Ассортир
Шрифт:
– Конечно!
– На самом деле – уже давно, – вздохнул Ганеша. – Только я для себя это постоянно отрицал. И знаешь – почему?
– «Вытеснение»?
– Просто, мне постоянно так не хочется верить, что бесы могут быть такими придурками. Такими подлыми и беспринципными. Неужели нельзя любить и уважать себя настолько сильно, чтобы ничего такого себе не позволять?
– А что мне, по-твоему, надо было гордо умереть с голоду?
– В смысле?
– В коромысле! После того как мать в восемнадцать лет выгнала меня из дома во Врунгеле, я пошла к дядьке в Нахадаки и жила у него на чердаке. Как золушка. Через неделю он устроил меня работать в магазин. Но меня тут же выгнали после первой же проверки документов. Ведь меня как в шесть лет сюда привезли, так ни мать, ни
– Что жил, то зря, – усмехнулся Ганеша.
– А со «Свидетельством о рождении» на работу, оказывается, не берут. Тем более – узбекским. Кто бы мог подумать, да? Приехал к брату отец, так как я ему там уже надоела, поговорил с ним и снял мне комнату в коммуналке. А потом нашел Киру и подселил ко мне. Чтобы мы платили за неё вместе.
– А денег он тебе оставил?
– На квартиру? Нет, конечно. У него их и у самого было уже в обрез. Его бизнес в Хабаровске по продаже хабара из Китая тогда уже почти разорился. Да и ему самому надоела уже эта работа сталкера, постоянно жалуясь мне: «Эта Зона подрывает моё здоровье! Своей фантастической кухней». Отец оставил немного денег на еду, но этого хватило ровно на одну неделю. И тут я стала замечать, что Кира куда-то уходит на ночь, как сталкер, а наутро приходит уже с деньгами. И угощает меня едой. И – перед тем, как уйти. Прощается, словно может уже и не вернуться. И я начала замечать, как «Зона», как я стала для себя называть её род занятий, Киру немного уродует. Каждый день. А когда оплаченный месяц подошел к концу, я позвонила отцу с телефона Киры, но он сказал, что у него начались проблемы со здоровьем. И он уже в больнице. А мать сказала мне, что я ей больше не дочь. И я поняла, что теперь меня снова выгонят на улицу. Ну, я и сказала Кире тогда: «Пошли!» «Куда это пошли?» – не поняла она. Постеснявшись того, чем она занимается. На «Зоне». Ведь это так опасно! Думала, я ещё ничего не понимаю. От отца. «Пошли, покажешь, откуда ты берёшь деньги». Ну, мы вечером к шефу и пошли. И он обучил меня работе «сталкера», – усмехнулась Васаби, – тут же со мной переспав – на пробу. А то мало ли, может быть у меня какой изъян? И я не смогу удовлетворять клиентов. С тех пор я стала сама платить за свою половину комнаты и покупать еду. Ну, и – шмотки, когда был удачный день. И «хабара» было много. Вот так я и стала – Васаби.
– Капец, – вздохнул Ганеша. – И чего вам в Узбекистане не жилось?
– Да меня и не спрашивали. Отец ещё до этого сюда переехал и занялся бизнесом. Торговал тут на рынке. Дядька, его старший брат, помог ему снять торговый павильон. И отец потом сделал вызов мне и матери. А когда переехал от нас в Хабаровск, завел там другую семью, а нас бросил. А денег чтобы вернуться у нас не было. Да и документы для этого надо было делать. Не идти же туда пешком? Далековато.
– А у вас там хоть что-нибудь осталось?
– У меня и у матери до сих пор там по трёхкомнатной квартире, которые наши родственники сдают внаём, чтобы оплачивать за них коммунальные услуги.
– Откуда они у вас? – удивился Ганеша.
– Дед мой купил. Он у нас был богатым. Пока не умер. У него было до прихода советской власти своё имение, или как это у вас тут называется? Короче, несколько деревень. Или ты думаешь, почему отец на мою мать тогда клюнул, на её красоту? Да его привлекли её деньги. А с этими деньгами он и решил сюда податься. И занялся бизнесом. Ведь это было тогда так модно! После развала СССР все бесы стали так одержимы капитализмом, что мечтали играть в миллионеров. Перепродавая «хабар» из-за границы. Не понимая, что метрополия создаст им такие законы, подкупая чиновников, что миллионером из них никто не станет. Кроме специально созданных метрополией олигархов, которые будут для этих ослов «морковками», побуждая тянуть страну к пропасти. За этими «подсадными козлами», что вели остальных козлов на бойню. Периодически устраивая войны между бывшими республиками. Но как мне теперь туда попасть? Без документов.
– Ну, а мать? У неё
документы в порядке?– У неё – да.
– Так чего она тут сидит?
– Это ты у неё спроси, – усмехнулась Васаби. – Говорит, не хочет. Понравилось ей тут.
– И – чем же?
– Там её снова замуж выдадут. За какого-нибудь «урюка», как она говорит. Там всё строго. А у вас тут можно жить с кем хочешь. И – сколько хочешь. Надоел, выгнала. Или сама ушла. И вся любовь! Поэтому-то и я туда не особо рвусь. Ведь меня там тоже тут же выдадут замуж. На всю жизнь! А тут – разгуляй малина!
Ганеша вздохнул и не знал, что ей следует ответить. Такой довольной! Понимая уже, что они сами виновны в том, что с ними произошло. По их же глупости. И – распутству.
– Хоть бери и запрещай вам въезд в Россию, – вздохнул он, – для вашего же блага. Цивилизация вас только портит. Как говорил Остап Бендер: «Дикий народ!» Я думал раньше, когда читал «Двенадцать стульев», что это просто шутка. А оказывается, что Ильф и Петров были не такие уж и дураки.
– Ты хочешь сказать, что мы все такие? – ощетинилась Васаби.
– Да я же пошутил! – засмеялся Ганеша. – Не ясно разве? Если бы я улыбался, пока говорил, то шутка не удалась бы. Не нужно быть такой серьёзной и воспринимать всё всерьёз. Оскар Уайльд ещё век назад написал целый рассказ о том, что серьёзный человек – это повод посмеяться!
– Это не Ильф и Петров дураки, это ты слишком умный! Ну, что, умник, сегодня будем заниматься сексом или сразу же спать ляжем? – спросила она, желая выяснить, насколько сильно он в ней разочаровался.
– А сколько возьмёте? – усмехнулся Ганеша.
– Постоянным клиентам – скидка! – засмеялась Васаби. – Но так как в этом году вы у нас в первый раз, то придётся рассчитываться по-полной!
– Бартер принимаете?
– А у вас есть что предложить?
– Я знаю один приём.
– Что ещё за приём?
– Сходите в ванную. И я вам его покажу.
И когда он ей это показал, она спросила:
– Почему же ты раньше мне этого не делал?
– Я не был в тебе уверен, – признался Ганеша. – Потому что это слишком интимно. Для этого ты должна быть только со мной. Чтобы у тебя оттуда, – кивнул он, – не пахло никем другим. Меня это почему-то очень сильно напрягает. После Юлии. Или ты думала, почему я такой ревнивый? А ведь я подозревал тебя в том, что ты мне изменяешь. То с одним, то с другим. Сама виновата.
– Хорошо, больше не буду. Ради куни, я готова на любые жертвы! – улыбнулась она. – Тем более что ты всё равно запираешь меня на ключ. Ради куни, я теперь готова терпеть и это! Лишь бы ты полностью был во мне уверен. И делал мне это каждый день.
– А какое у тебя настоящее имя? По-узбекски. А то мне уже стало неприятно называть тебя Васаби.
– У меня не самое красивое имя, – вздохнула она. – Хотя, на одном из наших наречий, которое было весьма распространённым в том месте, из которого и произошёл наш род, оно означает «принцесса».
– И как же вас зовут, моя принцесса?
– Ты же говоришь, что ты умный. Догадайся сам.
– Малика?
– Так захотел назвать меня мой богатый и сумасшедший дедушка, постоянно бормотавший о тех нереальных богатствах, которых лишила нас советская власть. Чтобы я постоянно помнила, что я не такая, как все. Холопки. Но после того, как я из-за матери здесь почти полгода провела на «Зоне», меня навсегда теперь зовут Васаби, – глубоко вздохнула Малика. – Я навсегда опозорила свой древний род. Этого уже никогда не вычеркнуть из моей биографии.
– Можно и вычеркнуть, – усмехнулся Ганеша. – Ещё как можно! И если хочешь, я могу легко вернуть тебе твою корону!
– И каким же это образом? – недоверчиво усмехнулась в ней Малика.
– Ты можешь Глубоко Раскаяться в своих грехах.
– Перед тобой? – критически усмехнулась Васаби.
– Не только передо мной, но и – перед всем миром.
– То есть? Выйти на площадь и заорать, что я шалава?
– Или же написать о себе книгу. Как о «сталкере». У нас тут уже давно всё стало гораздо более цивилизованно, чем у вас в ауле. Ты таким образом изживёшь свой горький опыт и начнёшь жить с чистого листа!