Атлант расправил плечи. Книга 1
Шрифт:
— Вы случайно не Джеймс Таггарт? — спросила она.
— Да, — резко ответил Таггарт, — а что? — Ой!
Девушка, раскрыв рот, смотрела на него с восхищением, как ребенок на вспышку праздничного фейерверка. Таггарт подумал, что таких восторженных взглядов удостаиваются лишь кинозвезды.
— Мистер Таггарт, я видела вашу фотографию в утренних газетах, — быстро сказала девушка, слегка покраснев. — В них говорилось, что это выдающееся достижение и что оно принадлежит именно вам, только вы не хотели, чтобы об этом стало известно.
— Неужели? — улыбнулся Таггарт.
— Вы выглядите точно так же, как на фотографии, — с огромным
— А что, не надо было?
— Я хочу сказать, все о вас говорят, вся страна, вы, человек, который все это сделал, — вдруг входите сюда! Я никогда раньше не видела такого человека. Я никогда в жизни не находилась так близко к чему-нибудь важному, я имею в виду то, о чем пишут все газеты!
Таггарт никогда еще не испытывал ощущения, что своим присутствием он украсил место, куда зашел: девушка выглядела так, словно позабыла о своей усталости, словно дешевый магазинчик превратился в сцену, на которой разворачиваются удивительные, драматические события.
— Мистер Таггарт, это правда — то, что пишут о вас в газетах?
— А что в них пишут?
— О вашей тайне.
— Какой тайне?
— В газетах говорится, что, когда все препирались из-за вашего моста, устоит он или нет, вы не вступали в спор, вы шли вперед, потому что знали — мост выдержит, а все остальные были в этом далеко не уверены; линия Джона Галта — ваш проект, вы были его вдохновителем, его путеводной звездой, но действовали втайне, потому что вам было безразлично, воздадут вам по заслугам или нет.
Таггарт вспомнил размноженные материалы, заготовленные в отделе по связям с прессой.
— Да, — сказал он, — это правда.
Девушка смотрела на него так, что у него возникло ощущение, будто это действительно правда.
— Это так благородно с вашей стороны!
— Ты всегда так хорошо помнишь то, о чем читаешь в газетах?
Да, мне кажется, всегда — все, что интересно. Значительные события. Мне нравится о них читать. Со мной никогда не происходит ничего значительного.
Она сказала это весело, без тени жалости к себе. В ее движениях и голосе чувствовались присущие молодости решительность и быстрота. У нее были кудрявые рыжевато-каштановые волосы, широко расставленные глаза и немного веснушчатый курносый нос. Таггарт подумал, что ее можно было бы назвать привлекательной, если бы кто-нибудь обратил на нее внимание, на что не было никакой особой причины. У нее было заурядное личико, если не считать выражения настороженности и живого интереса, словно она думала, что в этом мире за каждым углом сокрыта какая-то захватывающая тайна.
— Мистер Таггарт, каково быть великим человеком?
— А каково быть незаметной маленькой девочкой?
— Просто прекрасно, — рассмеявшись, ответила она.
— В таком случае ты в лучшем положении, чем я.
— О, как вы можете так…
— Может быть, это твое счастье, что ты не имеешь ничего общего с теми значительными событиями, о которых пишут в газетах. Значительными… Что вообще, по-твоему, является значительным?
— Как?.. То, что важно.
— А что важно?
— А это мне может объяснить такой человек, как вы, мистер Таггарт.
— В мире нет ничего важного. Девушка недоверчиво посмотрела на него:
— И это говорите мне вы, Джеймс Таггарт, да еще в такой день?!
— Я чувствую себя прескверно, если это тебе интересно. Мне еще никогда
в жизни не было так плохо.Он с удивлением заметил, что девушка пристально вглядывается в его лицо — с таким беспокойством и заботой, какой никто не проявлял к нему раньше.
— Вы страшно устали, мистер Таггарт. Пошлите-ка их всех к черту, — сказала она серьезным тоном.
— Кого?
— Всех, кто изводит и мучает вас. Это несправедливо.
— Что?
— То, что вам сейчас так плохо. Вам пришлось очень трудно, но вы всем утерли нос и сейчас должны радоваться и веселиться. Вы заслужили это.
— И как же, по-твоему, я должен веселиться?
— Ну, не знаю. Но я думала, у вас сегодня будет торжество, прием, где соберутся важные люди, будет много шампанского, и вам будут дарить подарки, такие как, например, ключи от города, одним словом, шикарная вечеринка, на которой вы прекрасно проведете время, вместо того чтобы бродить в одиночестве по городу и покупать дурацкие бумажные платочки.
— Кстати, дай мне эти платочки, пока ты о них совсем не забыла, — сказал Таггарт, протянув ей десять центов. — А что касается шикарного приема, тебе не приходило в голову, что у меня может возникнуть желание никого не видеть сегодня вечером?
Девушка призадумалась.
— Нет, — сказала она, — не приходило. Но я понимаю, почему вы этого не хотите.
— Почему? — Это был вопрос, на который он сам не знал ответа.
— Потому что все они недостойны вас, мистер Таггарт, — просто сказала она. Это была не лесть, а констатация само собой разумеющегося.
— Ты действительно так думаешь?
— Я не очень-то люблю людей, мистер Таггарт. Во всяком случае большинство из них.
— Я тоже. Никого из них.
— Я думала, что такой человек, как вы… Вы не знаете, какими злыми и жестокими они могут быть, как они пытаются держать вас в узде и сесть вам на шею, если им позволить. Я думала, что великие люди должны отделаться от них и не кормить блох, но возможно, я ошибалась.
— Кормить блох? Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, когда становится невмоготу, я всегда говорю себе, что должна выбиться туда, где всякая вшивость не будет допекать меня, как укусы блох, но похоже, везде все одинаково, только блохи, наверное, крупнее.
— Значительно крупнее.
Девушка немного помолчала, словно размышляя.
— Забавно, — грустно сказала она в ответ на какую-то свою мысль.
— Что забавно?
— Я когда-то читала книгу, в которой говорилось, что великие люди всегда несчастны, и чем они значительней — тем несчастней. Тогда это показалось мне нелепостью, но может быть, это правда.
— В большей степени, чем ты думаешь.
Девушка отвернулась. На ее лице отразилось беспокойство.
— Почему ты так переживаешь за великих людей? — спросил Таггарт. — Ты что, своего рода идолопоклонница, обожательница героев?
Она повернулась, посмотрела на него, и на ее оставшемся серьезным лице он увидел свет внутренней улыбки; это был самый красноречивый взгляд, который он когда-либо ловил на себе.
— Мистер Таггарт, чем же тогда восхищаться, кого уважать? — тихим, бесстрастным голосом ответила она.
Внезапно раздался скрипучий звук, не похожий ни на звонок, ни на гудок и продолжавший звучать с раздражающей настойчивостью.
Девушка вскинула голову, словно проснувшись от звона будильника.
— Пора закрываться, — вздохнув, с сожалением сказала она.