Авалон. Возвращение короля Артура

Джеймса ждали дела. Они со свитой проводили глазами траурную процессию и уже собирались отправиться в Кардифф, где королю предстояло выступить перед лидерами Уэльской национальной партии и рядовыми верующими. В Кардиффе Джеймсу предложили содействие.

Он уже собирался сесть в черный «Ягуар», и в это время его окликнули. Обернувшись, он увидел в дверях церкви архиепископа, манившего его рукой. Под выкрики репортеров король быстро вернулся в церковь, чтобы переговорить со священником.

— Спасибо за доброе слово, ваша светлость, — сказал Джеймс. — Вы прекрасно говорили.

— Я говорил не для вас, Ваше Величество, — быстро ответил архиепископ. — Мои слова — очевидная истина, причем в каждом слове. Видите ли, за эти годы я научился хорошо разбираться в людях. В последние дни я внимательно следил за вашими выступлениями, и мне понравилось то, что я видел. Очень понравилось. Так понравилось, что это даже немного меня пугает. — Он задумчиво нахмурился. — Уделите мне несколько минут для разговора. Я вас надолго не задержу.

— Конечно, — ответил Джеймс, — буду только рад. — Он сделал знак Рису, ожидавшему у дверей церкви, а затем двое мужчин отошли подальше от камер и микрофонов ожидающих журналистов.

— Люди считают, — доверительно начал архиепископ, — что жизнь церковника скучна, как помои, что мы блаженно скользим от одного безмятежного собрания к другому, и лишь случайная проповедь оживляет наши пустые дни.

— Разве это не так? — осторожно спросил Джеймс.

— Совсем не так, — заявил Риппон, ожесточенно ударив себя по ладони. — Должен вам сказать, что у нас здесь яма со змеями, если не хуже. Большинство гадов кусают только ради самообороны, а наша разновидность — просто ради удовольствия. И прихожане у нас почти такие же. — Он помолчал, а затем сказал: — Мне это не нравится. Видит Бог, не нравится.

— Вы меня удивляете, ваша светлость, — ответил Джеймс, постепенно проникаясь симпатией к этому человеку.

— Разрекламированная партийная политика — просто детская игра по сравнению с тем, что творится в лоне Церкви. Поверьте мне, большинство высокопоставленных профессиональных политиков сбежали бы после первого генерального синода. — Он неожиданно открыто улыбнулся. — Это война, только без крови и бомб. Когда я был мальчишкой в Беркшире, я мечтал командовать боевым кораблем в открытом море. У Бога своеобразное чувство юмора, потому что мои амбиции сбылись сполна. Единственная разница между архиепископом и адмиралом в том, что адмиралу Королевского флота не приходится ежедневно биться врукопашную со своими матросами и офицерами.

Джеймс невольно усмехнулся, представив епископов, дерущихся друг с другом в рясах.

— На флоте я бы пропал, — продолжал архиепископ Риппон. — Слишком послушный, слишком заурядный.

— Потеря для Адмиралтейства — это, безусловно, приобретение для Церкви, — искренне заметил Джеймс.

Они подошли к концу прохода. Священник остановился и снова посерьезнел.

— Я уже сказал, что опасаюсь, — признался он. — Видите ли, Ваше Величество, я всегда терпеть не мог разочаровываться.

— Опасаетесь разочароваться во мне, да?

— Скажем так, опасаюсь слишком надеяться. — Видимо, архиепископ решился задать свой главный вопрос. — Все сводится к одному: вы тот, за кого себя выдаете?

— Что ж, — ответил Джеймс, — я не рвался в короли Британии; честно говоря, вовсе и не хотел этого. Но чем больше я узнаю о своей стране, тем лучше вижу, насколько ей нужен кто-то, способный встать над властью и компромиссами политической борьбы, над тем, чем глубоко поражено нынешнее правительство. — Он смущенно улыбнулся. — Так вот, архиепископ Риппон, я и есть такой человек.

Архиепископ словно расцвел. Ясные голубые глаза увлажнились от волнения.

— Извините, Ваше Величество, — пробормотал он, вытаскивая из кармана носовой платок. — Кажется, я вырос с немодным сейчас представлением о том, что Великобритания — нация, верящая в священное и почитающая божественное. Что наш маленький остров занимает в Божьем сердце особое место именно потому, что Британия крепко держалась двух столпов государственности — церкви и монархии — когда духовные бури Ренессанса и Просвещения бушевали в Европе. Я считаю, что Британия выстояла и выжила по сей день, сохранив культуру и свое наследие в целости лишь потому, что наши предки отказались принести суверенитет в жертву богам гуманизма и материализма.

— Но теперь, — продолжал архиепископ, засовывая платок обратно в карман, — теперь враг стремится не просто заменить веру народа другой верой или верами, но уничтожить веру совсем. Для этого враг нападает и на монархию, и на Церковь, беспощадно разбирая их на части.

Мы боролись поодиночке, но теперь мы вместе и у нас появился шанс. Что скажете, Ваше Величество? — Он лукаво улыбнулся. — Возможно, мы не выиграем битву, но мы точно дадим бой дьяволу.

— Архиепископ Риппон, — ответил Джеймс, — я никогда в жизни не уклонялся от драки. Можете на меня рассчитывать.

Питер Риппон обменялся с королем рукопожатием.

— Да благословит вас Бог, Ваше Величество. Я буду молиться за вас.

— Спасибо, архиепископ. Помощь мне понадобится. Любая, какую я смогу получить.

— Более того, — добавил Риппон, — я буду молиться и сделаю все, что в моих силах, чтобы мобилизовать церковь на поддержку монархии. Возможно, ко дню референдума это нам пригодится.

— Буду очень признателен, — с поклоном сказал Джеймс.

Архиепископ поднял крест, висевший у него на груди, и торжественно произнес:

— Господь, призвавший вас на служение, да благословит вас. Да пребудет с вами благодать и мудрость, дабы исполнять свой священный долг. Молю Господа, восставившего Иисуса Христа из мертвых, о спасении народа нашего, да ниспошлет он нам мужество, любовь и силу исполнять волю Его. Да пребудет с вами Бог! Аминь.

— Аминь, — вслед за ним повторил Джеймс, склонив голову под благословение. Он поблагодарил Риппона и пообещал поддерживать связь с ним независимо от исхода референдума. Потом король быстро вышел, махнул рукой Рису у двери, сел на заднее сиденье черного «Ягуара», и они отправились в Кардифф.

Глава 43

Следующие шесть дней прошли для Джеймса и его сопровождения в головокружительном водовороте встреч, обращений, собраний, совещаний, формальных и неформальных. В конце концов, от Лендс-Энда до Джон-о-Гроутса, не осталось графства, в которое они не заглянули бы хоть ненадолго. За день до референдума король, наконец, снова направился на север. Теперь он сделал все, что было в человеческих силах. Его голос услышали все избиратели страны. Пять последних британских монархов вместе взятых не завели столько знакомств, не установили столько контактов с таким количеством людей. Личное обаяние короля очень в этом помогло. Видимо, именно благодаря ему удалось достичь столь внушительного эффекта.