломив ворота, он окажется лицом к лицу с тюремной стражей, которая схватит его и засадит в тюрьму. Кто же освободит тогда Асканио? При этой мысли Бенвенуто бросил тумбу, которая была так тяжела, что на несколько дюймов ушла в землю.
Очевидно, прево наблюдал эту сцену через «глазок» в двери, ибо до слуха Бенвенуто донесся новый взрыв смеха. Убегая от соблазна размозжить себе голову о проклятые ворота, Бенвенуто опрометью бросился прочь от тюрьмы.
Он направился прямо ко дворцу д'Этамп.
Не все еще потеряно, если удастся повидать Коломбу. Ведь в пылу любовных излияний Асканио мог доверить невесте тайну, которую не решился открыть учителю.
Сначала все было хорошо: ворота дворца оказались открытыми. Бенвенуто пересек двор и вошел в переднюю, где стоял огромного роста
слуга в расшитом золотом мундире – настоящий великан, четырех футов в плечах и шести футов ростом.– Кто вы такой? – спросил он Челлини, смерив его взглядом с ног до головы.
При других обстоятельствах Бенвенуто ответил бы на этот оскорбительный взгляд какой-нибудь дерзкой выходкой, но дело шло о свидании с Коломбой, дело шло о спасении Асканио, и он сдержался.
– Я Бенвенуто Челлини, флорентийский мастер, – проговорил он.
– Что вам угодно?
– Видеть мадемуазель Коломбу.
– Мадемуазель Коломбу видеть нельзя.
– Почему?
– Потому что ее отец, мессер д'Эстурвиль, парижский прево, поручил дочь попечению герцогини д'Этамп и просил строго присматривать за ней.
– Но ведь я ее друг.
– Тем более; от этого вы кажетесь еще подозрительнее.
– А я говорю, мне необходимо ее видеть! – воскликнул Бенвенуто, начинавший горячиться.
– А я говорю, что вы ее не увидите.
– Нельзя ли, по крайней мере, видеть герцогиню?
– Нельзя.
– Но ведь она моя заказчица!
– Она никого не принимает.
– Значит, меня попросту не велено пускать!
– Вот именно, в самую точку попали.
– А знаешь ли ты, дружок, что я за человек? – вскричал Челлини, разражаясь своим жутким смехом, который всегда предшествовал у него приступу ярости. – Знаешь ли ты, что я вхожу именно туда, куда меня не пускают?
– Как же это? Сделайте милость, расскажите.
– Ну, если, например, у дверей стоит такой олух, как ты…
– Так, так! – подзадоривал слуга.
– …я опрокидываю олуха и вышибаю дверь, – закончил Бенвенуто, тут же приступая к делу: сильным ударом кулака он отбросил несчастного лакея шага на четыре и ногой толкнул дверь.
– Караул! – завопил слуга.
Но ему незачем было кричать: едва Бенвенуто вышел из передней, как оказался лицом к лицу с полдюжиной лакеев, которые будто специально поджидали его.
Золотых дел мастер тотчас же догадался, что герцогиня узнала о его возвращении и приняла нужные меры предосторожности.
При других обстоятельствах Бенвенуто, имевший при себе шпагу и кинжал, набросился бы на всю эту челядь и расправился бы с нею, но поступить так во дворце королевской фаворитки было рискованно и могло повлечь за собой ужасные последствия. И вот вторично, вопреки своему обыкновению, Бенвенуто подавил гнев, вложил в ножны уже обнаженную шпагу и повернул обратно, останавливаясь на каждом шагу, как лев, отступающий после битвы. Он медленно вышел из вестибюля, пересек двор и, очутившись на улице, направился в Лувр, уверенный, что король примет его в любое время.
Бенвенуто шел размеренным шагом и казался спокойным, но это спокойствие было кажущимся; на лбу у него выступили крупные капли пота, а в душе кипела мрачная злоба, мучившая его тем сильнее, чем решительнее он старался ее побороть. Ничто не было так противно его деятельной натуре, как пассивное ожидание; ничто так не выводит из себя, как пустяковое препятствие, вроде запертой двери или отказа наглого слуги. Сильные люди, умеющие владеть собой, приходят в полное отчаяние, когда перед ними встает какая-нибудь непреодолимая вещественная преграда. Бенвенуто отдал бы сейчас десять лет жизни, лишь бы сорвать на ком-нибудь свой гнев. Время от времени он поднимал голову и вперял в прохожих сверкающий взгляд, как бы желая сказать: «А ну-ка, есть среди вас несчастный, которому надоела жизнь? Я охотно помогу ему убраться на тот свет».