Аттестат зрелости

– Тебя проводить?

– Зачем? Подойдет автобус, сяду и поеду, - ответила Светлана Олегу.
– Как раз к дому подъеду.

– Ну, я тоже подожду с тобой автобус. А ты чего в школе не была?

– Отпросилась, - Светлана насторожилась.

– Отпросились всем классом, да? Я ведь знаю, из ваших никто не пришел сегодня.

– А знаешь, что же спрашиваешь?
– засмеялась Светлана.
– И чего так беспокоишься о нас?

– А всё-таки вы свиньи: Марию Николаевну подвели. Такой скандал на всю школу устроили. Педсовет сегодня был.

– Марию Николаевну жалко, - вздохнула Светлана.
– Она хорошая. Но ведь дело сделано. Это, знаешь, борьба за справедливость.

– Глупость это, а не борьба!
– рассердился Олег.
– Позор! Комитетчики-прогульщики!

– Да еще и зачинщики!

– Что-что?
– не понял Олег.

– Зачинщики, говорю. Это же я первая сказала, что не придём в школу, я же не думала, что все поддержат.

– Думать надо было! Что вот делать с тобой? Обсуждать на комитете?

– А ты не говори никому, что я тебе сейчас сказала, ведь и так бы не узнал, если бы меня не встретил, - рассмеялась Светлана. – Считай, не видел меня и ничего не слышал.

Вдали мелькнул свет фар, и через несколько минут к остановке подкатил «Икарус». Светлана вошла в автобус, Олег - следом. Улыбнулся шутливо:

– Навязался в провожатые, так уж домой провожу. Не возражаешь?

Алина Дмитриевна, несмотря на предупреждение Кузьмы Петровича, всё-таки не сдержалась и на следующий день почти половину урока вместо биологии преподавала классу правила поведения. «Бэшники» молча занимались своими делами, и это равнодушие к её словам все больше и больше раздражало Новикову, но она совсем не предполагала, что слова Кузьмы Петровича так сильно залягут ей в сердце: «Я всю жизнь отдала ученикам, честно выполняла свои обязанности, учила их тому, что сама знала, это - последний мой выпуск... Почему именно с ними я не могу найти общий язык?»

– ...Одним словом, эту вашу выходку комсомольская группа класса должна обсудить и оценить должным образом, а зачинщики должны понести справедливое наказание. Не ждите, когда за это дело возьмется администрация.

В глазах ребят мелькнул интерес: как это - самим себя наказывать?

– Вот-вот... Именно наказать зачинщиков, - повторила Новикова, - я уверена, это – Ерошкин и Оленьков!

Кто-то хихикнул, но Алина Дмитриевна не обратила на это никакого внимания.

– А чё - Ерошкин, чё - Ерошкин!
– завертелся на своей первой парте Сенечка.
– Чуть что - сразу - Ерошкин!

– Вот как получишь выговор, тогда узнаешь «чё Ерошкин», - передразнила его Алина Дмитриевна.

– Вам бы одни крайности: исключить из школы, выговор дать...

– Кто... это... ска-зал!
– медленно, по слогам выговорила Новикова, и её лицо залилось краской.
– Я спрашиваю: кто это сказал?

Все молчали.

– Что боитесь признаться, или стало, наконец, стыдно?

– Это я сказала, - поднялась Светлана.

– Ты-ы?! Ну, знаешь, я от тебя не ожидала, Рябинина!

– А разве не правда?
– Светлана сморщила нос.
– Оленькова с Окунем после драки предлагали исключить из школы, а Игорь и не виноват был, Ерошкину - выговор, а он тоже не виноват.

– То, что я предлагала, например, Окуня исключить из школы, ему на пользу пошло. Он, кстати, был вчера на занятиях. И Таня Лошкарева тоже. А вот вы...

Все разом оглянулись.

– Я не знала!
– пискнула Таня, самая тихая девочка в десятом классе, всегда аккуратная, в форме. В колхозе она не была - болела.

Но ребята разглядывали не её, а Окуня. Васька улыбался неуверенно тонкими губами.

– Рыба, ты был вчера в школе?
– громко спросил Оленьков.

– Был. А что? Я должен делать, как все? Люди в воду - и дурак в воду? А я не дурак, немного умный!

Никто больше не сказал ни слова, просто отвернулись. Окуню стало не по себе: такое было совсем не в духе десятого «Б», он ожидал возмущения и приготовился к нему. А тут одноклассники, не сговариваясь, «окатили» его презрением.

Но едва закрылась дверь за Алиной Дмитриевной, как Оленьков очутился перед Васькой.

– Ну, Рыба!
– зловеще произнес Оленьков.

– Оставь его, Игорь, чего с ним связываться, - удержал за рукав занесенную руку Сергей Герцев.

– Игорь! Перестань сейчас же!
– закричала Ольга Колесникова, и Оленьков, вырвав рукав пиджака из руки Герцева, выбежал из класса.

Следом за Игорем потянулись и остальные десятиклассники. Окунь остался в классе один...

Следующим уроком была химия. В класс вошла Людмила Владимировна, вслед за ней - Алина Дмитриевна и незнакомая девушка в отлично сшитом платье защитного цвета. Через плечо перекинута небольшая чёрная сумка на ремне. Алина Дмитриевна подошла к столу, девушка осталась стоять у дверей.

Была она высокого роста, стройная и подтянутая, с гордо вскинутой головой. Лицо смуглое, черные глаза опушены длинными ресницами, а между аккуратных ровных бровей прилепилась черная мушка-точечка. Она была красива, эта, неизвестная классу, девушка.

Алина Дмитриевна представила незнакомку:

– Виктория Осипова. Она будет учиться в нашем классе. Приехала из Фрунзе, её папа - офицер, полковник...
– Алина Дмитриевна с особым удовольствием произнесла - «полковник», почти пропела.

– А что, её папа тоже будет с нами учиться?
– невинно поинтересовалась Светлана.

Ребята засмеялись, даже Людмила Владимировна сдержанно улыбнулась. Она собиралась «отомстить» за сорванный урок, проведя сегодняшний в ледяном официальном тоне, но «бэшники» - это «бэшники»: они умели не только разозлить, могли и просто беззлобно шутить, не хочешь - засмеешься.

Улыбнулась неожиданно для всех и Новикова:

– Света, ну при чем тут папа Виктории?

– А зачем тогда знать про её папу-полковника?
– Светлана почему-то почувствовала к незнакомке неприязнь, такое с ней бывало редко, чтобы вот так, с первого взгляда, невзлюбить человека: несмотря на ершистый характер она была неспособна причинить человеку зло.

– Наивный ты человек, Света!
– крутнулся к ней Сенечка Ерошкин, пай-мальчик с детской непосредственностью в глазах, что, впрочем, не мешало ему быть первым двоечником в классе.
– Папа - полковник, значит, девочку обижать нельзя, а то папе пожалуется, и он приведет сюда роту солдат и вздрючит всех по полной программе.

Класс захохотал, поглядывая на Осипову, как прореагирует. Она никак не прореагировала, бесстрастно и холодно смотрела на ребят. Алина Дмитриевна улыбнулась ей и бархатистым голосом пропела:

– Ты, Виточка, - тут кто-то хмыкнул, мол, вот это да: с первого дня и сразу - в любимицы, ибо только своих любимцев Алина Дмитриевна называла так ласково, но в десятом «Б» такого обращения еще никто не удостаивался, кроме тихони Лошкарёвой.

– Ты, Виточка, - повторила Алина Дмитриевна, - садись пока на последнюю парту, а там что-нибудь придумаем. Оленьков, пересядь к Герцеву.