Августина лучше всех

К великому неудовольствию Гусмы, мы снова не дошли до причала.

— Какой смысл иметь столько красивых лодок, — ворчала та, — если не кататься ни на одной.

Загадка оказалась старым, уже рассохшимся дневником в синей обложке. Мой по сравнению с ним выглядел практически не тронутым временем.

Я с опаской открыла реликвию и увидела знакомые закорючки иланкийских символов.

— Что это?

— Дневник Барта Биргита. Есть основания предполагать, что он был начат в последний рейс с Иланки, когда на борту корабля находился Ральф Северин.

— И вместе с ним мать Лира! — восторженно поддержала я, после чего пришлось рассказать недостающую часть истории моему новоиспеченному сообщнику.

Рассказ его впечатлил.

— Вы можете прочитать, что здесь написано? — с надеждой спросил он. — Возможно, нам удастся больше узнать о той женщине.

Понятное дело, Марк сразу выбрал в подозреваемые ту, которая не была связана с ним кровными узами.

Я лишь покачала головой.

Мои знания иланкийской письменности ограничивались способностью разобрать несколько вывесок в старой части Елизвара. Я искренне недоумевала, как и когда Барт Биргит умудрился выучить столько символов? Ведь в иланкийском языке каждое слово пишется предназначенной только для него закорючкой.

Без всякой надежды я протянула дневник Гусме, которая тоже не могла похвастаться большой ученостью в этом плане.

Следуя моему примеру, няня закачала головой, добавив к этому знаменитое иланкийское прицокивание для солидности.

— Ерунда какая-то, касим. Может, это ученическая тетрадь, а не дневник? Смотри, какие кривые значки, будто муравьи разбегаются.

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю почти все символы, но они не складываются в понятные предложения. Кто-то просто рисовал их так, как ему хочется.

— Это может быть шифр, — предположил Марк, выслушав перевод.

— Но зачем было шифровать записи? — удивилась я. — Что там могло быть такого?

— Подозреваю, он докладывал о действиях Ральфа Северина в тайную канцелярию его величества. — Вмешательство в разговор старшего гесса Биргита оказалось таким неожиданным, что мы с Марком вздрогнули как по команде.

Обернувшись, я увидела хозяина дома в дверях, а за ним Терри, пытавшегося незаметно отпихнуть кота, чтобы не пустить того в архив.

— Но зачем?

— Затем, что Ральф был гораздо активнее своего отца, интересовался политикой, заботился о благе новообретенных соседей. Трон опасался, как бы он не объявил независимость всех прилегающих к его замку территорий. — Карл зашел в архив и протянул руку, чтобы ему дали дневник. — И поверьте, мисса Лакшин, в то время он смог бы отстоять это решение. Каждая магическая семья в округе была в долгу у Северинов. Думаете, почему мага земли услали на Иланку?

— Чтобы ослабить?

— И это тоже, думаю, поездка далась ему нелегко. Полгода вдали от родовых земель похожи на пытку для человека с такими способностями. Это была проверка лояльности.

— Если бы он не поехал, его бы бросили в тюрьму.

— Думаю, Барту Биргиту было поручено наблюдать, в каком настроении опасный гесс возвращается на родину.

— Вы не пытались отдать дневник на расшифровку?

— Знающих иланкийскую письменность единицы, и все они живут, как вы думаете, где?

— На Иланке, — вздохнула я. — Но няня говорит, что это не текст на иланкийском. Просто набор символов. Причем простых — даже мне знакома часть из них, — и они повторяются. Вот здесь «дом», а это «курица»…

— Хм. — Гесс Биргит так глубоко задумался, что его лицо приобрело приятное выражение. — Если вы и ваша няня объясните мне все знакомые символы, может быть, и удастся что-то сделать. Марк, дай бумагу и карандаш. И выйди с гессом Ярином на пару минут, похоже, он хочет тебе что-то сказать.

К тому моменту, когда молодые люди вернулись (с вполне миролюбивым настроем, что примечательно), у нас был уже длинный список слов и хозяин дома в весьма приподнятом настроении. Смотрелось это довольно странно: гесс Биргит игриво называл Гусму «прекрасной островитянкой», а ко мне то и дело обращался со словами: «Чудесно, мисса Лакшин!» или «Браво, Мая!» — это когда я предложила записывать не только значения, но и произношение символов на иланкийском. Сторонний наблюдатель мог бы предположить, что в отсутствие Марка мы с няней умудрились чем-то опоить его отца. Но нет, это был лишь человек, добравшийся до своего главного увлечения в жизни.

— Что вы с ним сделали? — шепнул мне на ухо Марк и поймал уже менее миролюбивый взгляд Терри.

— Оказалось, что все символы обозначают существительные, — громко сказала я, чтобы не разрушать едва установившееся понимание. — Это точно шифр!

Мы провели в Ближнем Береге около часа, пока не стало ясно, что Карлу Биргиту гости теперь только мешают и от этого он начинает возвращаться к своему обычному настроению. На прощание он уже скорее грозно, чем воодушевленно пообещал выслать список найденных дальше незнакомых символов в Белый Яр.

Марк вышел нас проводить и уже у коляски спросил:

— Когда мне заехать за вами?

— Завтра утром, — откликнулась я, надеясь, что утром мне будет не так жутко заниматься некромагией. — Сегодня я все же хочу дождаться возвращения гессы Версавии. Вдруг ей удастся убедить родителей Флоры?

— Даже если так, то мисса О’Боз совершеннолетняя… — Он сделал паузу, а затем оглянулся на дом, где в одном из окон тут же колыхнулась занавеска. — Как и моя сестра. Все, что они смогут сделать, это оставить ее без приданого.

Он был прав, вряд ли такая угроза возымеет хоть какой-то эффект.

Уже в коляске Терри ревниво уточнил:

— Он же не на свидание тебя позвал?

Пришлось сказать правду. Кокетничать на такую тему стало опасно: бывшие дуэлянты только-только примирились.

— Это я его позвала. На кладбище.

— А почему не меня?

— Ты так спрашиваешь, будто это званый ужин! Потому что ты питаешь непонятную привязанность к призракам.

Стараясь подтвердить правоту моих слов, Чок с диким мявом сделал круг по коляске.

— Не к призракам, а к котам — на обычных у меня аллергия.

Хоть что-то нашло свое рациональное объяснение.

— Ладно, можешь присоединиться к моему светскому мероприятию, — усмехнулась я, и дальше мы поехали вполне довольные друг другом.

В Белом Яре нас уже ждала вернувшаяся гесса Версавия. Она сидела на веранде и нервно кромсала ложечкой пышный кусок пирога, что было не очень хорошим знаком.

Я села на свободный стул и терпеливо ждала, когда крестная возьмет себя в руки, чтобы начать рассказ.