Авиатор: назад в СССР 10

– Тут все на ушах, – кивал головой Костян, похлопывая меня одобрительно по плечу. – Марик – тот ещё исполнитель, – улыбнулся Бардин.

– Неа, Кость. Думаешь, он специально решил отработать такую посадку на грунт? У него течь топлива была. По нам ракетами с земли отработали.

У собравшихся был небольшой шок, а Савельевич молча достал свою металлическую фляжку с советским гербом.

– Такую новость на сухую нельзя воспринимать, – сказал Гусько, сделав пару глотков, занюхал выпитый напиток. – Серый, глотнёшь? – предложил он мне.

– Савелич, убери, – ответил я. – Его цепануло, а я, как видишь, целый.

– Я бы не был так уверен, Серёга, – сказал Ренатов и указал на киль самолёта.

Повернувшись, я заметил, что тоже получил некоторые повреждения. Несколько дырок и разбитые аэронавигационные и строевые огни, которые не оказали влияния на мой полёт.

– Веня, ну что скажешь? – спросил я у техника, который ковырялся в руле направления.

– Скажу, что не ходите мужики в Африку летать, – ответил Бубко, спрыгивая со стремянки. – В рубашке ты родился, Сергеич.

– Не первый раз уже это замечаю. Спасибо, – ответил я.

Я пересказал мужикам обстоятельства того, как по нам отработали средства ПВО, но для них было удивительно это слышать.

– Однозначно свои отработали. Нету в тех краях повстанцев, а регулярные части ЮАР пока стоят на границе, – предположил Ренатов.

– За Мариком уже полетели? – спросил я.

– Да. Два «Аллуэта» приземлились, забрали Штыкова и ушли на юг, – сказал Савелич, описывая эти вертолёты не самыми лестными словами.

Прошло несколько часов. Вертолёты вернулись на аэродром, но Марика мы так и не дождались. Его увезли сразу в больницу на обследование.

Предварительно наш оперативный дежурный с командного пункта рассказал, что в районе посадки самолёта оставили отряд кубинцев для охраны.

Штыков влетел в класс, словно буря. Он не рычал и не кричал. Его лицо было настолько багровым, будто он с места вынужденной посадки бегом бежал, а не на вертолёте летел.

– Всем выйти, – спокойно сказал он. – Родину остаться.

– А что с Марком? – спросил я. – Думаю, все хотят знать.

– Визуально травм нет. Но у него сильный испуг. Заикается, трясётся, внятно ничего объяснить не может.

– Странно. На Барсова не похоже. Он же наш, Осмонский! Боевой! – сказал Гусько.

– Ещё раз – всем выйти. Мне с Родиным поговорить нужно, – произнёс Валентин Николаевич.

Мужики не спешили вставать со своих мест, но Штыков поторопил их. Как только дверь закрылась, подполковник начал спрашивать.

– А теперь, расскажи мне, что это было? – спросил Валентин Николаевич, дрожащими руками доставая из пачки сигарету.

Что мне ему сейчас сказать? Что мой ведомый принял такое решения, а я на него не повлиял? Так, он и так это знает.

– Валентин Николаевич, давайте сразу к делу и не будем прелюдии устраивать, – ответил я и, судя по успокоившему нервы сигаретой Штыкову, он согласился. – Лётчик жив?

– Вроде того. Трясётся весь, но ничего не повредил себе. Даже не знаю, отчего он так испугался, – ответил мне Штыков.

– Вот видите. Самолёт цел? – спросил я, но уверенности в сохранности МиГ-21 не было.

– Не считая дырки в топливном баке и слегка забитому пылью движку, абсолютно. Он даже летать может не хуже, чем до посадки на грунт.

Вообще супер! Всё сделал как надо Марик. Но от моего «леща» это его не спасёт.

– Никто на земле не пострадал?

– Родин, иди-ка ты лесом. Вот прям тем, ангольским лесом! – указал Штыков за окно. – Ты понимаешь, сколько сейчас проблем будет с этой посадкой?

– Не вижу проблем. Забрать его оттуда, и всё.

– Не на чем. Вертолётов Ми-6 у нас нет, а по земле мы его не увезём оттуда, – ответил Штыков, который окончательно успокоился. – Там недалеко УНИТовцы подбираются, которые спят и видят, как бы его взорвать. Так что времени у нас мало.

Так себе ситуация, прямо скажем. Кажется, стремление Марика посадить самолёт и, возможно, сохранить его, в любом случае обернётся его потерей.

За окном послышался гул двигателей заходящего на посадку Ми-8 с ангольскими опознавательными знаками. Я выглянул на улицу и увидел, как из грузовой кабины вышел Совенко. Опять предстоит серьёзный разговор.

– Пошли. Сейчас его послушаешь, – сказал Штыков и вышел из кабинета.

Разговор с Совенко состоялся в кабинете у командующего авиацией Анголы в этом округе Жозе Эбо. Здесь был и командующий кубинскими ВВС в Анголе полковник Анхель Дель Потро, который пилотировал сейчас Ми-8, прилетевший вместе с Совенко на борту.

Все выслушали мой доклад о вылете и то, как по нам сработала система ПВО.

Эбо внимательно слушал своего переводчика, который переводил мои слова ему очень быстро. Несколько раз он переспросил, как мне удалось так резво уйти, и уточнил порядок маневрирования в таком случае.

– Что ж, Жозе, наш лётчик вам всё рассказал, – вступил в разговор Совенко. – Систему взаимодействия необходимо наладить. Иначе мы будем терять и самолёты, и лётчиков.

– Согласен с вами, полковник, – сказал Эбо, чьи слова были переведены переводчиком. – Что же нам делать тогда с самолётом в долине? – спросил он.

Совенко почесал затылок и взглянул на Дель Потро. Тот только развёл руками и сказал, что кубинцы заняты повсеместно в наступлении и ударах по позициям УНИТА на юго-востоке. Говорил он на русском языке, поэтому переводчик ему был не нужен.

– Сейчас мне сложно оказать вам какую-то помощь в транспортировке самолёта, – сказал Дель Потро, поправив свои очки и зачесав седой чуб назад.

– Анхель, у нас каждый самолёт на счету. Браво «камарадас советикус», что посадили самолёт, – сказал Эбо с сильным акцентом.

– Насколько я понял со слов моего представителя, который летал на место посадки, самостоятельно взлететь не получится. Лётчик смог остановиться через 400 метров после касания.

Эбо и Дель Потро были очень удивлены. По всем параметрам, указанным в инструкции, этих бы метров не хватило. Но, правильные действия Марика и мои подсказки сделали своё дело.

– Взлететь у него не получится самому? – спросил Дель Потро.

– Я бы не рисковал ни лётчиком, ни самим самолётом, – сказал Совенко.