Атаман из будущего
Шрифт:
Раскинувшуюся на огромной территории Калмыкию к Вольной Руси отнести было никак нельзя. Другой народ, другие обычаи, совершенно иной стиль управления. Осколок Великой некогда Монгольской державы. В первой половине семнадцатого века был последний всплеск активности монголов, после которого последовал быстрый закат их влияния на мир и события, в нем происходящие. Авторитет калмыков тогда был огромен, даже в далеком Юргенче (Узбекистан) правил их ставленник. Да и в момент союза с Доном на Яике калмыки пытались уничтожить местное казачество, о чем Татаринов и донская старшина узнали только зимой.
Вернувшись из похода на Польшу, тайша Хо-Урлюк неожиданно для казацкой старшины убыл на восток, прихватив с собой старших сыновей. То ли в Джунгарии, то ли в Монголии
Главной опасностью, грозящей вылиться в непредсказуемое обострение отношений, стала кража скота на казацких землях калмыками. И реакция на нее казаков. Как у всяких кочевников, кража соседского скота была среди калмыков в порядке вещей, молодежь во время таких набегов оттачивала свое воинское мастерство. Немного освоившись в Прикубанских степях, калмыцкие удальцы стали совершать налеты и на стада казаков. Хотя их предупреждали, что на Дону действует простое и понятное законодательство: украл – будь добр прошествовать на виселицу. И ни для кого на своих землях казаки делать исключений не собирались. Пойманных на месте преступления там же и вешали. Успевших угнать добычу домой находили и вешали в родном кочевье.
Калмыкам такое обращение со своими юношами сильно не понравилось, однако пока большая часть мужчин была в походах, поделать остававшиеся в кочевьях ничего не могли. Когда воины вернулись, да еще с богатой добычей и великой гордостью победителей, напряжение на калмыцко-казацкой границе немедленно достигло критической черты. Лайзану пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы стычки не переросли в войну некоторых родов с казацкими городками. Он прекрасно понимал, что у казаков воевать будут не отдельные городки, а общее войско. А сам был крайне заинтересован в сохранении союзных отношений с казаками.
Именно эта его заинтересованность – он собирался в будущем году возглавить еще большее войско, чем отец в походе на Польшу, – в сочетании с желанием еще раз пограбить подавляющего большинства калмыцких воинов помогла погасить конфликт. Слишком воинственных и склонных к скотокрадству нойонов и зайсангов (калмыцкая знать) предупредили, что в случае их войны с казаками многие роды поддержат не их, а противников. Пришлось калмыцким молодцам привыкать к мысли, что на чужих землях приходится жить по чужим, а не своим законам. Только огромная добыча при смехотворно низких потерях предопределила победу миролюбия в данном случае. Проходя по казацким землям, калмыки видели, что на них грабить практически нечего, зато неприятностей можно огрести… с такими соседями лучше жить мирно и в союзе.
Дожди прекратили войну в Кумыкии. Даже союз с кабардинцами, несколькими окотскими племенами и периодически наведывавшимися туда калмыками окончательной победы гребенцам не принес. Кумыки были храбрыми и умелыми воинами, крепости, выстроенные ими в горах, славились надежностью. Из-за непрерывности боевых действий в их селения пришли голод и болезни, однако они держались из последних сил. Еще хуже приходилось тем окотам, которые приняли ислам, – союзникам шамхальства. Их прессовали как враждебные соплеменники, отказавшиеся менять религию, так и гребенцы с кабардинцами. Перед ними встал уже вопрос о выживании. Часть мусульманизированных окотов, спасаясь от уничтожения, уже двинулась высоко в горы, выдавливая обитавших там немногочисленных вайнахов на историческую прародину – южную сторону Кавказского хребта.
Гребенцов бесконечная война с Тарковским шамхальством начинала уже бесить, ведь из-за нее они потеряли возможность пограбить Царьград и Трапезунд, пошарить по польским землям. Но уходить куда-то при таких соседях – чистейшей воды сумасшествие, приходилось воевать, радуясь, что война идет на земле врага. Чем дальше, тем больше казакам-гребенцам
хотелось покончить с этой застарелой враждой. Любыми способами, как угодно, но избавиться от неудобных соседей.Донская земля стремительно менялась. Невероятными темпами росло население, как казачье – за год показачились тысячи ногаев, русинов, черкесов, калмыков, существенно изменив баланс сил в войске, – так и мирное. На Дон пришли с Малой Руси преследуемые там католики, евреи, униаты, благо здесь конфессиональных запретов на проживание не было. Часть прибывших хотели быть казаками, но большинство предпочло заниматься каким-нибудь другим делом, платя городкам, на территории которых оседали, налоги. Такое было и раньше, но масштабы нынешнего переселения многих старожилов тревожили.
Пока доминировавшие на севере Донской земли сторонники соблюдения традиций не заметили одного важного процесса – стремительно растущего перекоса в демографии с перестраивающимся под новые реалии Низовьем Дона. Население этого региона выросло за год на порядок, а люди туда все прибывали и прибывали. В Верховьях прирост был несравненно меньшим, это вскоре должно было сказаться и на политическом весе атаманов этих земель.
Не всех там даже уход вековечных врагов обрадовал. Ведь на смену им на востоке пришли лучше вооруженные и организованные калмыки, а с севера резко усилилась угроза прихода царя и его помещиков. Раньше их татары сдерживали, а теперь этой опасности не было, боярские и дворянские глаза завидущие не могли не заметить плодороднейших земель, пригодных для освоения. К тому же даже среди казаков немало было людей, которые не любят и не принимают изменений в принципе.
Довольно легко захваченный кусочек Черкессии требовал все больших и больших усилий и средств для его удержания. Поселенцам приходилось не расставаться с оружием ни днем ни ночью. Осевшие на землю потому, что не жаждали судьбы казаков, русины там вынужденно становились воинами, альтернативой была смерть или рабство.
Господи, оборони от происков нечистого!
Львов и его окрестности, октябрь 1638 года от Р. Х
Темно, сыро и зябко было в помещении. А главное – чего уж перед своими притворяться – страшновато. Не только и не столько моросящий дождик и холод середины осени на улице тревожили подмастерьев и старших учеников гильдии кузнецов, собравшихся здесь, в наспех оборудованной караулке одной из башен львовских укреплений. Страх перед возможным штурмом города осадившим его казацким войском холодил их сердца. Они сидели на лавках, расставленных вдоль стен, и трепались ни о чем. Говорить откровенно в присутствии начальства было глупо, привычно шутить о сердечных делах товарищей – стремно. Хоть и говорят, что темнота – друг молодежи, но парни предпочли бы зажечь для бодрости и тепла очаг или хотя бы лучину подпалить.
Однако назначенный командовать стражей этой башни мастер гильдии кузнецов Хофмайер против огня и освещения резко возразил:
– Мы зачем здесь собрались? Если кто думает, что о бабах потрепаться или выпить втайне от жен, у кого они есть, то он сильно ошибается! Мы здесь поставлены Лемберг охранять от страшных врагов. Не дай бог, ворвутся они в город, всем будет плохо. Если здесь огонь зажечь, то, выбежав по тревоге на стену, мы первое время, как кроты, будем слепы. Скажите спасибо, что разрешаю дежурить там, под дождем и ветром, по одному.
Спорить с членом магистрата – себе дороже. Особенно когда он славится вздорностью характера и большими связями вплоть до Варшавы. С него станется, если в дурную голову взбредет, выгнать всех на стену, под дождь и ветер. Поэтому попыток уговорить Хофмайера разжечь очаг или зажечь лучину больше никто не делал. С другой стороны, в темноте можно тихонько подремать… главное, при этом не храпеть и не падать с лавки.
Обжора Фридрих попытался завести разговор о сосисках с капустой, но был оборван уже собратьями по несчастью, в смысле – боевому дежурству. Прихваченные с собой ужины все давно подъели, и дразнить желудки болтовней о вкуснятине никто не хотел. В общем – тоска зеленая. Но ТАКОГО развлечения они точно бы предпочли избежать, если бы у них был выбор.