Атака! Атака! Атака!
Шрифт:
— Абрикосы, — виноватым голосом сказала Серафима.
Из столовой следом за офицерами группами и по одному выходили старшины, летный неофицерский состав, откашливалась, закуривали.
На поле громко щелкнуло — это включилась трансляция.
— С добрым утром, товарищи! — ласково и уверенно сказала диктор Дома флота.
— Хватилась, — сказал Черепец и закашлялся.
Надраенная «санитарка» с открытой задней дверью медленно тронула на свое места Дмитриенко соскочил с катка и, дожевывая на ходу пирожок, побежал следом, стараясь в темном салоне «санитарки» увидеть девушку..
— Здравствуйте,
— Здравствуйте, товарищ полковник! — громко ответил голос из салона.
— А я не полковник! Я капитан!
— А я не сестричка, а санитарка!
Дмитриенко пробежал немного еще, раздумывая, что бы такое еще сказать, но не надумал и отстал.
«Кони сытые бьют копытами…» — пели сразу несколько репродукторов.
Фоменко и Плотников сидели на лавочке возле самолетнего ящика, в котором была курилка, и лениво поглядывали, как с глухим шипением выезжают на поле аккумуляторные тележки-торпедовозы, как осторожно вытягиваются из-за сопки тяжелые, полные воды «пожарки», как побежали куда-то техники, как прямо над ними подрались две чайки, как Дмитриенко зацепил ремень за оттяжку радиоантенны и, медленно вращаясь, повис там на зубах, и в какой восторг от этого пришел аэродромный пес Долдон.
На краю аэродрома загрохотал винт, еще один и еще, техники начали прогревать моторы, и трансляция теперь только иногда прорывалась через рев.
Аккумуляторная тележка с торпедой проехала совсем близко, обдав их сыростью, и тут же съехала в лужу и забуксовала. Огромная торпеда медленно и беспомощно вздрагивала каждый раз, когда торпедисты запускали механизм тележки. К тележке, поплевывая, ленивой походочкой подошел Черепец, покачался с пяточки на носок, пососал конфетку, поинтересовался:
— А чтоб спервоначалу катком пройтись, так это нам смекалки не хватило? — Осторожно потрогал пальцем возле виска.
Старшины засмеялись. Торпедисты, не отвечая, раскачивали тележку.
— Черепец, чего вы к ним вяжетесь? — позвал Плотников.
— А зачем они сказали, что у меня билет поддельный? — вдруг затараторил Черепец. — Я пришел в Дом флота, а они на моих местах сидят и заявляют — билеты поддельные… В двадцать втором ряду место шестнадцать и семнадцать, а они говорят — поддельные и девушке заявляют — извините, но налицо имеется тот факт, что ваш старшина освоил поддельные билеты…
Черепец давно и безнадежно был влюблен в вольнонаемную Марусю из хлеборезки, девушку высокую, полную и строгую, и об этой любви знал весь аэродром.
— А билет был не поддельный? — спросил Плотников и уютно затянулся огромной козьей ножкой.
— Товарищ гвардии майор, — сказал Черепец, — вы меня знаете, и я вас знаю. Разве вы можете подумать, что я делаю поддельные билеты?!
С какао и пирожками подошли Веселаго и Шорин.
— Что тут такое? — спросил Веселаго.
— Да вот Черепец подделкой билетов в Дом флота занялся, — сказал Плотников.
Фоменко закряхтел, обронил на штанину пепел и стал отряхиваться. Черепец побледнел, голос у него сделался тонким и сердитым, в глазах появилось тоскливое выражение.
— Мне вчера дали два билета на постановку в Доме флота, — он повернулся к Веселаго, постановка была «Собака на сене»… Я пришел вдвоем, а они на моих местах сидят и заявляют: «Извините, но ваш билет поддельный».
Рожи во какие наели, только и знают — торпеда на подъем, проверить замок, торпеда готова по-боевому…— Что у вас такое? — спросил Беспашко.
— Да вот Черепец освоил поддельные билеты в Дом флота, — ответил Веселаго.
Глаз у Черепца дернулся раз и второй, на лбу и на носу выступил пот.
— Отставить, — сказал Фоменко и первый захохотал.
Черепец поморгал и улыбнулся.
Дмитриенко все висел на зубах. Стараясь не нарушить равновесие, он осторожно поднял руку с часами, мученически скосил глаз на циферблат, другой был закрыт съехавшей пряжкой от ремня, но на самом громком взрыве хохота не выдержал, спрыгнул и побежал к курилке.
Подъехал открытый «виллис» с инженер-капитаном Гавриловым и маленьким полковником Курочкой — флагманским специалистом. Хотя и флагманский, он был тщедушный, в очках, и про него рассказывали, что он подрезает себе погоны.
Над Восточным аэродромом беззвучные и поэтому какие-то несерьезные одна за одной ушли в небо три белые ракеты.
— Первый звонок, товарищи, — Фоменко закряхтел, встал с лавочки, поздоровался за руку с инженерами. Пошли к самолетам.
— Воспитательница из детдома пишет — Игорешка мой чуть в бочке не утонул, — вроде ни к кому не обращаясь, сказал Гаврилов. — Хороший мальчик!
— Моряком будет, — ответил Фоменко.
— Пялицин, Черепец, — крикнул Плотников, — ознакомьте инженеров с пулеметными установками! Они пассажирами пойдут…
Было видно, как к КП подкатила большая машина командующего, и Мухин, шофер командующего, с двумя канистрами побежал к складу с горючкой. По взлетной полосе навстречу летчикам ползла цистерна, один краснофлотец качал, а второй разбрызгивал коротким шлангом мазут по взлетной полосе. Даже в сырую весеннюю погоду здесь приходилось бороться с мелкой песчаной пылью, которая, как дымовая завеса, поднималась при взлете. От мазута руки, лица техников, механиков и торпедистов всегда были темными, и сейчас летчики тоже прикрыли лица, кто шарфами, кто перчатками.
Пикап с какао и пирожками уезжал к столовой, его догонял аэродромный пес Долдон. Уходили с поля бензозаправщики, ветер от винтов гнал мелкую рябь по лужам, хотя и на заливе был ветер и было видно, как волна бьет в скулу маленький рейсовый катер.
Все шли вроде бы гурьбой, хотя на самом деле подстраивались к Фоменко. Была какая-то особая игра в том, что тридцатичетырехлетний комполка Фоменко — по возрасту самый старый и солидный здесь и даже на год старше командующего — может ходить вот так, слегка ссутулившись и загребая унтами, и дольше всех кашлять и долго сердиться, выйдя из столовой, и курить самую большую козью ножку, заправляя ее светлым абхазским табаком.
На вышку на краю поля поднимались маленькие фигурки.
Подполковник Курочка втянул голову и ловко как обезьяна полез в самолет Плотникова.
— Вот ваши наушники СПУ, — кричал ему Пялицин, — а я вот здесь, в ногах сяду.
— Торпеда готова по-боевому! — прокричали снизу.
— Пишите, не забывайте, — сказал Пялицин, устраиваясь на полу.
Все вокруг наполнилось воем и грохотом. От поднятых винтами брызг запотел плексиглас, спокойным деловитым голосом Плотников спросил по СПУ: