Атаман

– А пущай себе идут! – сказал. – Острожец тут, в Белеозере, амбары себе купил да двор собрался строить – так что к зиме вернутся.

– Дак, а я-то?.. – несмело спросил парняга. – Мне-то что делать?

– А ты, Онисим – с ними. Поперед всех в пекло не лезь да все запоминай – особливо про новгородца – где, да что, да с кем? После мне все в подробностях доложишь.

Онисим Морда, само собой, погрустнел – не очень-то ему и хотелось в какой-то там набег с ватагой! Это черт-те куда на ладьях-ушкуях грести да с ратными людьми татарскими биться… Господи, уж куда лучше было бы на Белеозере спокойненько кистеньком в темных проулках помахивать. Да, не худо бы. Одначе ж не себе пока хозяин – и не откажешься ведь никак, себе дороже станет!

Вот и подался трусоватый Онисим Морда с ватажниками в далекий поход, в неведомые ордынские земли, что по широкой реке Итиль-Волге. Пока до Нижнего добрались с караванами, пока ушкуи купили, пока то да се. Вроде, тьфу-тьфу-тьфу, и неплохо покуда все складывалось – простившись в Нижнем с купцом, плыли себе и плыли, сами никого не трогали, и к ним никто не приставал – боялись. А ну, пристань-ка – когда оружные – молодец к молодцу – да еще тюфяк-пушка!

Онисим вдруг подумал про купца Острожца – а ведь тот очень даже хитер оказался! Нашел куда ватагу послать, одним махом убивал двух зайцев, то есть какого-то одного, не того, так другого: ежели у ватажки все хорошо пройдет, ежели освободят пленников – так купчина в большом прибытке, нет – тоже не беда, сгинет ватага – туда ей и дорога. Ах, как ловко все рассчитал, пес! Да и старший дьяк от него недалеко ушел, собачина та еще – видать, соглядатаев себе нашел изрядно, так что одного с ватажкой послать – а чего б нет-то?

Походив вдоль берега, Онисим Морда поднялся чуть выше от плеса, присел, прислонился спиной к широкой березе… или к какому иному дереву, не особо-то сейчас было и видно. Кругом стояла полная тишь, если не считать плеска волн да негромкого скворчания сверчков… А вот – забила крылами крупная ночная птица. Филин? Неясыть?

Онисим испуганно перекрестился.

Переночевали, впрочем, справно – никто не напал, да и кто на оружных нападет-то? Видно же сразу – не купцы.

Чугреев все ж предупредил:

– Посматривайте, паситесь! По ордынским землям идем… хучь и по воде – так молвить лучше.

Еще плыли полдня, потом – вот так же, как в прошлый раз – без всяких приключений заночевали, а на следующее утро разделились.

– Мы с Борисовичами в Булгар поплывем, вниз по Итиль-реке, как и плыли, а ты, Егорша, с ушкуем своим скоро повернешь на левую руку – к Жукотину, там река большая…

– Знаю, – кивнул неплохо представлявший себе карту Вожников. – Кама. Знаю. Это нам вверх по течению плыть?

Антип махнул рукой:

– Да недолго, и течение там невеликое – река-то широченная, ух! В Жукотин придете под видом купцов-выкупщиков, Иван вон Карбасов с Линем, – вожак кивнул на ватажников, – там все знают и по-татарски говорить могут. Сведут, с кем надо – вызнаете поточней про того сотника, а потом… Потом недалече, у мыска приметного, встретимся.

Дальше Чугреев не уточнял – и так было ясно, что веселый налет ушкуйников не сулил ничего хорошего бедолаге-сотнику и всем его людям, не считая, конечно, пленников. А вот нечего за счет невольников жировать, рабовладелец чертов! Таких козлов не жаль нисколечко!

Оделись для визита соответствующе, сменив доспехи на армяки, зипуны да кафтаны – будучи за старшего, Егор как раз в кафтане и красовался – темно-голубого немецкого сукна, украшенном витыми серебряными проволочками. Подарок новгородского гостя Михайлы Острожца, щедрости которого, однако, хватило лишь на вожаков, «гражданское платье» остальных ватажников выглядело куда проще: армячки, зипунчики. Хотя армяк – тот же кафтан, только покороче да из более грубой ткани, да и зипун – то же, только без ворота. Если о статусе вещей рассуждать, так кафтан – дорогой пиджак, а армяк с зипуном – джинсовые куртки.

– Оружие на виду не держите, – инструктировал атаман. – Татары такого не любят. Пушку спрячьте с глаз, зря на рожон не лезьте. Ну, удачного пути!

– И вам того же!

Попрощался Егор и с Борисовичами – те тоже соизволили пожелать доброго пути и удачи, даже похлопали по плечу этак снисходительно, как генерал какого-нибудь там лейтенанта. Вот жлобы-то! Можно подумать, не с ними позавчера в шатре квасил да байки травил!

Река Кама, куда вскоре свернул стремительный ушкуй Вожникова, оказалась весьма широкой, даже можно сказать – широченной, даже шире Итиля-Волги. В месте впадения шарово-серые волны играли пеной, крутили воронками – опасное было место, впрочем, его быстро прошли, по совету Окунева, прижавшись ближе к левому берегу. Тут многое зависело не только от кормчего, но и от слаженной работы гребцов, коих Егор поначалу поддерживал криками «Давай, выгребай, парни!» – а потом и сам уселся на банку, сменив утомившегося вконец Федьку.

Ударили в лицо брызги, тяжелая волна гулко ткнулась в борт, ухнула этакой плюхой, едва не перевернув суденышко.

– Левой – таба-а-ань! – навалясь на рулевое весло всем телом, истошно закричал Кольша. – Та-ба-а-ань!

Ввуххх!!! Снова волна в борт – подхватила, понесла к берегу – прямо на острые черные камни.

– Правой!!! – резко переложив руль, скомандовал кормчий. – Живо, мать вашу так! И-и-и… р-раз! И-и-и… р-раз!

– И-и-и – р-раз! – в голос поддержал Вожников. – Р-раз, р-раз…

Тяжелое весло ухнуло в воду, сперло, перехватило дыхание… Еще гребок… еще… Опять ударила волна, на этот раз – в корму, едва не смыв рулевого. Завыл ветер, слава Богу, хоть парус убрали заранее, сложили мачту.

– Раз! Раз! Раз!!! – отплевываясь от воды, продолжал командовать Кольша. – Левый борт… загре-бай! Теперь – табань! Правый!

Ватажники подчинялись парню беспрекословно, знали – все сейчас зависит от умения кормчего… И кормчий не подкачал: вывел, провел ладью меж камнями, увел на чистую воду, в густо-синюю ширь, навстречу выглянувшему из-за облака солнцу.

Лучи светила золотым дождем упали вниз, резко утих ветер. Ушкуй медленно шел вдоль берега, можно сказать, в полной тиши, лишь ласково, словно подлизываясь, плескали в борта волны, не имевшие никакого сравнения с теми, что были до этого.

– Хухх!!! – выдохнув, оглянулся с передней банки Окунев Линь. – А ведь прошли, кажется. Эй, Кольша-а… Эй…

Он внезапно запнулся, а Вожников, привстав, хотел что-то сказать… но тоже не стал: Кольша Дрема, юный ладожский кормчий, привалился к тяжелому рулевому веслу и, не стесняясь, плакал.

Видно, сильно переживал парень!

Жаловался:

– Нынче Господь упас! Я ж здешние мели не ведаю-у-у-у!

Да, вот вам и кормчий… Однако другого-то не было. Этот хотя бы, как управляться с ладьей – знал. Не такое уж и простое дело.

– К берегу. – Оставив весло Федьке, Егор перебрался на корму. – Передохнем малость.

– Зачем? – утерев слезы рукавом, неожиданно возразил юноша. – Зачем зря время терять? Река здесь спокойная, течения уже почти что и нет, да и ширь! Загляденье. А ну, парни, ставь мачту, вздымайте парус! Под ветром пойдем – отдохнете.