Атомный конструктор №1

Вначале в секторах имелось всего по несколько сотрудников, и лишь по мере расширения работ численность их несколько возросла.

Ядерные заряды даже первых схем – весьма своеобразная инженерная конструкция. С одной стороны она внешне не так уж сложна, если сравнивать ее, скажем, с мощным авиационным карбюраторным двигателем внутреннего сгорания. Внешнюю сравнительную простоту зарядов не раз отмечали и сами их конструкторы. Но к этой обманчиво простой конструкции предъявляется целый комплекс требований, характерных только для нее! Причем сами эти требования – особенно на первых порах – не всегда были очевидны, и не только формулировка их, но само осознание необходимости выдвижения тех или иных требований представляли собой отдельную проблему. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что – точнее не скажешь… Характерной деталью может быть история с зачеканиванием сусальным золотом шлица на винтах в РДС-1, о чем в своем месте будет рассказано.

Особенно сложно оказалось определить суть компетенции НКС № 2 Николая Александровича Терлецкого. Как раз он-то – еще как сотрудник НИИ-6 – и начинал первым возиться со сферическими сборками в Софрино. И еще в НИИ-6 он был связан с созданием конструкции так называемой фокусирующей системы заряда – по заданию Ю.Б. Харитона.

По всему выходило так, что самую оригинальную и трудно дающуюся «изюминку» конструкции делал Терлецкий и его люди, в том числе – Гречишников. Хронология тут простая… С лета 1946 года Терлецкий начал – как потом говорили в Сарове— «корчевать пни» взрывом под Софрино… С зимы 1947 года он занимается этим уже в Сарове, а в мае 47-го под начало к нему приходит, в числе других, такой выдающийся уже тогда конструктор, как Гречишников, и разворачивается в полной мере напряженная и кропотливая работа по заряду.

Это – НКС-2 Терлецкого, отвечающего непосредственно за заряд. И из конструкторов только Терлецкий и его люди знали физическую схему заряда – для остальных она была таинственным «черным ящиком».

А был и НКС-1 Турбинера, отвечающего за корпус бомбы. Тогда, в конце сороковых годов, у стратегического ядерного оружия мог быть только один носитель – авиационный, а конкретно – тяжелый бомбардировщик Туполева Ту-4. Соответственно, ядерный боеприпас мог быть тоже лишь одного типа: авиационная бомба. Собственно, КБ № 11 и делало ее, включая баллистический корпус, систему автоматики подрыва и прочее. И в постановлении Правительства, подписанном Сталиным, говорилось о бомбе.

Но «сердцевиной» ее был, конечно, сам заряд.

То, что этот заряд будет установлен в некую авиационную бомбу РДС-1, было ясно с самого начала. Поэтому разработка баллистического силового корпуса, подвеска заряда в нем, общая компоновка изделия, проблемы сброса с носителя, то есть, то, чем занимался сектор Турбинера, были очень важными составляющими общей задачи. Но, все же, – не самыми «мутными», не самыми непонятными, не самыми пионерскими.

Тем не менее, как водится, бросается в глаза прежде всего то, что лежит перед глазами. В нашем случае это – внешние обводы Бомбы, ее корпус. И не Терлецкий брал «узел» Турбинера, чтобы вкомпоновать его в свой, а, напротив, Турбинер встраивал в общую конструкцию «узел» Терлецкого, приборы Кочарянца и т. д.

Так что формально Бомбу делал Турбинер – потому что он вел общую ее компоновку и, как считал он сам, вел «первую скрипку». К тому же, с февраля 1948 года Виктор Александрович стал начальником Терлецкого и официально – по предложению Турбинера три конструкторских сектора были преобразованы в единую структуру. И Турбинер возглавил конструкторский сектор в составе трех конструкторских отделов (№ 1 Н.Г. Маслова, № 2 Н.А. Терлецкого, № 3 С.Г. Кочарянца), отдела № 4 С.И. Карпова и группы нормализации и стандартизации Д.М. Урлина.

Конструкция собственно атомного заряда по-прежнему разрабатывалась в отделе Терлецкого, куда и был направлен Фишман по прибытии в КБ-11. К тому моменту, судя по всему, уже сформировался конфликт «Турбинер – Терлецкий», начавшийся как конфликт «НКС-1 – НКС-2».

Но это было лишь прологом! Практически одновременно с приходом Давида Абрамовича на «Объект» к атомным конструкторским работам был привлечен известный танковый конструктор Духов, один из ведущих участников танковой уральской эпопеи.

10 июня 1948 года в Москве, в Кремле, Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин подписал, а Управляющий делами Совета Министров СССР Я. Чадаев контрассигнировал (скрепил) своей подписью Постановление СМ СССР № 1991-775сс/оп «Об укреплении КБ-11 руководящими конструкторскими кадрами». Буквы «сс/оп» означали «Совершенно секретно – Особая папка», а КБ-11 было многоликим в своих функциях сверхсекретным «Объектом», единственной задачей которого было тогда решение советской Атомной Проблемы.

Постановление предписывало Министру Вооруженных сил СССР Булганину откомандировать в распоряжение Лаборатории № 2 АН СССР Николая Леонидовича Духова на должность заместителя Главного конструктора КБ-11 с одновременным вводом его в Научно-технический совет при Лаборатории № 2 АН СССР по вопросам КБ-11.

Постановлением на Духова (а также на одновременно с ним направляемого на «Объект» капитана 1 ранга Владимира Ивановича Алферова) распространялись особые условия «в части оставления их в кадрах Советской Армии и материального обеспечения». В назначении Духова, очевидно, сказалось то, что его хорошо знал директор КБ № 11 Павел Михайлович Зернов. Знал еще с войны, с Урала.

Так сорокачетырехлетний конструктор тяжелых танков Духов волею судеб и распоряжением Сталина попал в первые советские «бомбоделы». И вскоре конфликт, начавшийся как конфликт «НКС-1 – НКС-2» и продолжившийся как конфликт «Турбинер – Терлецкий», окончательно оформился уже как конфликт «Турбинер – Духов»…

НИКОЛАЙ Леонидович Духов безусловно сыграл положительную роль в окончательном становлении КБ-11 и в создании того стиля работы в КБ, который во многом воспринял и культивировал впоследствии Давид Абрамович, поэтому рассказ о Духове – как и о других коллегах Фишмана – в этой книге вполне уместен.

Как создатель бронетанковой техники Николай Леонидович был к тому времени не только сложившейся, но и заслуженно признанной, крупной фигурой, Героем Социалистического Труда… За более чем полтора десятка лет до этого, после окончания в 1932 году Ленинградского политехнического института, молодого полтавчанина направили на

Кировский завод. Там он с головой ушел в тракторостроение, а затем его взял к себе знаменитый танковый конструктор Жорес Котин. И уже в 1938 году Духов назначается ведущим конструктором танка КВ («Клим Ворошилов»). А в 1939 году он впервые в своей жизни становится заместителем Главного конструктора. Пока что – «танковым».

Война для Духова, как и для Фишмана, для Гречишникова, была круглосуточной работой – он провел ее на Челябинском тракторном заводе (завод № 100), где строил танки. С 1943 года Николай Леонидович – Главный конструктор завода и в том же году удостоен звания Героя Социалистического Труда. Как вспоминал сам Фишман, там-то, в Челябинске, Гречишников и познакомил его с Духовым – в 1945 году.

С 1944 года Духов одновременно с работой на заводе возглавлял кафедру гусеничных машин Челябинского политехнического института, а после войны генерал-майор Духов опять возвратился к тракторам. Его заботой стал пахотный трактор С-80. В это время к Духову приходит широкая всесоюзная известность, его портреты печатаются в газетах и журналах. Однако длилось это недолго – Духова направляют в распоряжение «атомного» Первого главного управления, и он до конца жизни оказывается на строжайшем «секретном листе». Начинается «бомбодельный», самый тихий по публичной известности и самый громкий по глобальным результатам, этап профессиональной и человеческой судьбы и Духова, и его коллег военного времени, оказавшихся в КБ-11.