Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод)

Голт улыбнулся.

— Это противоречие вам рано или поздно придется разрешить, мисс Таггерт.

— Это вы… Не так ли? Уничтожили мою дорогу…

— Нет. Уничтожило ее противоречие.

Дагни закрыла глаза; через несколько секунд задала вопрос:

— Я слышала о вас всякое, что же правда?

— Все.

— Вы сами распространяли эти слухи?

— Нет. Зачем? Я никогда не хотел, чтобы обо мне говорили.

— Но знаете, что стали легендой?

— Да.

— Молодой изобретатель из моторостроительной компании» Двадцатый век» — одна из подобных правд, так ведь?

— Да.

Дагни не смогла сдержать волнения, ее голос упал до шепота:

— Тот двигатель… что я обнаружила… его сделали вы?

— Да.

Дагни невольно вскинула голову от радости.

— Секрет преображения энергии… — начала было она и умолкла.

— Я мог бы объяснить его вам за пятнадцать минут, — сказал Голт в ответ на ее невысказанную, отчаянную просьбу, — но на свете нет силы, способной заставить меня это сделать. Если понимаете это, значит, со временем поймете и все остальное.

— Та ночь… двенадцать лет назад… весенняя ночь, когда вы ушли с собрания шести тысяч предателей — эта история верна, не так ли?

— Да.

— Вы сказали им, что остановите двигатель мира.

— Я остановил его.

— Что именно вы сделали?

— Ничего, мисс Таггерт. И в этом весь мой секрет.

Дагни молча устремила на него долгий взгляд. Голт стоял с таким видом, словно читал ее мысли.

— Разрушитель… — заговорила она потерянным, беспомощным тоном.

— …самая зловредная тварь на свете, — продолжил он, почти цитируя, и она узнала свои слова, — человек, организующий утечку мозгов.

— Как же пристально вы следили за мной, — заметила Дагни, — и как долго?

Пауза была очень краткой; взгляд его остался неподвижным, но ей показалось, что в нем появилась напряженность, словно оттого, что он давно ждал этой встречи, и она услышала в его голосе какую-то странную, тщательно скрываемую пылкость, когда Голт спокойно ответил:

— Много лет.

Дагни закрыла глаза; ей хотелось просто расслабиться и сдаться. Она чувствовала какое-то беззаботное равнодушие, она стремилась лишь к покою — к тому, чтобы кто-нибудь объявил ее беспомощной и позаботился о ней.

Приехал врач, седовласый человек с добрым, задумчивым лицом и сдержанными, уверенными манерами.

— Мисс Таггерт, — сказал Голт, — позвольте представить нам доктора Хендрикса.

— Неужели Томаса Хендрикса? — воскликнула она с невольной детской бестактностью; это было имя знаменитого хирурга, ушедшего на покой и исчезнувшего шесть лет назад.

— Разумеется, — пожал плечами Голт.

Доктор Хендрикс в ответ улыбнулся.

— Мидас сказал, что мисс Таггерт нужно лечить от потрясения, — произнес он, — причем не того, которое она перенесла, а от будущего.

— Оставлю вас заниматься этим, — сказал Голт, — а сам пойду купить что-нибудь к завтраку.

Дагни наблюдала за сноровистостью работы доктора Хендрикса, осматривающего ее травмы. Он привез прибор, какого она раньше не видела: портативный рентгеновский аппарат. Доктор сказал, что у нее треснули хрящи двух ребер, растянуты связки голеностопного сустава, содрана кожа на колени и локте, а на теле появилось несколько фиолетовых синяков. К тому времени, когда он быстро и умело наложил повязки и приклеил пластырь, ей казалось, что ее тело представляет собой мотор, проверенный опытным механиком, и беспокоиться о нем больше не стоит.

— Мисс Таггерт, я бы советовал вам оставаться в постели.

— О, нет! Если ходить осторожно и медленно, все будет в порядке.

— Вам следует отдохнуть.

— Думаете, я смогу?

Доктор Хендрикс улыбнулся:

— Пожалуй, нет.

Когда вернулся хозяин дома, она уже оделась. Доктор описал ему ее состояние и добавил:

— Завтра я заеду.

— Спасибо, — сказал Голт. — Счет пришлите мне.

— Ни в коем случае! — возмутилась Дагни. — Я сама его оплачу.

Мужчины переглянулись с усмешкой, словно услышав похвальбу нищего.

— Обсудим это позже, — сказал Голт.

Доктор Хендрикс ушел, и Дагни попыталась встать, хромая, держась за мебель. Голт поднял ее, отнес на кухню и усадил за накрытый на двоих стол.

Увидев кипящий на плите кофейник, два стакана апельсинового сока, толстые керамические тарелки, блестящие в лучах солнца на чистом столе, она ощутила голод.

— Когда вы спали и ели последний раз? — спросил Голт.

— Не знаю… я обедала в поезде с… с бродягой, — чуть не брякнула она и услышала какой-то отчаянный голос, умолявший ее бежать, бежать от мстителя, который не станет ее преследовать — мстителя, сидевшего напротив нее со стаканом апельсинового сока в руках. — Не знаю… кажется, много веков назад, на другой планете.

— Как получилось, что вы стали преследовать меня?

— Я приземлилась в аэропорту Элтона, когда вы взлетали. Один человек сказал мне, что Квентин Дэниелс улетел с вами.

— Помню, как ваш самолет заходил на посадку. Но это был единственный раз, когда я о вас не думал. Я полагал, что вы едете поездом.

Глядя на него в упор, она спросила:

— Как прикажете это понимать?

— Что?

— Единственный раз, когда вы не думали обо мне.

Голт не отвел взгляда; Дагни увидела характерную для него мимику: гордые, упрямо сложенные губы изогнулись в легкой улыбке.

— Как хотите, — ответил он.

Она чуть помолчала, лицо ее стало суровым. А в голосе звучало обвинение:

— Вы знали, что я еду за Квентином Дэниелсом?

— Да.

— И примчались раньше, чтобы не дать мне встретиться с ним? Чтобы нанести мне поражение — прекрасно зная, что оно будет означать для меня?

— Конечно.

Дагни отвела взгляд и промолчала. Голт поднялся, чтобы закончить готовить завтрак. Она наблюдала, как он, стоя у плиты, жарит гренки и яичницу с беконом. Работал он с уверенным, непринужденным мастерством, но это было мастерство другой профессии; руки его двигались с четкостью машиниста, передвигающего рычаги управления. Она внезапно вспомнила, где уже видела такое же виртуозное и ненужное мастерство.

— Научились этому у доктора Экстона? — спросила она, указывая на плиту.

— Да, помимо всего прочего.

— Он учил вас тратить время, ваше время, — она не могла сдержать негодующей дрожи в голосе, — на такую работу?!

— Я тратил время и на гораздо большие пустяки.

Когда он поставил перед ней тарелку, она спросила:

— Где вы взяли продукты? Здесь есть продовольственный магазин?

— Лучший на свете. Принадлежит Лоуренсу Хэммонду.

— Что?!