Аскетика. Том I

О многих мучениках сказывают, что на тот день, в который ожидали они приять венец мученичества, если предузнавали о сем или по откровению или по извещению от кого-либо из друзей своих, ничего не вкушали всю ночь, но с вечера до утра стояли бодрственно на молитве, славя Бога в псалмах, пениях и песнях духовных, с веселием и радованиями ожидали того часа, как иные уготовившиеся на брак, чтобы в посте сретить меч. Посему и мы, призванные к невидимому мученичеству, чтобы приять венцы святыни, будем трезвиться, и врагам нашим да не будет дано знака отречения ни одним членом, ни одною частью нашего тела.

Вопрос. Почему нередко иные, и даже многие, имея, может быть, и дела сии, не чувствуют тишины, и успокоения страстей, и мира помыслов?

Ответ. Страсти, сокровенные в душе, не исправляются, брат, телесными только трудами; они не удерживают и помыслов о том, что пробуждается всегда чувствами. Труды сии охраняют человека от пожеланий, чтобы не был ими препобеждаем, и от демонского обольщения, но не доставляют душе мира и тишины. Ибо дела и труды тогда доставляют душе бесстрастие, умерщвляют уды, яже на земли (Кол. 3, 5), и даруют упокоение помыслов, когда приобщимся безмолвия, когда во внешних чувствах прекратится смятение, и несколько времени пребудут они в делании премудрости. А пока человек не лишится возможности быть в сообществе с людьми, и членов своих и себя самого от развлечения помыслов не соберет сам в себя, до тех пор не возможет узнать страсти своей.

Безмолвие, как сказал святой Василий, есть начало очищения души. Ибо, когда во внешних членах прекратится внешний мятеж и попечение о внешнем, тогда ум от внешних попечений и парения возвращается в себя, и упокоевается в себе, а сердце пробуждается к исследованию внутренних душевных мыслей. И если человек хорошо устоит в этом, то приходит он понемногу в состояние шествовать к душевной чистоте.

Вопрос. Не может ли душа очиститься и во время пребывания вне двери (келлии)?

Ответ. Если дерево ежедневно поливается, то засыхает ли когда корень его? Убывает ли когда в сосуде, в который ежедневно прибавляют? И если чистота не иное что есть, как удаление от жизни свободной и оставление этой привычки, то как и когда пожелает очиститься душою своею тот, кто деятельно, сам собою или другими, посредством чувств, обновляет в себе памятование старой привычки, т. е. познание вновь порока? Когда может очиститься душою своею от этого или освободиться от внешних противодействий, чтобы хоть увидеть себя? Если сердце ежедневно оскверняется, то когда оно очищается от скверны? Не в силах он противостать действию внешней силы, не тем ли паче не может очистить сердца, когда стоит среди воинского стана, и ежедневно ждет слышать частые вести о брани? И как осмелится он возвестить мир душе своей? Если же удалится от сего, то может понемногу прекращать сперва внутренние волнения. Пока река не преграждена вверху, не иссякают воды ее внизу. Когда же приидет человек в безмолвие, тогда душа может различать страсти и разумно изведывать свою мудрость. Тогда и внутренний человек пробуждается на духовное дело, и день ото дня более ощущает сокровенную мудрость, цветущую в душе его.

Вопрос. Какие точные указания и близкие признаки, по которым человек ощущает, что начал он видеть в себе плод, сокрытый в душе?

Ответ. Когда сподобится кто благодати многих слез, проливаемых без понуждения, потому что слезы положены уму как бы некиим пределом между телесным и духовным, между состоянием страстным и чистотою. Пока не приимет человек сего дарования, совершается дело его еще во внешнем только человеке, и еще вовсе не ощутил он действенности тайн духовного человека. Ибо, когда человек начнет оставлять телесное настоящего века, и оказывается переступившим сей предел того, что находится в естестве, тогда скоро достигает сей благодати слез. И слезы сии начинаются от первой обители сокровенного жития, и возводят человека к совершенству любви Божией. И чем далее преуспевает он, тем более обогащается сею благодатью, пока от продолжительного излияния слез не начнет пить их и в пище своей, и в питии своем.

И это точный признак, что ум исшел из мира сего и ощутил оный духовный мир. Но в какой мере человек умом своим приближается к сему миру, в такой же мере умаляются слезы сии. И когда ум совершенно бывает в сем мире, тогда совершенно лишается он сих слез. И это есть признак, что человек погребен в страстях.

О различии слез

Бывают слезы сожигающие, и бывают слезы утучняющие. Посему, все те слезы, которые исходят из сущности сердца от сокрушения о грехах, иссушают и сожигают тело; а нередко и самое владычественное в душе, во время излияния слез, ощущает от них вред. И сперва человек по принуждению вступает на эту степень слез, и ими отверзается ему дверь войти на вторую ступень, лучшую первой; и это есть страна радости, в которой человек приемлет милость. Это уже слезы, проливаемые по благоразумию: они и украшают, и утучняют тело, и исходят непринужденно сами собою; и не только, как сказано, утучняют тело человеческое, но и вид человека изменяется. Ибо сказано: сердцу веселящуся, лице цветет: в печалех же сущу, сетует (Притч. 15, 13).

Вопрос. Что значит воскресение души, о котором говорит апостол: аще воскреснусте со Христом (Кол. 3, 1)?

Ответ. Апостол, сказав: Бог, рекий из тмы свету возсияти, Иже возсия, в сердцах наших (2 Кор. 4, 6), показал, что воскресением души должно называть исшествие из ветхости, именно, чтобы произошел новый человек, в котором нет ничего от ветхого человека, по сказанному: и дам им сердце ново, и дух нов (Иез. 36, 26). Ибо тогда воображается в нас Христос Духом премудрости и откровения познания Его.

Вопрос. В чем состоит (говоря кратко) сила делания безмолвия?

Ответ. Безмолвие умерщвляет внешние чувства и воскрешает внутренние движения. А занятие внешним производит противное тому: возбуждает внешние чувства, и умерщвляет внутренние движения.

Вопрос. Что бывает причиною видений и откровений: ибо иные имеют видения, а иные трудятся больше их, однако же видение не действует в них столько?

Ответ. Причин сему много. Одни из них — домостроительственные, имеют целью общую пользу, другие же — утешение, дерзновение и научение немощных. И во-первых, все сие устрояется по милости Божией к людям; большею же частью устрояется сие ради троякого рода людей, — или ради людей простых и крайне незлобивых, или ради некоторых совершенных и святых, или ради тех, которые имеют пламенную ревность Божию, отреклись и совершенно отрешились от мира, удалились от сожительства с людьми, оставив все, не ожидая никакой помощи от видимого, пошли вослед Богу. На них-то нападает боязнь вследствие их уединения, или окружает их опасность смертная от голода, от болезни, или от какого-нибудь обстоятельства, и от скорби, так что приближаются они к отчаянию. Посему, если таковым бывают утешения, а тем, которые превосходят их трудами, не бывает, то первая сему причина — непорочность и порочность, и именно совести. Вторая же причина, наверное, есть следующая: как скоро имеет кто человеческое утешение или утешение чем-либо видимым, то не бывает ему подобных утешений, разве по некоему домостроительству, ради общей пользы. У нас же слово об отшельниках; и свидетель сказанному один из отцов, который молился об утешении, и услышал: «Достаточно для тебя утешения человеческого и беседы с людьми». И другой некто, подобно сему, когда был в отшельничестве, и вел жизнь отшельническую, ежечасно услаждался благодатным утешением; а когда сблизился с миром, взыскал по обычаю утешения — и не обрел, и молил Бога открыть ему причину, говоря: «Не ради ли епископства, Господи, отступила от меня благодать?» И ему сказано: «Нет, — но потому, что Бог промышляет о живущих в пустыне, и их удостоивает таких утешений». Ибо невозможно, чтобы кто-либо из людей имел видимое утешение, а вместе приял и невидимое от благодати, Божественное и таинственное, разве по какому-нибудь, упомянутому выше, сокровенному домостроительству, которое известно в подобных случаях одному Домостроительствующему.

Вопрос. Одно ли и то же — видение и откровение или нет?

Ответ. Нет. Они различны между собой. Откровением часто называется то и другое. Ибо, так как обнаруживается сокровенное, то всякое видение называется откровением. Откровение же видением не называется. Слово — откровение большею частью употребляется о познаваемом, о том, что умом испытуется и уразумевается. Видение же бывает всякими способами, напр., в изображениях и образах, как бывало древле ветхозаветным, в глубоком сне, или в бодрственном состоянии, и иногда со всею точностью, а иногда как бы в призраке и несколько неявственно; почему и сам, имеющий видение, часто не знает, в бодрственном ли состоянии видит он, или в сонном. Можно и через глас слышать о заступлении, а иногда видеть какой-либо образ, иногда же (видеть) яснее, лицом к лицу. И видение, и совместное пребывание, и вопрошение, а с ним и собеседование суть святые силы, видимые достойными и творящие откровение. И таковые видения бывают в местах наиболее пустынных и удаленных от людей, где человек необходимо имеет в них нужду; потому что нет у него иной помощи и утешения от самого места. Откровения же, ощущаемые умом, при чистоте удобоприемлемы, и бывают только совершенным и могущим разуметь.

Вопрос. Если достиг кто сердечной чистоты, что служит ее признаком? И когда познает человек, что сердце его достигло чистоты?

Ответ. Когда всех людей видит кто хорошими и никто не представляется ему нечистым и оскверненным, тогда подлинно чист он сердцем. Ибо, как исполниться слову апостольскому, по которому должно всех равно от искреннего сердца честию больших себе творити (Флм. 2, 3), если человек не достигнет сказанного, что око благое не узрит зла (Авв. 1, 13)?

Вопрос. Что такое чистота? и где предел ее?

Ответ. Чистота есть забвение способов ведения через естество, заимствованных от естества в мире. А чтобы освободиться от них и стать вне их, вот сему предел: прийти человеку в первоначальную простоту и первоначальное незлобие естества своего, и сделаться как бы младенцем, только без младенческих недостатков.

Вопрос. Может ли кто взойти на эту степень?

Ответ. Да. Ибо, вот, иные приходили в меру сию, как и авва Сисой пришел в сию меру так, что спрашивал ученика: «Ел я или не ел?» И другой некто из отцов пришел в таковую простоту и почти в младенческую невинность, почему совершенно забывал все здешнее, так что стал бы и есть до приобщения, если бы не препятствовали ему в этом ученики; и как младенца приводили его ученики к приобщению. Итак, для мира был он младенец, для Бога же — совершен душою.