Атташе

Кто же знал, что внутри Хребтины, которая казалась безжизненной и засушливой, протекали карстовые процессы? Вода точила известняк долгими столетиями, накапливаясь в подземных полостях, образуя провалы и пещеры — и когда-нибудь нашла бы путь наружу или пробила бы дорогу к океану. Но четверть пуда ультралиддита заменили собой тысячи лет геологических процессов, и направленный взрыв, снеся к черту козырек, разверз хляби земные, и поток воды чудовищной мощи устремился к берегу — через Дагон.

Бутылочного Горлышка больше не было, портового района — практически тоже. Угольщики, баржи, буксиры и сухогрузы разметало по гавани. Десятки тысяч людей лишились крова, работы, средств к существованию. Сотни и тысячи — наверняка погибли. Конечно, в основном работяги и средний класс предпочитали селиться поближе к рабочим местам, в промышленном районе. Порт есть порт... Но люди — пусть и припортовая шваль — это всё же люди.

— Командир, — голос Кузьмы был умоляющим, — Что мы наделали?

Я помолчал некоторое время, а потом осипшим голосом проговорил:

— Подорвали промышленную мощь Федерации, лишили войска противника сотен и тысяч тонн оружия и боеприпасов, уничтожили транспортную инфраструктуру, спасли множество жизней наших товарищей.

— Так и было задумано? Вы заранее знали, что всё так и будет? Поручик, не молчите! Там ведь были докеры, матросы, обычные люди, которые совершенно ни при чем! — слышать такое от преторианца мне было в новинку.

За меня ответил Арис, который убрал от глаз бинокль и посмотрел на Кузьму своими холодными рыбьими глазами:

— Ни при чем? Они тут не могут быть ни при чем, солдат. У них тут демократия. Они сами выбирают людей, которые будут принимать решения. Они поддержали Джона Бутлера, поддержали Артура Грэя и Летику, сдают деньги, ценности, одежду и продукты для армии. Тех, кто высказывается против войны — с самой осады Сан-Риоля — окунают в дёготь, валяют в перьях и гонят из города. И это в лучшем случае. Вы станете их жалеть?

— Но дети, женщины...

— В порту, ночью? Шлюхи и малолетние воришки, — Арис был непоколебим.

Я вспомнил, как особист хотел расстрелять ту девчонку из революционеров, которая продырявила мне фуражку... Для него всегда всё было однозначно. А для преторианца — нет.

Кузьма дернул головой. Он сжимал и разжимал свои крепкие кулаки, а потом плюнул под ноги и процедил сквозь зубы:

— Это был последний раз. Больше я на такое не подписываюсь, так и знайте! К черту, к черту... — и зашагал куда-то во тьму.

— Далеко не уйдет, — сказал Арис.

У меня в голове была звенящая пустота. Я никак не мог осознать всего произошедшего и понимал только, что с меня, как и с Кузьмы, пожалуй, довольно. Нужно было заканчивать со всем этим и заняться чем-то стоящим и по-настоящему правильным. Например — вытащить из тюрьмы старого друга.

* * *

С автомобилями в Федерации и Натале всегда было туго, в основном из-за полного отсутствия нефти. А после рукотворной катастрофы найти на окраине Дагона относительно целый экземпляр и вовсе стало настоящим чудом. Это был какой-то приземистый грузовичок с двигателем, работающим на угольной пыли. Такой видавший виды, лупоглазый, обшарпанный, с открытым кузовом из облупленных досок. Если бы не страхолюдная конструкция позади кабины — тот самый газогенератор — то вполне можно было бы сказать, что сия машина похожа на нашу армейскую "полуторку".

Я решил безбожно угнать транспорт прямо от стоянки у склада какой-то частной фирмы. Благо, опыт с кирасирским грузовиком оказался применим и в этом случае. Никто не торопился ловить меня, сообщать в полицию или стрелять на поражение — дагонцам сейчас было не до этого.

На самом деле всё оказалось не так страшно: самый мощный удар подземных вод, вырвавшихся на свободу, пришелся туда, куда мы и рассчитывали: склады с товаром и железнодорожную ветку. Дощатые ангары и пакгаузы были вывернуты наизнанку, товар — приведен в негодность, перемешан с сором и землей. Улицы превратились в грязевые реки, первые этажи зданий были изгажены и затоплены, одноэтажные хлипкие притончики, халупы и хибары — сметены в море.

Но человеческие жертвы не были в самом деле катастрофическими: по давней традиции первые этажи зданий занимали заведения, конторы, мастерские и лавки, люди жили повыше. Да и порт есть порт — тут Арис был прав. Почтенных семейных пар и матрон с детишками тут было днем с огнем не сыскать.

По крайней мере, так я себя утешал, глядя на освещаемую первыми лучами солнца апокалиптическую картину изгаженного полуразрушенного города. Дагонцы уже начинали разбирать завалы, пытались спасти какое-то имущество, найти друг друга, осознать произошедшее. Слышались свистки полиции и крики о помощи.

Я наконец закончил возиться с установкой, добившись необходимой температуры, и полез в кабину. Увидев это, из темноты с винтовкой наперевес к машине подбежал Эшмуназар — он прикрывал меня в этом рейде. Открыв дверь ему навстречу, я хлопнул по сиденью, выбив из него клуб пыли:

— Давай сюда!

Он запрыгнул на подножку чуть ли не на ходу и уселся рядом.

— Баал-Зебуб будет савсэм доволен! — сказал финикиец и оскалился. — Мэсть, смэрть и прэисподняя!

Я не стал уточнять, что именно он имеет в виду — это и так было понятно. А вот эти его упоминания про Баала мне совсем не нравились. Не замечал я раньше в братьях Адгербалах склонности к сатанизму... Или я чего-то недопонимаю?

Грузовик пыхтел по объездной дороге — прочь от Дагона. Солдаты, которых мы встречали, нас не досматривали — они торопились туда, к своим домам, на помощь и только спрашивали, что творится в городе. Мы объясняли как могли — и ехали дальше. Кому по-первости придет в голову, что гигантский оползень — дело рук человеческих?

Наконец мы достигли условленной развилки, и Эш, высунувшись из окна, по-разбойничьи свистнул. Услышав такой же сигнал, он выпрыгнул наружу и скрылся во тьме, чтобы помочь товарищам загрузиться в машину. Я сидел на водительском месте, не желая глушить газогенератор.

Когда с погрузкой было закончено, Кузьма сунулся в кабину:

— Командир! Дай я поведу, надо себя каким-то делом занять, а то тошно мне, мочи нет!

— Ради Бога, садись за руль... — я уступил ему шоферское кресло и перебрался в кузов.

Грузовик запыхтел бодрее, выпуская клубы жирного дыма из трубы, и тронулся с места. В свете тусклых красноватых отблесков из топки я пытался провести ревизию наших вещей. Внезапно по моей спине пробежал холодок.

— Так... — попытался сосредоточиться я. — А где саквояж?