Атомка
Шрифт:
Люси вздохнула. Необъяснимые преступления, нераскрытые дела десятилетней давности. Исчезнувшая невесть куда журналистка, которая вела расследования, и ее развороченная квартира. И другой журналист — он раскопал дела об убийствах, замаскированных под утопление, и тоже был убит, засунут в собственный морозильник. Перепуганный насмерть маленький бродяжка со следами травмы. Какая связь между всеми этими фактами?
Она взглянула на газеты, лежавшие на пассажирском сиденье под пробирками с образцами тканей. Было же еще два номера — из региона Прованс–Альпы–Лазурный Берег… А что, если убийца перебрался туда? Что, если у него было не две, а четыре, пять, десять жертв?
На кого вышел Гамблен, о чем догадался, обрекая себя на
Пока согревалась машина, Люси решила хоть на минутку заглянуть в папку с материалами, присланными из полиции Гренобля.
После долгих месяцев следствия были сделаны очевидные выводы. Обе жертвы — брюнетки с ореховыми глазами, обеим около тридцати, высокие, стройные… и лыжницы! Гренобльским следакам удалось найти и еще одну связь между ними: обе женщины часто приезжали на горнолыжную станцию Гран-Ревар, неподалеку от бальнеологического курорта Экс-ле-Бен. Одна из них жила в полусотне километров от Экса, в дыре под названием Сессьё, другая в Анси, но часто наезжала в Экс и останавливалась в гостинице «Ле Шанзи».
Где только не искали полицейские! Опрашивали отдыхающих, туристов, рестораторов — тщетно, даже следов убийцы найти не удалось. Тем не менее интуиция им подсказывала, что обе жертвы были похищены из дому. Вторая-то наверняка. На полу около ее кровати валялся ночник с разбитой лампочкой, однако ни дверь, ни окна не были взломаны. Убийца воспользовался ключом? Он был знаком с жертвой?
Проглядев бумаги по диагонали, Люси попробовала подвести итог. Женщины, похожие внешне, и обеих, возможно, похитили из дому, не взломав дверей. Горнолыжная станция, которую обе жертвы, жившие от нее неподалеку, регулярно навещали в течение нескольких лет. Убийца, похоронивший тела в ближайших к месту жительства жертв озерах.
«Этот тип — местный, — подумала Люси. — Он точно пересекался с обеими девушками, точно знал, где и когда их можно найти».
Она посмотрела на часы и набрала телефон матери — рассказать, что новенького, и узнать, как поживает Кларк, лабрадор, который раньше принадлежал Люси. Было поздно, но Мари Энебель никогда не ложилась раньше полуночи. Мать с дочерью немножко поговорили, и дочь пообещала во время рождественских каникул приехать на Север.
Потом, тронувшись наконец с места, она медленно повела машину к набережной Орлож.
В салоне странно пахло.
Люси принюхалась и поняла: к ней приклеился и еще не выветрился запах гнили — запах трупа Кристофа Гамблена.
11
Когда Люси в половине двенадцатого ночи вернулась домой, стол для ужина был уже накрыт, и в большой квартире Шарко витал аромат пасты с семгой.
Направляясь к низкому столику в гостиной, чтобы положить папку и мобильник, она увидела там досье по делу Юро: фотографии, протоколы допросов, свидетельские показания, материалы следствия… Тысячу раз прочитанные и перечитанные бумажки — Шарко иной раз даже засыпал над ними — покоробились от времени. Люси считала, что Франк давным-давно забыл об этой истории, которая, скорее всего, так и останется неразрешимой, как остается десять процентов уголовных дел, а смотри-ка, вытащил из небытия… Почему? И почему именно сейчас, когда на них свалилось совсем другое дело?
Люси вздохнула, вернулась в прихожую, переобулась, повесила свою наплечную кобуру поверх кобуры своего напарника и пошла в кухню, где и обнаружила Франка, сменившего строгий костюм на джинсы, свитер и шлепанцы. Они поцеловались. Люси рухнула на стул и принялась массировать правую лодыжку:
— Ну и денек, черт побери, ну и денек!
— Дрянной для всех, мне кажется…
Шарко слушал свой древний приемник: там шли новости. Он повернул выключатель, диктор умолк.
— Похоже, начались космические гонки, — вздохнув, сказал комиссар. — Этот парень, Востоков, говорит, что на очереди Юпитер. Что им там понадобилось, в этом месте,
где ветер дует со скоростью полтыщи километров в час? К тому же путь туда и обратно должен занять не меньше двенадцати лет… Скажи, это они бредят или я чересчур приземлен?Он разложил пасту по тарелкам. Люси оставила в покое щиколотку и накинулась на еду:
— Юпитер или что, а я умираю с голоду. Я все время умираю с голоду. Вообще-то, такой аппетит бывает у брюхатых, — наверное, мне пора купить тест на беременность…
Теперь вздохнул Шарко:
— Люси, нельзя же проверяться каждые две недели.
— Знаю, знаю… Но эти штуки, хоть их все время и совершенствуют, все равно не дают полной уверенности: почитай инструкцию, там написано, насколько эти тесты точны — в процентах. И пусть погрешность ничтожна, пусть это лишь доли сотой доли, все равно полной уверенности нет. Или, может, мне сделать анализ крови?
Шарко медленно накручивал на вилку длинную лапшу тальятелле: ему-то совсем не хотелось есть. Он собрался с духом, повернул ручку приемника и выпалил:
— Если я тебе предложу бросить все к чертям и уехать вдвоем на год, что ответишь? Не знаю куда: на Мартинику, в Гваделупу, да хоть на Марс… Было бы здорово. У нас там была бы куча времени, чтобы сделать ребеночка!
Люси вытаращила глаза:
— Ты шутишь?
— Никогда в жизни не был так серьезен… Давай возьмем годичный отпуск [20] или вообще все бросим. Окончательно. В конце концов, надо же когда-нибудь истратить мои деньги!
20
Шарко имеет в виду не имеющий у нас аналога «ann'ee sabbatique» (вроде академического отпуска у студентов). Его может взять любой служащий после шести лет работы в одной организации, заблаговременно, за три месяца до ухода в отпуск, подав заявление и не указывая никаких причин: только дату и предполагаемую продолжительность, обычно — год. Зарплату в течение этого года он не получает, но место остается за ним.
После смерти жены и дочери его банковские счета только что не лопались, но это не мешало ему спать на продавленном диване и ездить на старенькой машине…
Люси, ошарашенная внезапным предложением, молча глотала пасту. Обычно они с Шарко были на одной волне, и когда кто-то что-то предлагал, другой практически сразу же соглашался. Сегодня ничего похожего: идея Франка показалась ей настолько же нелепой, насколько неожиданной.
— Что случилось, Франк?
Он сморщился, отложил вилку, все равно он сейчас ничего, решительно ничего не может проглотить.
— Это… этот мальчик… в больнице…
— Расскажешь?
— Кажется, он тяжело болен. Сердце, почки, глаза… И кто-то держал его под замком. Силой.
Люси залпом выпила стакан воды. Шарко взял мобильник, показал подруге сделанный им снимок с татуировкой:
— У него это на груди, представляешь? Клеймо, как у животного. Смотри!.. А на одном из запястий — следы наручника, ребенок был прикован цепью… Это расследование добром не кончится, и, знаешь, у меня ощущение, что нам пора с этим завязывать.
Люси встала, подошла к Шарко сзади, обняла, уткнулась подбородком в его левое плечо:
— По-твоему, мы имеем право бросить этого ребенка?
— Никто его не бросает. И мы не сможем спасти всех детей на земле. Рано или поздно нам придется принять решение.
— Это случится само собой, когда я забеременею. Давай подождем еще немножко, не станем пока сматывать удочки. Мне надо действовать, двигаться, чтобы не жевать все время одну и ту же жвачку. Дни проходят быстро; когда я возвращаюсь вечером, я вымотана. Но это позволяет меньше думать о своем. Остров, пальмы? Не знаю… Боюсь, мне там будет душно… И я все время буду их вспоминать… Все время.