Аварийный взлёт
Шрифт:
— Бред! — со злостью, смешанной с затаенным страхом, бросил Огородов. — Это опять только слова! Психологические придумки!
— Ваш мотив — это не придумки, а логические рассуждения. Действительно основанные на психологических выводах, — спокойно сказал Купревич. — Но есть и еще кое-что. Не только Никита Старчук — профессионал, но и Лариса Мальцева — профессионалка. Старчук страхует экономические сделки, а Мальцева — саму себя. Она разговоры с вами записала. Есть не только ее показания, но и вполне конкретные доказательства ваших заказов и на убийство в аэропорту, и на убийство Егоровой. Вы наверняка такого от Мальцевой не ожидали. Но вот угрозу со стороны Старчука ожидали вполне оправданно. Это он первый раскопал материалы по сделке,
Полковник скривился, а Казик произнес:
— Кстати, Ольга Валерьевна ничему не была свидетелем. Она ничего не заметила. Так что и вспоминать ей было нечего. Она просто не хотела попадаться вам на глаза и ждала, когда вы уйдете. Всего-навсего…
ГЛАВА 32
Лавронин не стал сдерживаться и выдал все «душевные» слова, накопленные за долгую милицейско-полицейскую службу. Приличных слов там было мало. Отбушевав, сказал:
— Только чтоб Никита не узнал. Он, конечно, еще тот перец, но совестливый. Хотя совеститься ему совершенно нечего.
— Так он же все равно докопается, — не усомнился Дергачев.
— Ну-у… Никита обычно в других местах копает. Правда, дело громкое, хотя, если сильно больших людей за этой сделкой найдут, могут шум поприглушить. Но с Огородова три шкуры спустят — уж тут не пощадят. В общем, что будет, то и будет. А Никита пока без подробностей обойдется.
— Так я могу сегодня взять отгул? — спросил Сергей.
— Ну еще бы не можешь! Особенно после того, как я несколько дней дома просидел, изучая, что такое радикулит, — хохотнул Лавронин.
Дергачев вышел из кабинета замдиректора по безопасности и в коридоре едва не столкнулся с Малафеевой. Поздоровался, однако в ответ удостоился лишь короткого кивка. То, что вечером она собирается улететь в Москву и неизвестно, намеревается ли вернуться, знали уже многие.
Конечно, ее допросили (или составили беседу). Начальник САБа при этом, разумеется, не присутствовал, однако присутствовал эксперт-психолог. По словам Казика, от идеи крупного кредита Екатерина Александровна не отказывалась. Да, собирались, под серьезный инвестиционный проект.(«Было бы весьма глупо это отрицать», — прокомментировал Казик.) То, что этот проект — по сути мошенническая схема, восприняла с возмущением.(«Вранье, все она, глаза и уши владельцев, прекрасно знала, просто не могла не знать, но будет, вполне понятно, отпираться».) На Огородова отреагировала с яростным негодованием.(«Вот тут была совершенно искренна. Оно и понятно: Огородов затеял радикально решить проблему, а порушил грандиозную спецоперацию».)
Огородов явно не знал все тонкости этой спецопе-рации, да и вообще знал лишь то, что ему полагалось знать, однако решил продемонстрировать себя эдаким суперменом, способным выполнить любые задачи. Дескать, он именно тот человек, для которого невыполнимого нет. Взлетел ввысь, вознамерился продемонстрировать все фигуры высшего пилотажа, а случилась авария. И — все.
Так утверждал Лавронин.
Есть люди, которые из грязи вдруг попадают в князи, и у них сносит голову. А Валерий Леонидович другой. Он, конечно, не из грязи, но с самых нижних ступенек поднимался и поднимался — шажок за шажком. Собственными стараниями. Ну да, в какой-то момент подул нужный ветер, и его перенесло сразу через несколько ступенек, аккуратно поставив на высокую, широкую площадку. Но голова у него не закружилась, напротив, он трезво оценил устойчивость площадки, увидел, что лестница на ней не заканчивается, и четко понял: чтобы его не просто не столкнули с занятого места, но и дали возможность подниматься дальше, надо доказать свою абсолютную необходимость.
Так считал Казик.
Дергачеву же просто хотелось Огородова удавить. Прежде всего из-за Ольги. Хотя, конечно же, он бы этого никогда не сделал. В отличие от Нины Григорьевны Кондаковой, которая в ярости вполне бы могла.
Начальницу клининговой службы он обнаружил на втором этаже,
покрикивающую на своих работников, которые превращали штаб улетевшей рано утром домой московской оперативно-следственной группы в прежний конференц-зал.— А-а-а, Сергей Геннадьевич! — обрадовалась Кондакова. — А я как раз собиралась вам звонить. — Она буквально вытолкала Дергачева в коридор и заявила командирским тоном: — Значит, так. Я знаю, днем вы забираете Ольгу из больницы. У нее в холодильнике обед. Борщ, жаркое с картошкой, только овощи останется порезать. Я приготовила, чтоб и ей, и вам хватило, и еще осталось. А вечером, в половине седьмого, придете ко мне на ужин. Ольга уже в курсе. Вы тоже должны быть. Обязательно! А еще я позвала Казика, он улетает ночью. Вы все поняли? — не терпящем возражений тоном спросила Нина Григорьевна.
— Так точно! — усмехнулся Дергачев.
— Молодец! — усмехнулась в ответ Кондакова.
За Ольгой предстояло ехать в двенадцать, время еще было, и Сергей неспешно отправился в сторону здания САБа. Следовало предупредить зама, что сегодня он, начальник, в отгуле, а посему пусть обходятся без него. Впрочем, Дергачев и не сомневался: без него обойдутся спокойно, особенно сейчас, когда вернулся на работу Лавронин.
Около соседнего здания линейного отдела полиции его перехватил Гаврюшин.
— Сергей Геннадьевич, как там Ольга Валерьевна? Поправилась?
Извечно жизнерадостное лицо старшего лейтенанта (которое просто просилось на плакат «Полицейский — лучший друг граждан!») на сей раз прямо-таки сияло.
— К счастью, поправилась. Вот сейчас поеду ее забирать из больницы.
То, что забирать будет именно Дергачев, Севастьяна не удивило. В его представлении, вероятно, события последних дней переплели начальницу VIP-зала с начальником САБа.
И что теперь? Расплетаться?..Или все-таки нет?..Сергей хотел, чтобы — нет. А чего захочет Ольга, он не знал. Он никогда не считал себя знатоком женщин. Он как влюбился в шестнадцать лет, как женился в восемнадцать, как прожил с женой двадцать пять лет, так и не успел разобраться.
— А меня полковник Купревич лично благодарил. И обещал похлопотать, чтобы мне премию выписали! — радостно сообщил Гаврюшин.
— Это правильно, — согласился Дергачев.
— А Аркадий Михайлович пригласил сегодня на обед в ресторан.
— Отлично.
— А вчера мы с Никитой, Старчуком то есть, болтали, мы же с ним приятели с детства, так вот он считает, что с Огородовым все сложнее. Что он совсем не дурак. Что на кой черт ему таким макаром от Лавронина избавляться? Ну да, Лавронин — глыба, его просто так не подвинешь, только он Огородову сильно помогал, а совсем даже не мешал. Никита считает, что там на самом деле все более запутано.
«Докопается въедливый Никита, наверняка докопается. Как бы Лавронин ни старался. А с другой стороны, ну и что? Старчук ведь не сентиментальная барышня», — подумал Дергачев, вслух же произнес:
— Ну да, запутано. Но, думаю, разберутся…
К больнице Сергей подъехал ровно в двенадцать и в приемном покое обнаружил Ольгу. Одетую в привезенные накануне джинсы, кофту и курточку — совершенно по-домашнему, как никогда не одевалась на работе. В ней уже не было той бледности, той жалкости, той незащищенности, которая столь сильно поразили Сергея, когда он первый раз пришел к ней в палату. Но и прежняя «протокольная дама», начальствующая над VIP-залом, в ней никак не угадывалась. Она просто стала другой. Какой-то родной…
— Оля… — он на мгновение запнулся. Да, там, в больничной палате, он стал называть ее просто Олей и на «ты», а она его — просто Сережей и тоже на «ты». Но, может, сейчас она вновь превратится в Ольгу Валерьевну? — Нина Григорьевна обед приготовила.
— Сережа… — она тоже на мгновение запнулась. — А еще Нина на ужин пригласила… Велела, чтобы ты был.
Ольга сказала «ты», и у Дергачева от сердца отлегло: значит, ничего не будет меняться. По крайней мере, в худшую для него сторону.