Атомная бомба
Шрифт:
10 февраля 1947 года («Сов. секретно. Особая папка») И.В. Сталин подписывает Постановление СМ СССР, в котором сказано:
«Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
Премировать:
Курчатова И.В., академика, начальника Лаборатории № 2 Академии наук СССР, суммой в 500 000 руб. (50 % первой премии, установленной Постановлением Совета Министров СССР от 21 марта 1946 г. за № 627–258 сс) и автомашиной «ЗИС-110» за разработку метода, предусмотренного в разделе 1, п. 1 а Постановления Совета Министров СССР от 21 марта 1946 г.
Арцимовича
Документ весьма странный, так как не совсем понятно, почему Курчатову дают половину премии, а Арцимовичу — всего треть?! Если обратиться к Постановлению от 21 марта 1946, на который ссылается новое Постановление, то там определенно сказано, что первая премия присуждается «за решение одной из поименованных ниже задач:
а) за разработку проверенного и принятого к промышленному применению метода получения плутония;
б) за разработку проверенного и принятого к промышленному применению метода выделения урана-235…»
В принципе оба ученых выполнили эти требования, но как бы «наполовину»: был пущен первый реактор, в нем получен плутоний, и опробована установка по разделению изотопов урана, однако до получения плутония и урана-235 в тех количествах, что необходимы для первых бомб, еще было очень далеко.
Это был «промежуточный финиш», и именно так оценивал работу ученых Сталин.
Кстати, он большое внимание уделял именно премированию работников. Система поощрений была им тщательно продумана. К примеру, выделение автомашины «ЗиЛ-110» сразу приравнивало Курчатова и Арцимовича к членам правительства. Это было важно не для них, а для Сталина, который показывал своему окружению, что он умеет ценить людей, которые так много делают для страны.
Лауреат «первой атомной премии» сразу же получал множество льгот. Кроме миллиона рублей и автомобиля государство ему дарило дом-особняк и дачу с обстановкой. Теперь он получал двойной оклад, имел право ездить бесплатно по стране любым видом транспорта и так далее.
Самым любопытным был пункт о том, что лауреат «получает право на заграничные научные командировки за счет государства через каждые три года сроком от 3 до 6 месяцев». Казалось бы, для участников «Атомного проекта» это звучит как некое издевательство, мол, какие поездки за границу, если в приграничных областях страны даже запрещено появляться?! В общем-то, так и было для большинства, но, тем не менее, уже после смерти Сталина, некоторым ученым удалось «использовать» этот пункт Постановления и получить деньги на лечение за границей. Не раз на этот документ в борьбе с властью ссылался и А.Д. Сахаров, но ему это не помогло…
Через месяц после награждения И.В. Курчатова и Л.А. Арцимовича появляется еще два Постановления СМ СССР. В первом премируются сотрудники, которые принимали участие в пуске первого реактора и которые работали вместе с Арцимовичем. В общей сложности для их поощрения выделяется 2 230 000 рублей — сумма по тем временам огромная!
Второе постановление — уникальное. В нем идет речь и о премировании немецких специалистов. Доктор Н. Риль получает 350 тысяч рублей и автомобиль «Победа», М. Арденне, В. Шютце и М. Фольмер — по 50 тысяч рублей, другие немецкие ученые и инженеры — от 10 до 35 тысяч рублей каждый.
Льготы для рабочих
О
«коммунизме за колючей проволокой» ходили легенды. Казалось, что люди на атомных объектах «катаются как сыр в масле», и такое представление бытует до сих пор.Какие же были льготы для работников комбинатов, где вырабатывался плутоний — № 817 и шло получение урана-235 — № 813?
На комбинате № 817 по штату работало 1300 человек, на комбинате № 813–600 человек. Для них «в виде исключения, учитывая особое значение заводов» (подчеркивал Берия в своем письме Сталину) устанавливались льготы по зарплате (она была немного повышена) и выплачивалась надбавка за выслугу лет (на 10 процентов за первый год работы и 5 процентов за каждый последующий). Дополнительно устанавливалось 30 персональных окладов для высококвалифицированных специалистов в размере 1,5-месячного должностного оклада.
Работникам комбинатов выдавались ссуды на три года для приобретения коров — 3 тысячи рублей и на мебель — до 3 тысяч.
Как и положено для вредных производств, оплачивалось 70 процентов стоимости путевок в санатории. Инженерам и служащим отпуск увеличивался до 36 суток.
Л.П. Берия часто приезжал на Южный Урал. В технологию не вмешивался, полностью доверял ее специалистам. Однако сам внимательно следил за улучшением жилищных и бытовых условий для работников завода. Он требовал, чтобы ему постоянно докладывали и о ходе строительства жилья и культурно-бытовых зданий. По мере своих возможностей старался помогать работникам комбинатов.
Среди документов «Атомного проекта» есть весьма необычные. К примеру, начальник Первого главного управления Б. Ванников просит заместителя Председателя Совета Министров СССР Л. Берию «разрешения продать за наличный расчет указанные выше товары и посуду рабочим и ИТР завода № 817 без промтоварных единиц». А «указанные выше товары» — это:
1. Ботинок рабочих и сапог кирзовых — 1000 пар
2. Галош — 800 пар
3. Сапог резиновых — 300 пар
4. Валенок — 300 пар
5. Полотна льняного — 5000 м
6. Одеял шерстяных — 500 штук
7. Посуды разной — 23 т
8. Посуды стеклянной на 10 тыс. рублей
9. Полушубков — 500 штук
10. Х/б ткани для пошивки белья — 2350 м.
Резолюция Л.П. Берии: «Согласен». И далее приписка: «Специального решения Правительства не требуется». Это тот самый редкий случай, когда можно было обойтись без подписи И.В. Сталина. Хотя, думаю, при встрече Берия все-таки проинформировал его о ситуации на комбинате № 817 и тех «льготах», которые он предоставил рабочим.
Атака на недра
Биография многих знаменитых геологов второй половины ХХ века началась в феврале 1948 года. В эти дни «Атомный проект СССР» переживал один из самых трудных своих этапов. Опасность подстерегала гигантскую машину, день ото дня набиравшую обороты, с совершенно неожиданной стороны.
Казалось бы, самые трудные проблемы при создании ядерного оружия — это тонкости физики, получение новых материалов, всевозможные технологические сложности и, наконец, радиоактивность. Но теперь, спустя два года после начала работ по всем этим направлениям, вдруг выяснятся, что для «атомной машины» в стране явно мало «топлива» — нет урана.