Атаман А.И. Дутов
Шрифт:
В период пребывания Дутова в Лепсинске по инициативе Анненкова было проведено два совещания трёх атаманов, как писал Дутов, только он был настоящим, а двое остальных — самозванцами [2197] . На первом совещании в Осиповке, которое закончилось, по мнению Дутова, впустую, был заслушан доклад генерала Н.П. Щербакова. Второе совещание собрал уже сам Дутов с целью выработки плана весенней кампании 1920 г. После своей поездки в Копал он пришёл к выводу, что положение в Семиречье может спасти только Южная группа Щербакова. План Дутова был следующим: «Надо было брать Гавриловку и Джаркент, и тогда всё Семиречье было бы наше. Народ волновался там, басмачи делали своё дело; мусульмане звали нас… Со стороны Семипалатинска нам серьёзно угрожать не могли. Войдя в Семиречье и овладев Верным, мы входили в связь с Ферганою, Бухарою и Хивою и Закаспием — всё это изжило большевизм. Нужен был лишь толчок, а там по всей границе — английские войска», — писал Дутов [2198] . Таков был его план, однако реализован он не был. По мнению Дутова, виноват в этом был Анненков, который «затеял обход красных через Чулак — Сельке, Сайримнор и Лао-ца-гоу на Харгос, и, конечно, начал тормозить, и всё полетело. В результате получилась ерунда, и мы — в Китае» [2199] .
2197
Там же. Л. 88об.
2198
Там же. Л. 89—89об.
2199
Там
Иначе считал Анненков, отметивший уже 31 (18) марта в своём приказе: «Ввиду начавшихся волнений среди населения, в районе, занимаемом Армией, я телеграфно просил Атамана Дутова в случае, если связь между нами будет порвана, принять на себя командование всеми частями, которые будут находиться в его районе. Но Дутов, по привычке и по обычным приёмам, не предупредив никого, забрав лишь небольшой личный конвой и все ценности, бежал на Китайскую границу. Лепсинск остался без начальства, и в нём начались волнения. Это послужило сигналом к восстанию в других деревнях и привело к тому, что частям пришлось, будучи окружёнными со всех сторон, отходить к Китайской границе… [Дутов] ещё раз доказал, что в трудную минуту остаётся верным самому себе, и, спасая свою шкуру, не подумает о своих подчинённых и бросит их, как бросал неоднократно в Оренбурге, Верхнеуральске и т.п… Состоящего в списках Лейб-Атаманского полка Генерала Дутова исключить, как опозорившего себя своим постыдным бегством и недостойного носить славное имя партизана» [2200] . Кто бы ни был виноват в произошедшем, эпопея белого Семиречья подошла к концу. Отмечу лишь, что ещё 27 (14) марта на китайскую территорию перешёл отряд атамана Дутова под командованием генерал-майора А.С. Бакича, после чего продолжение борьбы в Семиречье являлось бессмысленной жертвой. Кроме того, на сторону красных 27 марта перешёл начальник снабжения Отдельной Семиреченской армии полковник А.А. Асанов, издавший приказ о сдаче всей армии красным, под воздействием которого многие части действительно сдались. Таким образом, поступок ушедшего в Китай Дутова никак нельзя считать позорным. Выдвинутые Анненковым обвинения оставлю на его совести.
2200
ГА РФ. Ф. Р-5873. Оп. 1. Д. 8. Л. 69об. — 70об.
Исход
В ночь на 29 (16) марта 1920 г. Дутов, узнав о прекращении связи во все стороны, был вынужден покинуть Лепсинск вместе с отрядом, причём половина его казаков передвигалась пешком — лошади конвоя паслись в горах и нужно было их собрать. В Тополевке он разогнал митинг, пройдя Покотиловку и сделав в ней дневку, отряд вступил в горы. Переход шёл без преследования со стороны красных, которые даже не знали в дальнейшем точного пункта перехода Дутовым китайской границы [2201] .
2201
РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 297. Л. 27об.
2 апреля (20 марта) атаман с конвойной сотней (командир — войсковой старшина А.З. Ткачёв) и отрядом особого назначения через ледниковый перевал Кара-Сарык на горном хребте Джунгарский Алатау (высота около 5800 м) перешёл в Китай, в районе города Джимпань Синьцзянской провинции, в долине реки Бортала. Сам атаман перед китайской границей был спущен на канате с отвесной скалы почти без сознания. Переход осложнялся присутствием в отряде женщин и детей. Сопровождавшие Дутова войска при переходе границы были разоружены и интернированы. По воспоминаниям самого Дутова, двинулись «в Сарканскую щель, шли всю ночь по колено в снегу, без дороги, при 15° мороза. Дорога была сплошной ужас, то по реке, то по скалам, то по долине, сплошь занесённой снегом. Когда вошли в щель, начались муки. Дорога шла по карнизу и леднику. Ни кустика, нечем развести огня, ни корма, ни воды. Так шли три дня и пришли к перевалу Кара-Сарык (14.900 футов). Дорога на гору шла по карнизу из льда и снега. Срывались люди и лошади. Я потерял почти последние вещи. Вьюки разбирали, и несли в руках. Перевал брали полуторо [2202] суток. Когда я забрался на вершину, начался буран, и многие поморозились. Я случайно избёг этого, хотя я был в одной шинели.
2202
В документе ошибочно — «полторы». — А.Г.
Редкий воздух и тяжёлый подъём расшевелили контузии мои, и я потерял сознание. Два киргиза на верёвках спустили моё тело на 1 версту вниз и там уже посадили на лошадь верхом, и после этого мы спускались ещё 50 вёрст. Вспомнить только пережитое — один кошмар! И наконец, в 70 верстах от границы мы встретили первый китайский [2203] пост. Вышли мы 50% пешком, без вещей, вынесли только икону, пулемёты и оружие. Друг друга не узнавали, до того все почернели и похудели, остались одни глаза. Дальнейшие мытарства уже были легче» [2204] .
2203
В документе ошибочно — «калмыцкий». — А.Г.
2204
ГА РФ. Ф. Р-5873. Оп. 1. Д. 6. Л. 90.
Один из офицеров — участников похода, выступавший в печати под псевдонимом Синзянский и опубликовавший серию очерков об отступлении армии Дутова, посвятил этому переходу небольшое стихотворение:
2205
ГА РФ. Ф. Р-5873. Оп. 1. Д. 5. Л. 130.
Перевал Кара-Сарык бывает открыт для перехода лишь в июне месяце, тем не менее отряд Дутова сумел преодолеть его сравнительно благополучно за четверо суток и был интернирован в долине реки Бортала в 5 верстах от Джимпаня. По всей видимости, дутовцы провели в лагере около месяца. Здесь Дутов издал приказ, разрешавший всем желающим вернуться в Россию. Была объявлена двухдневная запись, причём набралось 240 человек, которые 5 мая уехали домой (у И.И. Серебренникова ошибочно — 6 мая). Проводы сопровождались молебном перед Табынской иконой. Дутов уезжавшим посоветовал не предавать тех, кто остался в Китае [2206] .
2206
Синзянский. Лагерь
на реке Баратала (Кит. Туркестан, 1920 г.): Из записок оренбуржца // Наш Путь (Харбин). 1934. № 111 (205). 06.05 — ГА РФ. Ф. Р-5873. Оп. 1. Д. 5. Л. 130; Серебренников И.И. Великий отход. Рассеяние по Азии белых Русских Армий 1919–1923. Харбин, 1936. С. 38.Не вполне ясна нестыковка в хронике событий. С одной стороны, известно, что проводы возвращавшихся проходили на реке Бортала 5 мая, но, с другой, уже 2 мая атаман и верные ему казаки остановились на жительство в городе Суйдин Илийского округа Синьцзянской провинции, в 40 верстах от Кульджи (центра Илийского округа), как было указано китайскими властями. Ответить на этот вопрос пока сложно. «Так мы добрались до Джампаня, а потом и до Суйдуна. Просьба уйти в Чугучак была не уважена, да мы бы и не дошли — не было сил. К тому же китайцы врали, что Ваш (Бакича. — А.Г.) отряд весь разбежался… Результат — пришли в Суйдун пешком, кое-как дотащили половину лошадей. Я, имея всего-навсего 140.000 рублей сибирских денег, конечно, не могу себе позволить никаких, даже элементарных, удобств, не имея ни одного колеса, ни денег, ни вещей, — поддерживать свой атаманский престиж трудно», — писал Дутов Бакичу [2207] .
2207
ГА РФ. Ф. Р-5873. Оп. 1. Д. 6. Л. 90об.
По донесению советской агентуры, после перехода границы «настроение большинства белых здесь (в Синьцзяне. — А.Г.) во всяком случае не воинственное. Если бы они знали истинное положение в Советской России, то безусловно многие не замедлили бы выехать туда. Большинство их не едут, опасаясь мобилизации. Они так утомлены войной, так разбиты нравственно сознанием бесцельности тех мучений, которые они приняли сами и причинили другим, что их пугает перспектива снова взяться за оружие с какими бы ни было целями. Им нужен отдых и только отдых…» [2208] .
2208
РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 297. Л. 27об.
В Суйдине дутовцам было предложено разместиться в казармах русского консульства, рядом с которыми имелся небольшой участок земли. Однако часть казарм была занята китайскими солдатами, остающиеся же помещения были недостаточны для отряда, в связи с чем Дутов оставил в казармах лишь часть офицеров и казаков, а остальные были размещены в землянках. Сам атаман снял себе две комнаты в городе [2209] . Сохранилось описание квартиры Дутова, на которой он был впоследствии убит: «Это была небольшая, в две маленьких комнаты, разделённых сенями, глинобитная сартовская сакля, но с деревянными полами и с самой примитивной туземной обстановкой. Одна комната была спальней и столовой атамана, а во второй помещалась его канцелярия, и там же спал Н.В. Дутов [2210] . В весьма небольшом дворе находилась ещё однокомнатная сакля, в которой помещались два фельдъегеря атамана и его вестовые. Рядом стоял навес, под которым находились две лошади Александра Ильича» [2211] .
2209
Н.Т. Атаман Дутов // Казачьи Думы: Общеказачий внепартийный орган (София). 1922. № 13. 09.04. С. 1.
2210
Сотник, племянник А.И. Дутова. — А.Г.
2211
Загорский А.[П.] К истории атамана А.И. Дутова // Оренбургский казак: Сб. Сан-Франциско, 1952. С. 17. Опубл.: Белая эмиграция в Китае и Монголии / Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д. и. н. С.В. Волкова. М., 2005. С. 14–15.
Имеется ещё одно свидетельство об исходе Дутова в Китай. Его автор, войсковой старшина Оренбургского казачьего войска Савич, прошёл вместе с атаманом весь путь от Атбасара и Кокчетава до Суйдина. Он вспоминал:
«По степям, по пескам, бездорожьем, глубокой осенью, под натиском красных полчищ, отходили уцелевшие остатки войск атамана Дутова. Казаки на конях, а раненые, больные и семьи — в телегах и повозках. В особой каретке, о двух конях, шествовала Святыня Оренбургского Войска — большая Табынская икона Пресв[ятой] Богородицы. Пути-дороги и переживания отходивших за иные границы известны по трудам летописцев, но об оренбуржцах было мало сведений, а поход их назывался голодным и тяжким. Кочевники угнали в глубь степей свои стада. Питаться приходилось большей частью затирухой из муки, и немало осталось могильных бугорков без крестов, для которых не было дерева.
Миновали городки: Иргиз, Тургай, Атбасар, Кокчетав, Акмолы, Каркаралы [2212] , Сергиополь и подошли к Лепсинску, в котором пришлось оставить весь обоз и часть коней, и, неся на руках икону, а раненых и больных на носилках, начали подниматься по снежным крутизнам Алатау к перевалу Кара-Сарык. Были случаи, когда кони срывались с тропинок в глубины снегов, откуда их нельзя было вытащить. Добравшись до высшей точки, где почти постоянно бывают снежные бураны, мы начали спуск с гор, и вскоре обрадовала нас зелень травы и кустов, и чем ниже, тем больше чувствовалась весна. И стали мы лагерем на берегу горной речки Барталы, и была Страстная Седмица, и приказал атаман построить из зелени кущу для иконы, пред которой и пели мы Пасху, а вокруг стояли конные степняки, понимали, видно, что мы благодарим Бога, и потчевали нас вынимаемыми из-за пазух горячими лепешками.
Прибежали вооружённые китайские солдаты, впереди которых верхом на низенькой лошадке трусил офицер в погонах, при сабельке, но сошёл с коняшки, снял котелок, поклонился всем, поздравил с прибытием и предложил сдать оружие и следовать в недалёкий городок. На голове этого офицера вместо военного убора был штатский котелок.
Прочитав нам большой папирус с приветствием от своего правительства, скомандовал своим солдатам, которые были одеты в штаны и куртки, а на плечах их были кофты с[о] многими иероглифами, на головах их тюбетейки, из-под которых на спины свисали заплетённые косы, а ружья у них были самые разнокалиберные и… солдаты побежали вслед за своим офицером.
Тронулись и мы в недалёкую дорогу и прибыли в городок Суидун (так в документе. — А.Г.) и расположились в мазанках, где раньше стояла русская охрана нашего консульства. Атаману отвели особую квартирку, и при нём было несколько вооружённых казаков-стариков. Наступил полнейший отдых и покой, и прекрасное питание, и весна, и уверенность, что нас здесь никто не достанет — за границей, за снежными крутизнами, да кроме этого, близ нас была казарма китайских солдат, у которых шла усиленная муштровка, больше, правда, с шагистикой и построением каре, когда передняя линия солдат для отражения противника стреляла лёжа на земле, вторая с колена, а третья стоя, потом солдаты уходили в казармы и был покой, и часовой ставил своё ружье у стены, а сам играл с мальчишками в бабки или в чехарду. Но всё-таки нельзя было не думать и не вести беседы о нашем дальнейшем. Большинство из нас горело желанием как можно скорее добраться к мудрейшему генералу Дитерихсу в Приморье.
Слышно было и о Врангеле, и потянуло меня именно к нему. Сотник атамана Анненкова И.Д. Козлов одобрил мой план и готов быть со мною, а я порадовался такому спутнику, который знал местные языки. Доложил я о своих планах атаману Дутову, который мысль мою одобрил и направил мою просьбу в наше консульство, где сейчас же снабдили нас удостоверениями личности, посоветовали взять с собой в дорогу запас медикаментов, которые нужны будут и нам самим и [тем,] кто будет нуждаться в лечении. Выдали нам по десятку долларов и сказали, чтобы послезавтра мы были бы на окраине города, откуда уходит груженый верблюжий караван, следующий в город Кучар. Явились мы с сотником к атаману Дутову, передавшему нам словесные поручения к генералу Врангелю, прибавив в нашу казну ещё по десятке долларов и пожелав нам счастливого пути. Испросили мы благословения у Пресвятой Девы, распрощались с друзьями, уложили свои нехитрые пожитки в небольшие мешочки и в указанное время явились к старшему каравана, который уже был предуведомлён консульством и встретил нас как родных…» [2213]
2212
Акмолы и Каркаралы — Акмолинск и Каркаралинск. — А.Г.
2213
Савич. Путь в Китай // Родимый Край (Монморанси). 1966. № 65. Июль — август. С. 22–23.