Аттила. Бич Божий

Впрочем, говорить о том, сумел ли бы Аттила удержаться на римском императорском троне, можно лишь гипотетически. Достоверно же известно, что он не смог завладеть этим троном, а его огромная империя развалилась вскоре после его смерти. Он совершил вторжение в Италию, и до Рима было уже рукой подать, когда он внезапно изменил свои намерения и повернул назад, загадав историкам одну из самых главных загадок своего правления. Имеющиеся факты позволяют лишь строить догадки и придумывать разнообразные объяснения — от очередного приступа шизофрении у гуннского вождя до чуда, сотворенного папой римским Львом I Святым. М. Бувье-Ажан, похоже, склоняется к последней версии, читателю же придется смириться с мыслью, что он так и не узнает правды. Возможно (опять гипотеза!), история эта получила бы продолжение, если бы год спустя Аттила не умер.

Наконец, следует сказать несколько слов о такой особенности авторской манеры М. Бувье-Ажана, проявившейся в предлагаемой книге, как написание географических названий. Даже читатель, не искушенный в древней истории, без труда заметит в этом некоторое несоответствие, сообразит, что места, по которым двигался со своим войском Аттила, тогда не могли называться «югом России», «Украиной» или «регионом к югу от Москвы». Не будем подвергать сомнению осведомленность автора в области исторической географии и выскажем предположение, что он допустил подобные вольности во благо читателю, дабы легче было ему ориентироваться на арене исторических событий.

В заключение хотелось бы поздравить российских читателей — любителей популярной исторической и биографической литературы с тем, что они получили весьма добротную книгу об Аттиле, о котором прежде могли узнать лишь скупые сведения из энциклопедий и общих исторических трудов. Достоинств у этой биографии, написанной вполне достоверно и довольно живо, больше, чем недостатков.

Балакин В. Д.

I В ОЖИДАНИИ БИЧА БОЖИЯ

Посвящается Жоржу Бокье.

Неужто конец света? Почти все верили, что он близок, а некоторые ждали его со дня на день.

Все навалилось враз: война, набеги, восстания, нищета, бандитизм, преступность и разврат. Повсюду царила ненависть — политическая, расовая, религиозная и социальная. Власть добывали через заговор и убийство и так же теряли ее. Привилегированные злоупотребляли привилегиями, пока еще не пробил последний час, и не питали иллюзий в отношении завтрашнего дня. Расточительству богатых не было предела, и жажда греховных утех не знала утоления, а нищета и страдания бедноты достигали крайней точки, и целые края находились в состоянии непрекращающегося бунта против властей. Крестьяне бежали с земли от грабежей и насилия варваров, регулярных войск, мятежников, дезертиров, благородных разбойников и бандитов с большой дороги. Все слои общества и все государственные структуры находились в противостоянии: борьба за трон, соперничество гражданских и военных чиновников, конфликты между центральной властью и крупными землевладельцами, тяжбы между латифундистами и арендаторами, грызня между христианами и язычниками, христианами и христианами, язычниками и язычниками, епископами и графами, крепостями с многочисленными гарнизонами и разного рода общинами, от городской коммуны до притона бунтовщиков, колонов и беглых рабов.

Так умирала Римская империя.

Плоды блистательных побед — бескрайняя территория и сотни покоренных племен и народов — стали причиной ее гибели.

Агония началась уже очень давно, и попытки разделить императорскую власть или, напротив, сконцентрировать ее в руках одного энергичного деятеля не могли ее остановить. Несмотря на все преобразования, Рим был везде, и Рима не было нигде.

В целях сплочения Империи, в 212 или 213 году был издан знаменитый Эдикт Каракаллы, по которому все свободные люди всех провинций получали «право римского гражданства» и становились — включая галлов — римскими гражданами. Действие эдикта не распространялось ни на вольноотпущенников, ни на иностранных наемников и колонов-иммигрантов, которых не предполагалось ассимилировать с коренным населением. В действительности это юридическое уравнивание в правах всего лишь закрепляло фактическое равенство, которое появилось в результате предшествующей политики Траяна, Адриана и Антонина Пия. Эдикт не имел больших последствий. Впрочем, он подтвердил законность институтов, существовавших в наиболее романизированных областях Империи. При этом Рим провозглашался скорее столицей столиц, нежели единой столицей Империи.

Распад Империи продолжался, и серия политических убийств, последовавшая за покушением на Каракаллу и его гибелью в 217 году, только ускорила процесс. Увеличение налогов и податей с граждан Империи привело к уклонениям от платежей и отказам от гражданства. Многие иммигранты, издавна жившие в Империи и имевшие право на гражданство, прилагали все усилия, чтобы его не получить. Римский гражданин, урожденный или получивший гражданство, не верил в будущее Рима и считал, что отныне защита Империи — дело наемников и «союзных» варваров. В императорский пурпур облачались выходцы из Сирии и Фракии, и не за горами было время, когда самые высокие гражданские и военные должности будут занимать вандалы, уроженцы Паннонии и франки.

Рим везде и Рима нет нигде. Какие бы чувства ни испытывали галлы в прошлом к римским завоевателям, они теперь совместно с легионерами отбивали атаки алеманнов и франков, вторгавшихся на их территорию. В 223 году, пока император Александр Север, финикиец, тщетно пытался изгнать персов из римской Месопотамии, алеманны возобновили свои нашествия. Дорогу им преградило галльское народное ополчение. Ненавидевшие Рим и романизацию галлы встали на борьбу с общим врагом. Александр Север послал гонца сообщить им, что идет на выручку во главе войска из сирийцев и наемников с Востока. Галло-римская армия возмутилась: неизвестно, что хуже — романо-сирийцы или алеманны! Галльские ирредентисты разошлись по домам, а между галло-римскими и римско-сирийскими легионами очень скоро наступил разлад, к тому же восточная стратегия крупномасштабных сражений не годилась против алеманнской тактики засад, мелких стычек, атак смертников и истребления мирных деревень. Потери росли, воины винили начальников, начальники — императора. Александр Север был убит у Майнца в марте 235 года во время военного мятежа, возглавленного его помощником фракийцем Максимином, который провозгласил себя императором. Он разжигал боевой пыл наемников, позволяя им всё и раздавая обещания, разорил земли алеманнов и перенес военные действия в придунайские области; однако он наобещал своим воинам больше того, что мог выполнить, и был ими убит.

В течение последующих тридцати лет галло-римляне остаются главными стражами северных и восточных границ Империи, не только отбивая новые нападения алеманнов, но и ведя упорную войну с франками, прочно осевшими по правому берегу Рейна от Черного моря до окрестностей Майнца. Италийские римляне сдерживали южных алеманнов, пытавшихся захватить их земли.

Но какие произошли перемены!

Во-первых, несмотря ни на что, натиск варваров становился все сильнее, угрожая стать неудержимым, а римский мир этого не замечал. Политики, сочинители исторических трактатов и прочие современники туманно объясняли его алчностью, врожденной тягой кочевников к перемене мест, притягательной силой океана, судьбой, капризом богов или игрой сил Зла.

Во-вторых, необходимость защищать свои границы во многих местах одновременно вынуждала Империю призывать одних варваров для борьбы с другими варварами. Целые племена их спешно включались в состав римской армии. За «федератами» закреплялись права на землю в обмен на поставку в войска требуемых контингентов. Военные поселенцы, так называемые «леты», в большинстве своем рейнского происхождения, должны были выступать в поход по первому сигналу и нести постоянную службу по охране границ. Они, конечно же, приобретали легкий налет романизации, но при этом «варваризировали» Империю. Им никак нельзя было полностью доверять, особенно в войне с их соплеменниками или родственными народами.

В-третьих, огромная территория Империи, административный, налоговый, военный и экономический гнет, слабость центральной власти и пугающая частота политических убийств и государственных переворотов порождали в провинциях всплески национализма, восстания и сепаратистские мятежи. Попытки отколоться происходили почти повсюду: в Малой Азии, Сирии, Египте, Галлии, Британии, Испании, якобы романизированной Германии, дунайских провинциях… И порой сепаратисты достигали впечатляющих успехов: Галлия избрала собственного императора, не признававшего власть Рима, и только военное поражение вернуло мятежную провинцию в лоно Империи; Сирия, «романизированная» Малая Азия и Египет объединились в «Восточную империю», во главе которой встал «самодержец» Септимий Оденат, а после смерти последнего в 267 году — его вдова «императрица» Зенобия; дунайский князь Авреол совершил поход на Медиолан, который ему удалось захватить, и император Галлиен, не сумевший ему помешать, был убит в 268 году своими военачальниками, которые с трудом повели контрнаступление, завершившееся в конце концов победой Рима.

И наконец, повсюду царила удручающая нищета, и даже не столько из-за поборов и злоупотреблений Рима, сколько по причине полного развала экономики и самоуправства латифундистов.

В качестве примера возьмем римскую Галлию. Уже с конца I века здесь устанавливается домениальная система, основанная на господстве крупных землевладельцев. Рядом с бесправными владельцами жалких клочков земли хозяин большого поместья чувствовал себя всемогущим. У него была укрепленная усадьба, превращенная в крепость, и собственная гвардия, его земли возделывали рабы и слуги или же крестьяне-арендаторы, часто вынужденные заключать договора на драконовских условиях. Однако его реальная власть этим не ограничивалась. Он беспощадно эксплуатировал свободных крестьян, которые в те тяжелые времена вольно или невольно переходили под его «защиту». Латифундист устанавливал для подвластных ему людей собственные законы, заставлял их отрабатывать барщину и отдавал на произвол управляющих и свирепых арендаторов, которые выжимали из поместья последние соки, отдавая хозяину только часть дохода в виде оброка. Запрет уходить с земли распространялся практически на всех, кто жил крестьянским трудом. Позднее римские законы только усилят этот крепостной гнет. Суровые наказания, невыносимый труд и злоупотребления латифундистов и их управляющих приводили к тайному бегству крестьян, а порой и вспышкам насилия. Беглые, беднота, разорившиеся крестьяне и безработные устраивали голодные бунты, громили все, что попадалось под руку, и захватывали целые области, организованно обеспечивая их оборону и хозяйственное использование. К 280 году эта вольница занимала около трети страны. Это были «багауды», люди, поставленные в Империи вне закона, жившие по собственным законам и всегда готовые дать вооруженный отпор «силам правопорядка», регулярным войскам и частным отрядам крупных землевладельцев.