Атомные уходят по тревоге
Шрифт:
Идешь дальше — обрывки веревки и меховой одежды, найденные на мысе Борок Земли Франца-Иосифа, на месте предполагаемого захоронения Седова, скончавшегося 5 марта 1914 года на пути к полюсу на 82°5' северной широты. Здесь же древко флага, который Седов предполагал водрузить на полюсе, обнаруженное на далеком северном мысе в 1938 году сотрудниками полярной станции острова Рудольфа.
Часть доски с надписью — от креста, стоявшего на могиле Тессема, участника экспедиции Амундсена на «Мод». Тессем погиб в четырех километрах от острова Диксон.
Володя снова вернулся к тетрадям. Любопытная это штука — дневник. Пишешь сам, а читаешь — словно с другим человеком знакомишься.
«20 сентября. Готовлюсь к сообщению. Интересно, как бы повели себя мы, окажись в положении Седова.
Настоящие полярники не отступают. На мысе Колумбия — памятник профессору Марвину, спутнику Пири. Роберт Пири четыре года подряд пытался пробиться к полюсу. Отчаявшись в своих попытках, он писал: «Игра кончена, приходит к концу моя шестнадцатилетняя мечта. Я боролся изо всех сил. Думаю, что все, мною сделанное, сделано хорошо. Но я не могу совершить невозможного».
А потом при 50-градусном морозе 6 апреля 1909 года водрузил на полюсе свой флаг.
Почему он не сдался?
«Велика и необычна притягательная сила Севера, — говорил Роберт Пири. — Не раз я возвращался из великой замерзшей пустыни побежденный, измученный и обессиленный, иногда изувеченный, убежденный, что это моя последняя попытка. Я жаждал людского общества, комфорта, цивилизации и покоя домашнего очага. Но не проходило года, как меня снова обуревало хорошо знакомое мне ощущение беспокойства. Цивилизованный мир терял всю свою прелесть. Меня невыразимо тянуло туда, к безграничным ледяным просторам; я жаждал борьбы с застывшей стихией; меня привлекали долгая полярная ночь и нескончаемый полярный день… меня манили молчание и необъятность великого, белоснежного, одинокого Севера. И опять я устремлял туда свои шаги, все снова и снова, пока наконец мечта моей жизни не претворилась в действительность».
Можно понять Пири. Ребята, прослужившие долго на Севере, с болью покидают его, не хотят менять Арктику на самые заманчивые города и веси.
Удивительно и другое свойство человеческого сердца у людей Арктики: то, что принято называть полярным товариществом.
Вспоминается крест на Американской горе в дельте Лены: «Памяти 72 офицеров и матросов с американского полярного парового судна «Жанетта», умерших от голода в дельте Лены в октябре 1881 года». Здесь поисковая партия нашла труп Де Лонга, мечтавшего о полюсе. А через три года эскимосы с Южной Гренландии нашли на льдине часть записок и имущество экспедиции.
Позднее стали известны слова Лонга: «О зимовке в полярном паке хорошо читать у камина в уютном доме, но перенести такую зимовку этого достаточно, чтобы преждевременно состариться».
Но люди не отказывались от задуманного. Снова и снова бросали-вызов льдам.
Мы бегло пробегаем хронику газет, не задумываясь, что многие из этих сообщений будут когда-то вырезаны и помещены под музейное стекло.
Написал домой. Эх, позавидуют мне ребята! Жаль, что о многом нельзя рассказывать. А все-таки это здорово — ленинградский токарь, молодой парень, решительно ничем не примечательный, ходит к полюсу, забирается в такие широты, о которых мальчишками мы только мечтали, читая Жюля Верна и Нансена».
Володя со вздохом отложил тетрадь. Жалко, что дневник ведется время от времени. Сейчас все кажется обычным. А пройдут годы, каждая минута прожитой сейчас жизни будет вспоминаться… И захочется хотя бы мысленно ее повторить…
Атомоход шел в надводном положении.
Михайловский поежился и плотнее надвинул на лоб капюшон кожаной куртки. Трудно было определить, какое время года хотела показать им Арктика: впереди по курсу шли большие и малые льдины, вроде бы подмораживало, а с неба сыпал густой мокрый снег. Но, касаясь свинцовой, темной воды, он не таял. Казалось, лодка идет в ледяной каше.
Густо-темные тучи обложили весь горизонт.
— Близко Диксон, — заметил старпом. — Была бы ясная погода, его очертания проглядывались бы.
— Черта с два разглядишь в такую муть. — Командир наклонился к микрофону: — Штурман, координаты…
Старпом не слышал ответа, только увидел, как улыбка исчезла с лица командира. Оно посуровело, тени легли под глазами.
— Это как раз здесь.
Включить трансляцию!..В отсеках услышали, как неожиданно донеслись из динамиков какие-то шумы с мостика… Потом раздался голос их «шефа»:
— Товарищи подводники! Мы проходим сейчас координатами, где героически сражался и погиб в неравном бою с гитлеровским линкором наш полярный «Варяг», прославленный «Сибиряков». Почтим память героев.
Застыл у рулей глубины боцман.
Встали торпедисты в своих отсеках.
Электрики, только что перебросившиеся шуткой, молча смотрели на шкалы приборов.
Штурман пометил на карте крестиком точку, которую пересек курс корабля…
Тишина.
Только с шорохом проходит вдоль корпуса гигантской субмарины лед.
А «Сибиряков» лежал на грунте, накренившись на левый борт и зарывшись носом.
Лежал развороченный, в страшных ранах своих, затянутых песком и водорослями. А люди там, наверху, помнят о нем. Помнят, как в голодном 1921-м пробивался он через немыслимые льды из Архангельска в сибирские порты за хлебом. Как выполнил он труднейшее правительственное задание — пройти от берегов Белого моря в Тихий океан Северным морским путем за одну навигацию.
В 1932 году это считалось невозможным. Он сделал невозможное. На мостике его стоял тогда прославленный капитан Воронин.
Много раз выходил он из страшных ледовых переделок, но такой, как последняя, у него, конечно, не было…
Гитлеровское командование, решив разом покончить с караванами, идущими Великим Северным, его зимовками и станциями, послало в высокие широты мощный линкор «Адмирал Шеер». «Сибиряков» тогда встал на его пути.
— Что за судно? — запросил «Сибиряков».
Линкор молчал.
— Передайте на Диксон: «Вижу крейсер неизвестной национальности», — приказал капитан Качарава.
На флагшток неизвестного корабля пополз американский флаг.
«Сибиряков» — Диксону: «Военный корабль поднял американский флаг. Идет прямо на нас».
Диксон — «Сибирякову»: «В данном районе никаких американских судов быть не может. Действовать согласно боевой инструкции».
— Тревога!
Линкор запросил ледовую обстановку в проливе Вилькицкого.
«Сибиряков» молчал.
— Приказываю остановиться! — Одновременно с сигналом линкор опустил американский флаг и поднял полотнище со свастикой.
— Фашисты!
— К бою!..
Что мог он сделать, старенький ледокольный пароход, вооруженный тремя маленькими пушчонками, против закованного в броню гиганта? «Адмирал Шеер» имел скорость хода 28 узлов, шесть 280-миллиметровых орудий, восемь 150-миллиметровых, шесть 105-миллиметровых, восемь 37-миллиметровых, восемь торпедных аппаратов и два самолета.
Что оставалось делать «Сибирякову»?
Отступить? Но тогда линкор разнесет порт Диксон, зимовки, потопит стоящие в порту суда. Его нужно задержать. Задержать во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило. Задержать, чтобы приготовились к бою товарищи, чтобы подоспели наши корабли и самолеты.
Задержать!..
— Принимаем бой! — сказал Качарава комиссару.
В подобных обстоятельствах так мог решить только капитан, абсолютно уверенный в своем экипаже. Уверенный в том, что этот экипаж не может думать иначе.
«Всем, всем, всем! — полетело в эфир открытым текстом. — У Диксона фашистский рейдер… Всем, всем, всем!..»
Яростно заклокотала вода за кормой, и ошарашенные гитлеровцы, привыкшие, что перед дулами их орудий почтительно спускали флаги не такие корабли, увидели, как этот сумасшедший русский корабль, вопреки всем законам и нормам войны, пошел на них в атаку.
Пошел на смерть.
Они были опытными моряками и знали, что значит принять бой в таких условиях.
— Бронебойными!
Нет, сибиряковцы не думали о победе. Нет!.. Только бы успеть попасть… Попасть как можно больше раз, пока заговорит главный калибр пирата.
Мощные смерчи воды вздыбились у ледокола.
«Сейчас все», — мелькнуло у Качаравы.
— Огонь!..
Рушились, пылали палубы, мачты, надстройки, шлюпки.
— Огонь!
Обливаясь кровью, падали люди.
— Огонь!
Осколки фугасных снарядов кромсали тело корабля.
— Огонь!
Рвутся бочки с бензином!
— Огонь! Огонь! Огонь!..