Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II
Шрифт:
И все же до полной победы над Кларендоном было еще далеко. Леди Калсман могла торжествовать, придворные лизоблюды твердить, что лишь теперь Карл станет истинным королем. Но Бэкингему надо было расправиться с Кларендоном до конца, он тонко и незаметно продолжал обрабатывать Карла и в конце концов добился того, что тот, потеряв терпение, распорядился завести дело на своего старейшего и самого верного друга. К концу октября палата общин сформировала специальный комитет с поручением провести процедуру импичмента. Бэкингем, в свою очередь, твердил королю, что парламент удовлетворит лишь казнь Кларендона. Был подготовлен перечень его прегрешений. Большая часть из них основывалась на слухах, а также представляла жалобы на произвол и жадность канцлера, чего действительно нельзя было отрицать. Тем не менее палата общин вынесла свой вердикт, и лишь лорды, несмотря на сильнейшее давление со стороны Бэкингема и самого короля, продолжали стоять твердо.
Но Карл зашел слишком далеко, чтобы отступить. На кону стояло его собственное политическое выживание, и он сделал так, чтобы Кларендону стал известен план, по которому в
Глава 12. ГРАНДИОЗНЫЙ ЗАМЫСЕЛ
Падение Кларендона разрушило налаженную систему английской политики и положило начало периоду интриг, обмана и растущей подозрительности. Со временем результаты этого сдвига скажутся во всей стране, отравляя атмосферу восторга, с которым было встречено возвращение Карла на престол. Прежде всего, и наиболее остро, проблемы возникли в его собственной семье.
Хотя брак Якова, брата Карла, с Анной Хайд давно уже стал формальностью и тот почем зря волочился за женщинами, но все же он счел делом чести вступиться за тестя. Герцог упорно нажимал на короля, требуя для старика разрешения вернуться на родину. Карл этому всячески противился, не возражая, впрочем, против того, чтобы за рубежом Кларендону оказывалось любое гостеприимство. Ему и самому некогда приходилось прилагать усилия, чтобы выразить неудовольствие теми, кто поддерживал бывшего лорд-канцлера; особенно суров он был к клиру, который фактически в полном составе видел в Кларендоне гаранта англиканского законодательства. В результате епископы Винчестерский и Рочестерский оказались в опале, а всесильного Шелдона исключили из Тайного Совета — ему дали понять, что королю надоели его проповеди. Такие шаги не могли остаться незамеченными, и обеспокоенные консерваторы потянулись к герцогу; в свою очередь, между ним и королем возникло внутреннее отчуждение.
То, что союзники принимали в Якове за прямодушие, на самом деле было своего рода упрямством. Герцог отнюдь не был глупцом. Храбрый и энергичный человек, он признавал все же лишь некие бесспорные постулаты, которые (и он стоял на этом чем дальше, тем тверже) могут осуществиться лишь под сенью католической церкви. Корни этой убежденности уходят в опыт его жизни за рубежом, а он, лишенный гибкости и прагматизма брата, был совестлив до фанатизма. В годы Реставрации шептались, будто Яков — «преданный друг католиков», и его личная жизнь подтверждала эти слухи. Как женщина Анна Хайд могла больше не занимать супруга: любительница поесть, она поправилась необыкновенно, — но в силе характера ей не откажешь, а она тоже клонилась в сторону Рима и умерла (в марте 1671 года) уже правоверной католичкой. В конце 60-х годов Яков переживал религиозный кризис — свой переход в другую веру он позднее датировал 1669 годом. Потом герцог еще семь лет посещал англиканскую церковь, испытывая при этом все большие душевные муки и чувство вины. Иное дело, что Яков вынужден был всячески скрывать это, ибо в отсутствие прямого наследника он оставался ближайшим претендентом на английский престол — престол протестантской страны.
Бесплодие королевы поднимало значение Якова, но для нее самой было несчастьем. В коридорах дворцов мужа отдавалось эхо шагов его многочисленных незаконных детей, а у нее в это время случался выкидыш за выкидышем. В начале мая 1668 года у Екатерины родился первый мертвый ребенок, и Карл, как обычно делясь своими самыми интимными мыслями с Генриеттой Анной, писал ей, что чрезвычайно «удручен». Оставалось только одно утешение: «Ясно хотя бы, что она понесла, а то уж я боялся, что у нее вообще не может быть детей». За второй беременностью, на будущий год, король, а вместе с ним двор да и вся страна наблюдали с тревогой и надеждой. Пепис записал в дневнике, что издали видел Екатерину в белом фартуке будущей матери. На Мадам вновь обрушились всякие подробности. «Она уже дважды пропустила сроки», — сообщает Карл. Бедняга страшно опасалась, что у нее снова случится выкидыш, и хваталась за всякую соломинку. «Акушерки, наблюдающие за ней, говорят, что у нее слишком неразвитая матка, но скорее она немного опущена, — сообщает Карл сестре. — Порой у нее бывает нечто вроде «этого», но так немного, что самые опытные женщины лишь подтверждают, что все идет хорошо». Увы, в июне 1669 года ожидания не подтвердились, и Карл вообще перестал надеяться, что жена может забеременеть еще раз.
У несостоявшегося отца оставались, однако же, королевские обязанности; утешая жену, приходилось думать и о политике. В обстановке множащихся слухов — поговаривали о возможности в случае смерти королевы нового брака, толковали, и это было уже опаснее, что Монмат либо является,
либо может быть провозглашен законным наследником, — в такой обстановке Карл проявил недолговечный, но живой интерес к легальной стороне проблемы. В это время палата лордов занималась делом Росса. Церковь уже дала лорду Россу развод с неверной женой, что автоматически превращало ее детей в незаконнорожденных. Теперь он выяснял гражданскую процедуру, которая позволит ему заключить новый брак. К неудовольствию большей части епископата, Карл способствовал прохождению соответствующего билля черед палату лордов: он понял, что таким образом создается прецедент, который и ему пойдет на пользу, если он решит развестись с Екатериной из-за ее бесплодия. Столь эгоистический интерес встретил сопротивление не только в религиозных кругах. Любовницы короля обеспокоились своим положением, герцог Йоркский своим: останется ли он наследником? В конце концов Карл решил не пользоваться возможностями, которые давало ему решение палаты. Брак с Екатериной будет сохранен, а естественные права брата не нарушены.Среди тех, кто всячески подогревал интерес Карла к делу Росса, был Бэкингем, чей живой, изобретательный ум на сей раз подталкивал его в сторону политики. Впрочем, как всегда, идеи герцога были совершенно неосуществимы. Например, проблему королевы он, по слухам, предлагал решить так: если она не согласится по-доброму уйти в монастырь, надо просто похитить ее. Интересы его простирались дальше, нежели развод короля с женой. Бэкингему удавалось провоцировать разногласия между королем и его братом, что грозило полным разрывом их и без того напряженных отношений. И это у него неплохо получалось, чему, во-первых, способствовала долголетняя дружба герцога с Карлом, а во-вторых, его острый ум. С Бэкингемом всегда было интересно, но в данном случае просто опасно, потому что, по свидетельству современников, «на короля можно было воздействовать только одним способом — энергией убеждения, а ею Бэкингем обладал в полной мере».
Бэкингем понимал, что для достижения собственных амбициозных политических целей следует заменить нынешних деятелей на своих людей. Иногда этому способствовали личные свары. Напористый и к тому же весьма сведущий в своем деле Уильям Ковентри, уполномоченный по финансовым делам и личный секретарь Якова, потерял свое место после того, как опрометчиво вызвал Бэ-кингема на дуэль. Интрига была затеяна и против Ормон-Да. Стремясь посадить своего человека в кресло генерал-губернатора Ирландии, Бэкингем заявил, что эти функции может выполнять кто-нибудь из второстепенных чиновников. Ормонд, естественно, забеспокоился, но получил заверения от короля, что все останется как прежде и тот вполне может рассчитывать на его, Карла, благоволение. Это была ложь. На каком-то из празднеств Бэкиигем дожал-таки короля, и Ормонд был отставлен от должности. Столь беспардонное обращение с таким прекрасным человеком, как Ормонд, немало говорит о стиле поведения Карла, как, впрочем, и тот факт, что он действительно — тут Бэкингем перехитрил самого себя — назначил на его место какое-то ничтожество.
Впрочем, друг Карлу по-прежнему был нужен, а такой, как Бэкингем, особенно, ибо король считал, что он обладает большим влиянием среди «раскольников». Отчасти именно поэтому Карл настоял, чтобы герцог выступил в парламенте в поддержку старой и все еще чрезвычайно непопулярной идеи. В феврале 1668 года король обратился к парламенту с просьбой «найти возможности внести поко* в душу моих подданных-протестантов и изыскать более приемлемую форму согласия». В переводе на общепонятный язык это означало, что он стремился к установлению атмосферы религиозной терпимости, чего доныне достичь не удалось. Освободившись от опеки Кларендона, Карл вовсе не хотел вновь от кого-то зависеть, а добившись недвусмысленной поддержки со стороны своих подданных нонконформистов, он получал возможность положить конец всеобъемлющему влиянию верхушки англиканской церкви. Пора править единолично.
Бэкингем продолжал свою кампанию со столь откровенной неуклюжестью, что Шелдон, несколько придя в себя, начал контрнаступление. В отличие от своего оппонента епископ действовал как опытный политик. Из робких выступлений диссентеров, принимавших чаще всего форму небольших молитвенных собраний, он раздул целое дело, повторяя, сколь гибельно они воздействуют на климат в стране. Прямо-таки гнездо мятежа. Бэкингему удалось в принципе договориться с парламентариями, но секретари его, или, как их называли, «гробовщики», действовали так грубо, что не только оказались похоронены самые радужные надежды короля, но и возникла парламентская оппозиция среди тех, кто называл себя «друзьями закона в церкви и государстве».
Нелл Гвинн. Продавщица апельсинов — позирует в образе Венеры. Предположительно художник сэр Питер Лели
Джордж Уильерс, второй герцог Бэкингемский. Старший друг Карла, настолько деятельный и сообразительный, что казалось, он воплотил в себе все лучшие человеческие качества. Художниксэр Питер Лели