Астральный летчик

— Это же… Это же надо как-то отметить!

— Пей, — подвинул ему стакан Алик, — пей.

— Нет. Не в этом дело.

Василий достал из кармана голубую картонку, то ли открытку, то ли перфокарту:

— Вот! Черкни здесь свое имя. Пиши!

— Зачем? — удивился Алик.

— Как — зачем? Это же обычай… Надо бы кровью… Как принято у друзей. Ладно, и так сойдет. Вот! Ручка с красным стержнем. Красным пиши! Пиши!

Алик смотрел на его суету и улыбался:

— Так и написать: «Ты — это я»?

— Нет. Просто распишись. А я рядом! Пиши!

Алик понимал, что он делает что-то не то, но его

повело. И он размашисто подписался на картонке. Фамилия вышла действительно как кровью написанная. Василий поцеловал его в щеку. И аккуратно подписался рядом. Подписался и спрятал картонку в карман.

— Вот теперь, действительно, ты — это я! И нам теперь никуда друг от друга не деться! Никуда!

10 Миллионер

На этом и кончилась их «ностальжи». Обошлась она Василию в пятьсот баксов.

Алик шумно возмущался, убеждал хозяйку Зою, что в 1976 году и денег ни у кого таких не было. Кричал ей: «Побойся Бога!» — и показывал на скромную улыбку Гагарина. А Василий только смеялся его шумным выходкам, а потом достал из потайного, на молнии, кармана косухи плотный бумажник Батыя:

— Вот и денежки мертвеца пригодились!

Досконально рассчитавшись с Заинькой, он ласково

потрепал ее по упругому фланелевому бедру.

Зоя выгнулась по-кошачьи, попросила его заходить еще. Алик ревниво отметил, что Василий бабам нравится. Василий обещал Зое обязательно зайти, когда их отпустят в увольнение.

— Вы что ж, военные? — разочаровалась Зоя.

Василий показал на Алика:

— Заинька, перед тобой сидит АЛ — астральный летчик.

— Космонавт, что ли? — не очень удивилась Зоя.

Василий подмигнул Гагарину на календаре:

— Он покруче. Он, Заинька, летает туда, откуда Юрка не вернулся.

Когда, опять поскользнувшись на мраморной ступеньке и чуть не упав, они выбрались наконец в душную скучную современность, Василий проникновенно сказал Алику:

— Алик, ты жлоб, не ценишь ты родного пепелища и отеческих гробов. С нас еще мало взяли. За такое удовольствие я беру гораздо больше.

— Сколько? — машинально спросил Алик.

— Я беру с человека… Всю его жизнь.

Алику не понравилась его дурацкая шутка. Он уже жалел о своей пьяной сопливой откровенности. «Я — это ты». Ну что между ними общего? Он решил воздействовать, наконец, на Василия хотя бы вульгарным гипнозом. Успокоить его где-нибудь на скамейке и тихо уйти.

Алик остановился и сурово уставился в седой затылок. Василий тут же обернулся, словно его окликнули. Сверкнул на Алика разными глазами. Спросил насмешливо:

— Ну что набычился? Ссать, что ли, хочешь? Идем на рынок, там туалет.

И Алик тупо поплелся за ним.

Василий и Алик толкались по гулкому, как баня, жаркому Андреевскому рынку. Василий выбирал дыню. Дынь еще было совсем мало. А ему хотелось переспелую «колхозницу», какую он ел в Артеке. Наконец нашел.

Потом они сидели на скамеечке. Недалеко от собора. Напротив рынка. Василий постелил газету между ними и на ней полосовал хрустящую дыню выкидным ножиком. Резал на тонкие прозрачные пласты. Как сыр. Причмокивал языком: «Божественно!»

Алик отключился. Он думал о Марине. Думал, за что она могла его заказать? А потом попросила ее спасти.

Василий концом тонкого ножичка очистил дынную пластинку от семечек. Протянул ее Алику:

— А я ведь понял, почему ты сказал…

— Что я сказал?

Василий громко щелкнул выкидным ножичком. Раз. И другой.

— Я понял, почему «ты — это я».

— Почему? — Алик откусил прозрачный ломтик.

И опять ножичек. Раз. И другой.

— Ты тоже Марину любишь.

— А разве ты ее любишь? — удивился Алик. — Ты же Светку любишь. Светлану Филипповну. С Мариной ты ей отомстил…

— Психолог, — лениво протянул Василий, — я Светке по-другому отомстил.

— Как?

— Я взял с нее все, что с меня взяли по конфискации. За машину, за две квартиры и домик у моря. Ну разве это месть? Я взял только то, что у меня взяли. Из-за нее. Это она считает, что это месть. Я так не считаю. Перед ней моя совесть чиста. Ну разве не так, Алик? Дурацкое у тебя прозвище. Как у какого-то бомжа. Я тебя буду звать по инструкции — АЛ. Красиво и загадочно. АЛ. Договорились?

Алик представил, какую уйму денег пришлось отсчитать несчастному профессору. Вспомнил, как, гремя браслетами, заламывала руки Светлана Филипповна: «У меня ничего нет!»

— Ты же их разорил, Вася!

— Пожалел их? Да? Пожалел? Не волнуйся. Осталось у них на приданое Марине, осталось. Адмиральшу не проведешь. Айрон леди!

Алик пропустил мимо ушей про приданое.

— Как тебе удалось столько денег с них взять?

Василий прищурил серый глаз. Черным уставился на

Алика:

— А сколько? Подсчитал уже в уме? Много, правда? Тем более доллар тогда копейки стоил. Шестьдесят две, что ли, копейки. Совсем ерунду. А Григорий Аркадьевич все мое состояние в доллары перевел. Солидное состояние образовалось!

Алик выплюнул влажную семечку:

— А при чем здесь Георгий Аркадьевич?

— Так это же все он. Все он. — Василий привалился к Алику плечом. — Я бы сам ни за что. Я бы сам по-другому.

— Георгий Аркадьевич опять тебя нашел?

— Я сам в лагерь вернулся. Проводил Марину на самолет. Помахал ручкой. И вернулся за документами. Георгий Аркадьевич очень сердился, что я поход сорвал. Опозорил его перед высокими гостями. Пришлось ему все рассказать. Он испугался сначала жутко! Вдруг Марина все профессору расскажет? А тот в Москве к друзьям кинется! Представляешь, АЛ? Изнасилование профессорской дочки в пионерском раю! Представляешь, чем для него это пахло?! Он хотел тут же ментов вызвать. Сам хотел меня повязать, сучонок. Я убедил его, что Марина отцу ничего не скажет. Когда мы с ней прощались, уже на летном поле, она мне сказала: «Я рада, что ты отомстил. Теперь тебе легче будет. Все забудь. Я рада». Ты представляешь, АЛ?! Ты только себе это представь! Я хотел заорать на весь аэродром: «Никому я не мстил, дурочка! Не верь!» Но не заорал. Зачем? Зачем ее бередить? Пусть уж лучше так…