Атака из Атлантиды

— Ты разве не слышал, что я сказала? Энн здесь. Она теперь жена Дика! Они поженились перед его отъездом, тайно — сразу же после того, как ты побеседовал с ним о разнице в религиях. Ты бы повидался с ней, Амос. Она уже знает, что случилось с ее родными в Клайде.

Он смотрел, как жена выходит из комнаты, он чувствовал, как сердце ее болит от горя. Он-то ведь не запрещал сыну жениться, он только предупредил его — ведь мальчик был так похож на Руфь. Амос колебался. Он не знал, стоит ли заходить к Энн. Наконец он направился к дверям маленькой комнаты, служившей второй спальней, и постучал. Ответ прозвучал глухо, и защелка открылась не сразу.

— Энн? — спросил он, войдя. В спальне был полумрак, но он разглядел ее белокурую головку и хрупкие очертания ее почти неженственной фигурки. Он протянул руку, сжал в своей ладони ее тонкие пальцы. Когда она повернулась к свету, он не увидел следов слез на ее глазах, но и руки, и тело ее дрожали.

— Энн, Руфь мне только что рассказала, что Господь подарил нам дочь…

— Господь! — она резко выкрикнула это слово, и резко отдернула руку. — Господь, Ваше Преподобие Стронг? Чей же это Господь? Тот, кто шлет метеориты на базу Дика, чуму, насекомых и засуху на наши фермы? Господь, который пользуется ураганами, чтобы облегчить приземление космических кораблей? Это тот самый Господь, Ваше Преподобие? Дик дал вам дочь. А сам он мертв! Мертв! Мертв!

Амос вышел из спальни. Он вспомнил скрытую издевку, с которой доктор произносил имя Господа, но сейчас у него дрожь прошла по телу и перехватило горло. Энн принадлежала к иной вере, но прежде она всегда казалась религиозным человеком.

Наверное, у нее просто истерика. Он пошел в кухню, чтобы найти Руфь и послать ее к Энн.

И тут раздался звук, похожий на воющее стаккато. Он никогда раньше такого не слышал. Это описание, прозвучавшее по радио, было очень точным: самолеты не могли издавать таких звуков!

В небе появлялись все новые летательные аппараты, вой сливался в могучее гудение. Затем внезапно раздалась очередь, как из крупнокалиберного пулемета, и из сада за домом донеслись тяжелые удары. Ровер, пес Ричарда, громко тявкнул дважды, а затем пронзительно завизжал в агонии.

Амос бросился к двери в сад, но Руфь опередила его.

— Собака Дика! Теперь они и его собаку погубили!

Прежде чем Амос смог ее остановить, она распахнула дверь и ринулась вперед. Раздался еще один залп и крик боли. Руфь сползла на пол, прежде чем он сумел до нее добраться.

Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?…Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось как воск, растаяло посреди внутренности моей.Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прилъпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной.

Псалом, XXI, 2, 15, 16

Когда он подбежал и взял ее на руки, выстрелы уже прекратились. Скрылся последний из инопланетных самолетов.

Они ушли в направлении Топеки — а, может быть, какого-то другого города, который решили обстрелять. Руфь была еще жива. Пуля попала ей в брюшную полость, разорвав бок, и рана ужасно кровоточила. Он чувствовал, что сердце ее еще бьется; она слабо стонала, когда он ее поднимал. Когда он положил ее на кушетку, она открыла глаза и попыталась улыбнуться. Ее губы зашевелились, и он наклонился к ней.

— Прости, Амос. Глупо. Ерунда. Прости, — она закрыла глаза и снова улыбнулась, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в губы.

— Я рада. Так долго ждала.

На пороге стояла Энн — ошеломленная, глаза расширены.

Но когда Амос поднялся, Энн уже пришла в себя и бросилась к шкафчику с лекарствами. Она извлекла оттуда ножницы, быстрым движением разрезала платье Руфи и попыталась остановить кровотечение.

Амос добрался до телефона. В глазах у него потемнело. Он что-то пробормотал по телефону оператору и минуту спустя перезвонил доктору Миллеру. Он опасался, что доктор еще к-; успел вернуться домой. Амос не запомнил слов доктора, ни у него осталось ощущение, что доктор пообещал приехать.

Кровотечение у Руфи прекратилось, она лежала смертельно бледная. Энн заставила Амоса сесть, погладила его руку.

— Простите, отец Стронг. Я, я…

Спустя несколько минут он встал, подошел к Руфи. Краем глаза он заметил наполовину накрытый стол. В комнате стоял запах подгоревшей пищи, и он подошел к старенькой плите, чтобы снять кастрюли и поставить их в раковину. Энн последовала за ним, но он почти не замечал ее до тех пор, пока не услышал ее тихий плач.

— Пути Господни неисповедимы, Энн.

Эти слова словно дали волю его собственным чувствам. Он устало опустился на стул, руки его упали на колени. Голова его склонилась к столу; он ощущал всю слабость и неопределенность своего возраста.

— Мы любим плотскую жизнь, и мы видим ее конец, наши сердца разбиты. Один лишь Господь знает все и обо всех и видит всю нить нашей жизни. Нехорошо ненавидеть Господа!

Амос встал и вернулся в гостиную. Энн шла рядом.

— Я не была такой, отец Стронг. Никогда не была!

Он был не уверен, что она говорит честно, но не стал расспрашивать.

— Матушка Руфь еще жива!

Он был избавлен от необходимости отвечать, так как дверь распахнулась, и вбежал доктор Миллер. Маленький толстяк быстро взглянул на Руфь, а через миг уже был рядом с ней и доставал плазму и свои инструменты. Он передал Энн бутыль с плазмой и начал работать.

— Шанс еще есть, — сказал он наконец. — Будь она моложе или сильнее, то я сказал бы — отличный шанс. А теперь… вы бы лучше произнесли какую-нибудь молитву, раз уж в это верите.

— Я уже молюсь, — сказал Амос. Это действительно было так. Молитвы зазвучали в его мозгу прежде, чем он вошел сюда, и не смолкали ни на миг.

Они перенесли Руфь прямо на кушетке в спальню, где можно было опустить шторы и не было никакого шума. Доктор сделал Энн какой-то укол и отослал ее в другую спальню.

Потом он повернулся к Амосу, чтобы сделать укол и ему, но священник покачал головой, и доктор не стал настаивать.

— Я останусь здесь, Амос, — сказал Миллер. — С тобой. Пока смогу, пока не придет следующий срочный вызов. Девушка на коммутаторе знает, где я.

Он вернулся в спальню, не закрыв за собой дверь. А Амос долго еще стоял в гостиной, опустив голову.