Атаманыч

— Товарищ лейтенант, — спросил Атаманыч, — а может быть так, собирает, скажем: кто-нибудь в лесу у границы грибы или ягоды, заблудится и попадет к японцам? Что тогда будет?

— Нет, Миша, так быть не может. Собирать грибы или ягоды у границы нельзя. На границе может быть только часовой-пограничник, да и то только тогда, когда он в наряде.

— А разведчики?

— Только по приказу, если у них есть специальное задание. Ясно?

— Ясно, товарищ лейтенант.

Затрещал зуммер полевого телефона. Остапов взял трубку.

— Двадцать третий слушает! — сказал он. — Так точно, товарищ Десятый! Есть явиться немедленно!

Он положил трубку, взял со стола полевую сумку:

— А ты, Атаманыч, иди спать.

Они вышли из землянки командира и разошлись в разные стороны.

В казарме, раздеваясь, Миша спросил у своего соседа по нарам:

— Слышь, лейтенант говорил по телефону: «Двадцать третий слушает. Так точно, товарищ Десятый». Как это понять?

Молоденький солдат — сам полгода в армии — ответил с напускной важностью:

— Это позывные.

— Какие позывные?

— «Какие, какие»! Обыкновенные. Позывной — это… Ну как бы тебе объяснить… Понимаешь, разговор по телефону может подслушать противник. Так вот, чтобы он не догадался, кто по телефону говорит, не называют ни фамилий, ни званий, а только номера. Ну, понял теперь?

— Теперь понял.

Миша уже засыпал, когда снова услышал зуммер.

— Восьмой слушает! — отозвался дневальный. — Так точно, товарищ Двадцать третий! Сигнал «Тигрица» принят!

— Подъем! — крикнул дневальный во весь голос.

«Опять Двадцать третий, — сквозь сон подумал Миша. — Наверное, мне все это снится…»

Но тут прозвучала другая команда:

— В ружье!

Миша наконец понял, что все это наяву. Он вскочил и начал лихорадочно одеваться.

«Вот разиня! — ругал он себя. — Проспать сигнал тревоги!»

Дверь землянки отворилась, и в казарму стремительно вошел лейтенант Остапов.

— Смирно! — скомандовал старшина.

Остапов остановился перед строем.

— Товарищи бойцы, получен приказ — немедленно выйти к государственной границе в ложбину между сопками Брусничная и Наблюдательная. Дальнейшая задача будет вам передана через командиров отделений, когда прибудем на место.

Казарма опустела. У телефона остался дневальный.

Глава десятая. Хитрость врага

Для возвращения Хироситы прошли все сроки. Но он не возвращался.

Долговязый капитан — начальник разведгруппы поста Хандаса — вышагивал из угла в угол по просторному кабинету.

«Видимо, надо посылать нового человека, — думал он. — Но как переправить его через границу?»

Капитан морщил лоб, наклонялся над топографической картой, что-то вымерял линейкой, потом отбрасывал линейку и, с силой сцепив руки, хрустел пальцами.

Капитан подошел к окну и резким толчком открыл его. В комнату ворвался холодный ветер и сдул со стола карту.

Капитан с раздражением захлопнул окно, поднял карту и схватил трубку телефона:

— Позвать ко мне Нацуме.

Через несколько минут в кабинет начальника разведгруппы вошел невысокий худой человек лет пятидесяти, по виду охотник, каких много на Сахалине. Из-под шапки виднелись прямые, тронутые сединой волосы, узкие, глубоко спрятанные в глазницах глаза смотрели настороженно.

Вошедший приложил правую руку к груди и поклонился.

— Я позвал тебя, Нацуме, по поводу утреннего разговора, — сказал капитан. — У меня есть одна идея.

— Слушаю вас, господин капитан, — снова поклонился вошедший.

Капитан кивнул на стул:

— Иди поближе, садись.

Легкой, крадущейся походкой Нацуме прошел через комнату и сел возле стола.

— Вот что, — вдруг сказал капитан, — пожалуй, прежде я послушаю твои соображения.

Нацуме давно знал повадки своего начальника. Обычно, когда капитан оказывался в затруднительном положении и не мог ничего придумать, он вызывал кого-нибудь из своих более опытных подчиненных и старался выведать его мысли. Если тот высказывал что-либо дельное, то, внимательно выслушав, капитан в заключение разговора небрежно ронял: «Молодец. У тебя голова варит. Это же самое хотел тебе сказать и я».

Поэтому на слова капитана Нацуме только улыбнулся и, глядя в сторону, тихо проговорил:

— Я думаю. Но мой план еще не окончательно созрел, господин капитан.

Начальник разведгруппы с досадой поморщился.

— Я замечаю, вы начинаете сердиться, господин капитан, — вкрадчиво продолжал Нацуме с чуть заметной усмешкой. — Я понимаю, конечно…

— Я тебя позвал не для того, чтобы любоваться, как ты умеешь крутить хвостом, старая лиса! — перебил его капитан. — Я тебя спрашиваю, ты должен отвечать. Кто здесь начальник, я или ты?

— Напрасно волнуетесь, господин капитан, — спокойно ответил старый разведчик. — Если я вам не подхожу, то обратитесь к майору с просьбой, чтобы он перевел меня в другое место. Впрочем, вряд ли он исполнит вашу просьбу: во всей разведке вы не найдете другого такого человека, который знал бы Сахалин так же, как я. Со мной мог сравниться, пожалуй, лишь Хиросита. Но он, судя по всему… — Нацуме приложил обе руки ладонями ко лбу, поднял глаза и вполголоса, как будто про себя, забормотал: — Пусть земля будет ему мягка, меня же — о Аматерасу! — охрани от неверных шагов. Пусть на всех дорогах сопровождают меня добрые духи, а злые духи да будут прокляты…

С каждым словом Нацуме капитан все более и более терял свой грозный вид и, когда старый разведчик умолк, заговорил миролюбиво и даже с некоторым подобострастием:

— Я же не сказал, что ты нам не подходишь, Нацуме. Правда, я погорячился, но ведь ты сам должен понять — сейчас такое положение, что нельзя дальше тянуть. Да и за Хироситу нас не погладят по голове. Мы должны приложить все силы, чтобы не уронить своей чести.

Капитан поднялся с кресла и подошел к окну:

— Я надеюсь на тебя, Нацуме.