Атлант расправил плечи. Книга 2
Шрифт:
— Почему вы решили, что я приму подобный подарок?
— Это не подарок, мистер Реардэн. Это ваши собственные деньги. Но я прошу вас об одной услуге. Это просьба, а не условие, потому что собственности с условиями не существует. Золото принадлежит вам, вы вольны поступить с ним как угодно. Но я рисковал жизнью, чтобы доставить его вам, и прошу вас: оставьте его до лучших времен или потратьте на себя. На собственные удовольствия. Не отдавайте его, а главное, не вкладывайте в дело.
— Но почему?
— Я хочу, чтобы только вы лично могли воспользоваться им. Иначе я нарушу клятву, данную много лет
— Что вы имеете в виду?
— Я давно собирал для вас эти деньги. Но не думал встречаться с вами, говорить вам о них или отдавать их еще долгое время.
— Почему же вы делаете это?
— Потому что я больше не могу выносить это.
— Выносить что?
— Я думал, что видел все и не осталось ничего, что я не мог бы вынести. Но когда они отняли у вас металл Реардэна, даже мне показалось, что это слишком. Я знаю, что сейчас вам нужно не это золото. Вам нужна справедливость, которую символизирует этот слиток, сознание, что есть люди, которые помнят о справедливости.
Стараясь не поддаваться чувству, которое зарождалось в нем, несмотря на безграничное удивление, отбросив все сомнения, Реардэн пытался понять этого человека, разглядывая его лицо. Но оно ничего не выражало и не менялось, пока он говорил; казалось, этот человек давно утратил способность чувствовать; казалось, все безвозвратно утрачено, и остались лишь чеканные и неживые черты. Вздрогнув от удивления, Реардэн поймал себя на том, что видит лицо не человека, а ангела мщения.
— Но вам-то что? — спросил Реардэн. — Что значу для вас я?
— Намного больше, чем вы подозреваете. И у меня есть друг, для которого вы значите еще больше. Он отдал бы все, чтобы быть сегодня рядом с вами. Но он не может. Я пришел вместо него.
— Что за друг?
— Я предпочел бы не называть его имени.
— Вы сказали, что потратили много времени, чтобы собрать для меня эти деньги?
— Я собрал больше, чем это. — Он показал на золото. — Я храню все на ваше имя и передам вам, когда придет время. Этот слиток — только знак, доказательство существования всего остального. Когда вы обнаружите, что ваше состояние разворовано до последнего цента, помните, что вас ожидает солидный счет в банке.
— Какой счет?
— Попытайтесь подсчитать все деньги, которые у вас отобрали силой, и вы увидите, что у вас на счету солидная сумма.
— Как вы накопили эти деньги? Откуда это золото?
— Оно взято у тех, кто вас ограбил. — Кем?
— Мною.
— Кто вы?
— Рагнар Даннешильд.
Реардэн долго молча смотрел на него, затем золото выскользнуло из его рук.
Глаза Даннешильда не следили за слитком, а по-прежнему спокойно смотрели на Реардэна.
Вы бы предпочли, чтобы я оказался законопослушным гражданином, мистер Реардэн? Если так, по какому закону мне жить? По указу десять двести восемьдесят девять?
— Рагнар Даннешильд, — произнес Реардэн, будто разом увидев все десять лет, заключавшие в себе бесконечный список преступлений, заключенных в этом имени.
— Подумайте, мистер Реардэн. Сейчас в нашем распоряжении два способа существования: стать бандитом и душить безоружные жертвы или стать жертвой и работать на благо душителей. Я отказался стать тем или другим.
— Вы выбрали
существование за счет силы, как они.— Да — но только открыто. Честно, если хотите. Но я не отнимаю у тех, чьи руки связаны, а рот заткнут кляпом. Я не требую от своих жертв помощи, не говорю, что действую ради их блага. Я ставлю на карту свою жизнь, и они могут сразиться со мной в честной битве оружием или умом. Честной. Я против вооруженных сил, пушек, самолетов и линкоров пяти континентов. Если хотите высказать нравственные соображения, мистер Реардэн, тогда уж скажите, кто человек более нравственный: я или Висли Мауч?
— У меня нет ответа, — чуть слышно сказал Реардэн.
— Почему это вас шокирует, мистер Реардэн? Я просто живу по закону системы, которую установили мои сограждане. Они считают достойным вести дела с позиции силы, и я даю им то, что от меня требуется. Они считают целью моей жизни служение им. Что ж, пусть они еще более уверуют в это. Если они думают, что мой разум принадлежит им, пусть придут и заберут его.
— А какую жизнь выбрали вы? Какому делу вы служите?
— Делу моей любви.
— Любви к чему?
— К справедливости.
— Вы стали пиратом, чтобы служить справедливости?
— Чтобы приблизить тот день, когда мне не надо будет оставаться пиратом.
— И когда же придет этот день?
— Тогда, когда вы сможете свободно получать прибыль от металла Реардэна.
— Ничего себе! — засмеялся Реардэн. — И это ваша цель?
Лицо Даннешильда не изменилось.
— Да.
— Думаете, вы доживете до этого дня?
— Да. А вы?
— Нет.
— Тогда чего вы ждете, мистер Реардэн?
— Ничего.
— Какому делу вы служите? Реардэн взглянул на него:
— Почему вы спрашиваете?
— Чтобы вы поняли, какому делу я не служу.
— Я никогда не стану одобрять действий преступника, и не думайте.
— Я и не рассчитываю на это. Просто хочу помочь вам кое-что понять.
— Если то, что вы мне рассказали, правда, почему вы стали бандитом? Почему просто не вышли из игры, как… — Он запнулся.
— …как Эллис Вайет, мистер Реардэн? Как Эндрю Стоктон? Как ваш друг Кен Денеггер?
— Да!
— А вы бы это одобрили?
— Я… — Реардэн замолчал, удивленный собственной мыслью.
Он увидел улыбку Даннешильда — словно на холодном каменном склоне проступила первая весенняя зелень. Реардэн неожиданно осознал, что лицо Даннешильда более чем красиво, оно обладало завораживающим совершенством: суровые, гордые черты, надменный рот викинга. Похоже, сам Даннешильд не знал об этом; мертвенная строгость его лица не допускала, чтобы кто-то имел наглость им восхищаться. Но улыбка поражала живостью.
— Я согласен с вами, мистер Реардэн. Но я избрал для себя особую миссию. Я охочусь за человеком, которого хочу уничтожить. Он умер много столетий назад, но пока в человеческой памяти не будет стерто последнее воспоминание о нем, мир не станет местом, где возможна достойная жизнь.
— Кто этот человек?
— Робин Гуд.
Реардэн смотрел на Даннешильда непонимающим взглядом.
— Этот человек грабил богатых и отдавал награбленное бедным. Ну а я — граблю бедных и отдаю все богатым. Точнее, я отбираю у ворующего бедняка и отдаю трудолюбивому богачу.