Аттестат зрелости

Галь в бессилии присела на корточки под школьной стеной и замерла, уронив на руки голову. Лиат, не менее растерянная, машинально присела рядом, выпрямив спину. В таком положении склоненная голова Галь и задранная голова Лиат оказались на одном уровне. Плечом к плечу сидели на асфальте подруги детства и молчали.

Задний двор пустовал. Как и прогнозировали синоптики, резко похолодало, солнце скрылось за тучами, и мало кому была охота в перерывах дышать сырым колючим воздухом. Все грелись в помещении школы, тогда как они, дрожа от ветра, держались подальше от посторонних глаз в закутке, заваленном хозматериалами, напротив запертых железных ворот школьного склада. Правда, летом здесь скрывались многие целующиеся парочки, но лето давно прошло. Ноябрь уже стучался в двери.

Будучи пока не в силах сказать подруге что-то однозначное, и чувствуя, что ей придется обстоятельно обдумать эту неожиданную ситуацию, содержащую для нее самой определенный намек, Лиат предложила Галь продолжить разговор после уроков. Будет лучше всего, сказала она, если они отправятся к ней домой и там, в спокойной обстановке, все обсудят. Галь нехотя согласилась, хоть было видно, что она была готова принять решение незамедлительно.

Этот учебный день тянулся мучительно долго для Галь. Каждый урок был для нее настоящим испытанием. Она нервно вертелась на стуле, бросая виноватые взгляды на Шахара, смотревшего на нее с явным недоумением, но не интересуясь предметом ее нервозности. Вот с Шели она могла бы поделиться, но заранее известная реакция той ничем не могла ей помочь. У Лиат был, все же, более взвешенный подход к вещам, и понимала она ее лучше. Она никогда не давала ей плохих советов, и на этот раз тоже подскажет ей наилучший для нее выход.

А Лиат с самого начала поняла, что Галь, фактически, доверила ей свою судьбу. Ее влияние на ход мыслей Галь, возможно, станет определяющим. И для Лиат не было тайной, что истинным камнем претконовения в решении подоуги был никто иной, как Шахар. Девушка не считала, что Галь перегибала палку, говоря о нагрузке и частых поездках по работе. Но Шахар оставался здесь, и он лежал на чаше ее весов, на другую чашу которых были брошены «неплохие» деньги и вероятность блестящей карьеры. Какая чаша перевесит – вот во что все упиралось! И какая же деликатная роль досталась ей именно потому, что дело касалось Шахара!

– Галь, неужели когда ты фотографировалась у тебя не возникло даже мысли, что это может круто развернуться? – начала она издалека, когда они уже ехали домой в автобусе.

– Нет! Сто раз нет! – категорично отозвалась та. – Для меня это была простая забава. Кроме того, я ни о чем не спрашивала фотографа. Поэтому я в таком шоке была, когда мне вдруг позвонили из агентства. Сперва даже подумала, что это был розыгрыш какого-то сукина сына.

– Теперь ты жалеешь, что сфотографировалась? – последовал каверзный вопрос.

Галь укоризнено улыбнулась:

– Какая глупость! Снимок просто восхитителен.

Некоторое время обе помолчали, погруженные каждая в свои мысли. Затем Лиат произнесла:

– Ты поражаешь меня, Галь. Любая другая на твоем месте не то, что пошла, а побежала бы навстречу такому шансу. Ведь такой шанс выпадает один на тысячу, а то и на миллион! А ты ломаешься и портишь себе нервы.

– Знаешь, – раздалось в ответ, – я еще не знаю, чего я хочу. Да, мне сказали, что я – именно то, что им там, в агентстве, надо. Что я – тот самый образ, который они искали. Но работать в рекламе… Вот никогда бы не задумалась над этим.

Замухрышку Лиат ошарашило столь непрактичное отношение подруги к ее завидной фигуре и внешности. Ей бы ее данные – она бы не ждала, пока удача ее найдет. Она сама пошла бы ей навстречу.

– Красоту не упрячешь, – философски заметила она. – С твоей физиономией не скроешься в толпе. И до сих пор ты ощущала себя с этим вполне комфортно.

Галь покачала головой.

– Это разные вещи, Лиат, – попыталась она объяснить. – Становясь моделью, ты начинаешь принадлежать себе лишь отчасти. Ты превращаешься… в бренд, – употребила она самое грубое сравнение, какое пришло ей на ум. – И у тебя, как и у любого бренда, появляется хозяин. Даже несколько.

– Ты начиталась в глянце всякой ерунды про "звездную жизнь", – резко постановила Лиат. – В глянце, который затем потрошишь на вырезки для твоих коллажей.

– Именно в глянце и напишут всякую ерунду про этот мир, – настолько же резко возразила ей Галь, не беря в толк, с чего это вдруг Лиат заговорила о журналах, которые она обычно «потрошила», даже не прочитывая внимательно. – Хотя, ты права: я слишком нервничаю, – добавила она помягче.

Лиат не обиделась. Ей было важно заставить Галь посмотреть на ситуацию объективно.

– Послушай, Галь! В конце концов, этот контракт – не бракосочетание. Не понимаю, почему он так сильно тебя напрягает. Попробуй! Оставить ты успеешь всегда. И подумай хотя бы о всех королевах красоты, "мисс мира" и прочих известных фотомоделях. Самые младшие из них – твои ровесницы. Ты считаешь, что у них, помимо съемок, нет учебы, поступлений в ВУЗы и других обязательств? Ведь как-то же они справляются! Чем же ты хуже их? На мой взгляд, ничем, – завершила она свою долгую тираду.

– Лиат, – Галь стремительно к ней обернулась как раз в момент, когда автобус почти занесло на крутом повороте, – я понимаю все, о чем ты говоришь. Мне и хочется, и колется. Серьезно! Соблазн огромен, и зарплата отличная для начинающей. Но в мой спокойный, устоявшийся мирок ворвутся новшества, которые перевернут его навсегда. У меня нет никаких гарантий, что я успею и там, и здесь, и сохраню хорошие отношения с теми, кто меня окружают. Вот если бы не приходилось выбирать!

Лиат захотелось добавить, что окружающим Галь одноклассницам, помимо нее и Шели – Нааме, Лирон, Керен, и даже флегматичной Шири, девушке Янива – было втайне глубоко на нее наплевать, что было очевидно всем, кроме одной лишь Шели, слывшей "душой компании". Но, вместо этого, она пошла напрямик:

– Ты просто ищешь себе оправдания. Ты ведь сама не хочешь этого контракта. Если так, то лучше сразу откажись – и дело в шляпе.

Сейчас она ее проверяла. От ответа Галь зависела дальнейшая направленность их разговора, их судьбоносного разговора. Однако, реакция подруги еще больше смутила ее:

– Мое желание соглашаться или не соглашаться на этот контракт зависит только от того, какая чаша перевесит. Я чувствую, что любое решение обойдется мне очень дорого.

– Ты загоняешь себя в угол, – произнесла Лиат сурово. – Ты рассуждаешь инфантильно, и все – из-за привычки к уютной теплице, созданной тебе твоей мамой. Из-за нее ты теряешь шанс проявить себя и, хотя бы, подзаработать. Нельзя же так недооценивать себя! Так вот, что я тебе скажу…

Внезапно подсевшая к ним пожилая соседка Галь прервала ее реплику на середине. Она везла с рынка тяжелую тележку с продуктами, и, устало отдуваясь, заговорила с девушками о ценах. Ее появление несколько отвлекло подруг от их напряженного разговора. К тому времени дом Галь уже вырисовался за грядою жилых высоток, возле которых останавливался автобус, выпуская пассажиров. Его можно было распознать по примыкающей небольшой площади, где в первых этажах зданий распологались магазины и разные конторки.

Дотащив продукты женщины до ее двери, осыпаемые словами благодарности, две школьницы переступили порог квартиры семейства Лахав.

Знакомая с детства обстановка опять предстала взору гостьи. Жалюзи на окнах в квартире по-прежнему были спущены, вокруг царил легкий сумрак. Немытая посуда загромождала кухонную раковину. Постель в комнате Галь оставалась незастланной. Там же, на этажерке, красовалась ее пляжная фотография, ставшая причиной такого поворота событий. Серебристая рамка оттеняла небесно-морской фон, на котором был запечатлен изящный стан "модели".