Астронавты. Пленники Сумитры

Дымок сгустился, и она услышала потрескивание.

Бой-Баба ринулась к стене, выбила стекло на сигнале пожарной тревоги, кулаком вжала кнопку в стену. Взвыла сирена. А дым уже валил из отверстия над щитом, трещала изоляция, летели искры, но тумблер стоял как вкопанный!

Бой-Баба выломала огнетушитель из стояка и направила на щит, но сильный толчок повалил ее на пол, и корабль затрясся мелкой дрожью. Огнетушитель откатился в сторону. Дым душил, ел ноздри. Сыпались гроздья искр, воняя электричеством.

Дым сгущался, дышать было нечем, только красные аварийные лампы мигали под потолком, и кто-то бежал, все ближе, кричали, ругались. Бой-Баба скорее почуяла, чем увидела неисправность. Выхватила из чемоданчика клещи и, держась за замотанные изоляцией рукоятки, с мясом выдрала из расплавленной оплетки кабеля искрящий провод.

Он подался неожиданно легко.

Корабль вздрогнул всей тушей. Воцарилась тишина. Двигатели встали.

* * *

Бой-Баба лежала поверх заправленной койки. От холода трясло, насквозь промокшее от пота белье липло к телу. Тускло горели аварийные лампы. Сидевшая возле нее Тадефи улыбнулась, встретив ее взгляд.

— Чаю хочешь? Или лучше воды?

Бой-Баба помотала головой:

— Ничего не надо. Спасибо. Ну что там?

Тадефи усмехнулась:

— Что? Дрейфуем. Аварийная система пока тянет. Капитан в следующий сеанс связи собирается запрашивать помощь с Земли.

— Понятно. — Бой-Баба приподнялась на локте, и ее замутило. — А что с причиной пожара? — Она снова вспомнила слова капитана. — Неужели и правда крысы?

Тадефи пожала плечами:

— Кок пытался установить, но ты же его знаешь, он все делает по бумажке. Если в инструкции не нашел объяснения, значит, пожара просто не могло быть. — Она встала. — Мне сейчас на вахту, Живых сменить. Если что, его вызывай. И спи.

Тадефи вышла, задвинув за собой дверь.

Бой-Баба с трудом разжала кулак. Поднесла к свету.

На ладони лежал почерневший отрезок стандартного желто-зеленого провода заземления. Он подался легко… вероятно, потому, что его перегрызли крысы. Но почему тогда не отключался тумблер?

Она потрогала кончиком пальца концы. Поднесла к глазу, ожидая увидеть рваные следы крысиных зубов. И похолодела.

Оба конца провода были аккуратно обрезаны.

Бой-Баба сжала обрывок в руке. Пальцы привычно оценили сечение. Такой нечасто встретишь: толстый, жесткий. Сто двадцать ампер.

В голове поплыло. Она села в постели и тупо смотрела на провод.

Сто двадцать ампер.

А проводка в корабле рассчитана на пятьдесят.

Она поднесла проводок к глазу, разглядела бегущую вдоль черную маркировку. Сто двадцать ампер.

Сердце забилось чаще.

Вот поэтому щит и не вырубался. И ничего бортинженер Кок найти не мог: повреждений действительно не было. Просто кто-то заменил участок провода в подходящем месте вот этим обрезком. Если бы она пришла на десять минут позже, вся электропроводка на их древнем «Голландце» сплавилась бы к чертям собачьим.

Бой-Баба нахмурилась. Видно, она не одна такая умная. Кто-то раньше нее успел остановить бегство корабля.

* * *

Она так и не заснула. Ближе к утру спрятала проводок в стоке душевой, пока мылась. Замоталась полотенцем и драла расческой короткие жесткие волосы, когда в дверь постучал Живых.

— Зайди к дядь-Фиме, — сказал он. — На два слова. Мы уже все там сидим.

Бой-Баба кое-как натянула липнущую к мокрому телу одежду и вышла в коридор. Охранник поднялся, когда она вошла, и ухватил ручищами за плечи. Глаза у него были заботливые.

— Ну что, оклемалась, красивая?

Она оглядела отсек. Стол прогибался под кипами старых газет, журналов и бумажных книг. На койке валялись ридеры, планшетки, карты памяти. Дядя Фима усадил ее на койку рядом с Тадефи. Та сидела опустив голову и ни на кого не смотрела.

Живых повернулся к Бой-Бабе.

— Наш дядя Фима интересные вещи рассказывает. Вот послушай.

Охранник откашлялся:

— Я вас, братцы, прошу только об одном. Все, о чем мы с вами будем говорить, не должно выходить за пределы этой комнаты. Я тоже человек подневольный.

— Не вопрос, — кивнула Бой-Баба.

Живых повернулся к ней:

— Ты прости, но я дядь-Фиме все рассказал.

— Что рассказал? — не поняла Бой-Баба.

— Про паленый чип, — хрипло сказал Живых. — И про стреляную рану.

— Какую рану? — обалдело пробормотала она.

— А в гермокостюме.

Она помолчала.

— Зачем?

— Затем, — сказал охранник в полутьме отсека, — что у каждого из нас есть по кусочку мозаики. Сложим вместе — получится картинка. Не поделимся с остальными — так и будем сидеть каждый со своими черепками. Поняла?

— У меня ничего нет, — Бой-Баба сощурилась на охранника. — Вы сами, наверное, больше всех знаете.

Тот усмехнулся:

— Кое-что знаю. Знаю, например, что этот раненый поселенец делал возле нашего корабля.

— Пришел позвать на помощь, — ответила Бой-Баба.

Дядя Фима повернулся к ней:

— Кого?

Она пожала плечами:

— Нас, кого же еще.

Охранник вздохнул.

— Ну народ! Романтики. Первопроходцы. Одно слово — дети. — Покачал головой, отвернулся. Полез в карман.

— А вот это, — он вытянул руку из кармана, — тебе ни о чем не говорит?

На ладони у него лежала мятая коробочка из-под лекарств. Совсем как та, что Бой-Баба нашла на теле мертвого поселенца. Или та самая? Но они же сдали ее Майеру, как только вернулись тогда на судно. А капитан забрал ее и велел им никому пока не говорить.

Она взяла коробочку в руки, раскрыла. Нет, не она. Эта почти пустая: только в двух прозрачных окошках раскрошившиеся желтоватые таблетки.

— Завтра попрошу Тадефи, — сказал дядя Фима, — сделать в лаборатории анализ по всей форме. — Марокканка подняла наконец голову и кивнула. Глаза у нее были красные — то ли плакала, то ли недоспала.

— Не надо никаких лабораторий, — ответила Бой-Баба. Порылась на столе, нашла начатый листочек, вырванный из блокнота, и огрызок карандаша. Настроила глаз в режим спектрального анализа и через пару минут записала состав таблеток на листочек. Охранник посмотрел на формулу и прицокнул языком.

— Что это, что? — не утерпел Живых. — Наркотики?

— Типа того. — Охранник посмотрел на него. — Про интенсификаторы жизнедеятельности — слышал?

Тот посерьезнел:

— Что-то такое слышал, да.