Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод)
Шрифт:
Блуждающий луч прожектора коснулся лица Риардена, и когда прошел мимо, он увидел, что человек на крыше наклонился, словно глядя в его сторону. Жестом велел кому-то занять его место и поспешно покинул свой пост.
Риарден быстро шел, но вдруг сбоку, из прохода между зданиями, услышал пьяный крик: «Вот он!» Хэнк повернулся и увидел двух здоровенных, приближающихся к нему людей. Увидел злобное, тупое лицо с растянутыми в невеселой улыбке губами, дубинку в поднимающейся руке, услышал топот ног подбегающего с другой стороны человека, попытался отклонить от удара голову, потом дубинка обрушилась на нее сзади. И в эту минуту раскалывающейся тьмы, когда он шатался, отказываясь верить в случившее,
Первым, что испытал Риарден, открыв глаза, было ощущение глубокого покоя. Потом он увидел, что лежит на кушетке в современной, строго обставленной комнате, и понял, что это его кабинет, и что двое стоящих подле него — заводской врач и директор завода. Хэнк почувствовал легкую боль в голове, она была бы неистовой, если бы он на ней сосредоточился, и пластырь на боку головы. Ощущение покоя представляло собой знание, что он свободен.
Пластырь и кабинет не могли приниматься или существовать совместно — жить с этим сочетанием было невозможно. Это были уже не его битва, не его работа, не его дело.
— Думаю, доктор, у меня все будет хорошо, — сказал Риарден, поднимая голову.
— Да, к счастью. — Врач смотрел на него так, словно до сих пор не мог поверить, что это произошло с Риарденом на его заводе, голос врача был напряженным от гнева, преданности и возмущения. — Ничего серьезного, лишь рассечение кожи и легкое сотрясение. Но вы должны воспринять это спокойно и позволить себе отдохнуть.
— Позволю, — твердо сказал Риарден.
— Все кончено, — сказал директор, указав на завод за окном. — Мы побили этих мерзавцев и обратили в бегство. Не беспокойтесь, мистер Риарден. Все кончено.
— Да, — сказал Риарден. — Доктор, у вас, должно быть, еще много работы.
— Да! Вот не думал, что доживу до такого дня, когда…
— Знаю. Идите, принимайтесь за дело. У меня все будет хорошо.
— Иду, мистер Риарден.
— Я позабочусь о заводе, — сказал директор, когда врач торопливо вышел. — Все под контролем, мистер Риарден. Но это было гнуснейшей…
— Знаю, — сказал Риарден. — Кто спас мне жизнь? Кто-то подхватил меня, когда я падал, и выстрелил в бандитов.
— Да, да! Прямо им в рожи. Обоим снес череп. Это наш новый доменный мастер. Пришел сюда два месяца назад. Лучшего работника у меня не бывало. Это он узнал, что замышляют мерзавцы, и предупредил меня днем. Сказал, что нужно вооружить как можно больше наших людей. От полиции и национальной гвардии помощи не было никакой, они уклонялись под самыми фантастическими предлогами, все было устроено заранее, и бандиты не ожидали никакого вооруженного сопротивления. Этот доменный мастер — его зовут Фрэнк Адамс — организовал оборону, руководил всем сражением и стоял на крыше, снимая подонков, которые близко подходили к воротам. Черт возьми, какой меткий стрелок! Я содрогаюсь при мысли о том, сколько наших жизней он спас. Эти мерзавцы хотели крови, мистер Риарден.
— Я хочу видеть его.
— Он ждет где-то снаружи. Это он принес вас сюда и попросил разрешения поговорить с вами, когда будет возможно.
— Пришлите его сюда. Потом возвращайтесь, возьмите на себя руководство, завершите дело.
— Мистер Риарден, могу я еще сделать что-то для вас?
— Нет, больше ничего.
Риарден лежал один в тишине кабинета. Он знал, исчез смысл существования завода, и полнота этого знания не оставляла места для сожаления об иллюзии. Он увидел в последнем зрелище душу и сущность своих врагов: тупую рожу бандита
с дубинкой. Отпрянуть его в ужасе заставила не сама эта рожа, а профессора, философы, моралисты, мистики, напустившие эту рожу на мир.Риарден ощущал своеобразную чистоту. Она представляла собой гордость и любовь к земле, этой земле, принадлежавшей ему, а не им. Это было то ощущение, которое вело его по жизни, ощущение, которое кое-кто из людей знал в юности, а потом предал, но он не предавал его, нес с собой, как избитый, поврежденный, неопознанный, но работающий двигатель. Ощущение, которое он мог испытывать теперь в полной, безграничной мере, было ощущением своей высшей ценности и высшей ценности своей жизни. Это была окончательная уверенность, что он — хозяин своей жизни, что ее нужно вести безо всякой зависимости от зла, что в этой зависимости никогда не существовало необходимости. Это был великолепный покой сознания, что он свободен от страха, страдания, чувства вины.
«Если правда, — подумал Риарден, — что существуют мстители, которые трудятся для освобождения таких людей, как я, пусть они меня сейчас увидят, пусть скажут свой секрет, пусть позовут меня, пусть…»
— Войдите! — произнес он вслух в ответ на стук в дверь.
Дверь открылась, и Риарден оцепенел. Стоявшим на пороге человеком с взъерошенными волосами, с измазанным сажей лицом и закопченными у домны руками, в прожженном комбинезоне и окровавленной рубашке, стоявшим так, словно за его спиной развевался плащ, был Франсиско Д’Анкония.
Риардену показалось, что сознание его устремилось вперед раньше тела, тело, парализованное потрясением, отказывалось двигаться, а разум со смехом говорил ему, что это самое естественное на свете событие, которого больше всего следовало ожидать. Франсиско улыбнулся, это была приветственная улыбка другу детства в летнее утро, словно ничто иное было невозможно между ними. И Риарден обнаружил, что улыбается в ответ, какой-то частью своего существа он ощущал невыразимое удивление и вместе с тем уверенность, что иначе не могло быть.
— Вы месяцами изводили себя, — говорил Франсиско, приближаясь к нему, — размышляя, в каких словах просить у меня прощения, и вправе ли просить его, если увидите меня снова, но теперь видите, что в этом нет нужды, что нечего просить или прощать.
— Да, — ответил Риарден, это слово прозвучало удивленным шепотом, но когда окончил фразу, он понял, что это величайшая честь, какую могут оказать, — да, я это знаю.
Франсиско сел на кушетку подле Риардена и медленно коснулся его лба. Это было исцеляющее прикосновение, покончившее с прошлым.
— Хочу сказать вам только одно, — сказал Риарден. — Хочу, чтобы вы услышали это от меня: вы сдержали клятву, вы были моим другом.
— Я знал, что вы это знаете. Вы знали это с самого начала. Знали, что бы ни думали о моих поступках. И ударили меня, потому что не могли заставить себя усомниться в этом.
— Это… — прошептал Риарден, не сводя с него глаз, — …это то, чего я не имел права говорить вам… не имел права выставлять в свое оправдание…
— Вы не думали, что я это понимаю?
— Я хотел найти вас… я не имел права искать вас… и вы все время были…
Он указал на одежду Франсиско, потом рука его беспомощно упала, и он закрыл глаза.
— Я был у вас мастером доменной печи, — сказал, усмехаясь, Франсиско. — Не думал, что вы будете против. Вы сами предложили мне эту работу.
— Вы были здесь моим телохранителем два месяца?
— Да.
— С тех пор, как…
— Совершенно верно. Утром того дня, когда вы читали мое прощальное послание над нью-йоркскими крышами, я пришел сюда на свою первую смену в качестве мастера доменной печи.