Авиатор: назад в СССР 2
Шрифт:
И вот теперь она опять рядом со мной. Теплый ветер и шум ласкового моря. Оно, кажется, всегда будет таким. Даже через сорок лет, когда я впервые приехал сюда. Но сейчас мои мысли лишь о ней. О прекрасном и нежном создании, что ласкает моё тело, осыпая его своими поцелуями.
Волна желания и восторга, любви и страсти накрывает буквально с головой, когда ты чувствуешь её и наслаждаешься каждым стоном и вздохом.
Ей не нужно угадывать, как доставить мне удовольствие. От одного прикосновения к телу моей любимой внутри меня всё бурлит и возбуждается.
Мои прикосновения
Когда все случилось, слов уже не найти. Я ощущаю, что она не может говорить, а только стонет от наслаждения. А я не могу издать хоть какой-нибудь членораздельный звук. Шум моря теперь где-то там позади.
– Ооо, как же я люблю тебя, – говорит Женя, когда мы приходим в себя.
– Ага, – сказал я, ощущая, как во рту сильно пересохло.
– И это всё? – медленным и уставшим голосом проговорила она. – Я вот буквально… заново родилась, а ты?
– Ага, – снова ответил я, ощущая полный упадок сил. Даже не знаю, хватит ли меня на повторный.
Над морем пронеслась четвёрка МиГ-17. Ровным строем в правом пеленге. Чуть больше чем через год нам предстоит изучать эту машину, а позже и освоить её. Лучшее, что могло быть сейчас со мной – любовь и самолёты.
– Так! О чём ты сейчас думаешь, Сережа? – спросила Женя, нежно опустив руку вдоль моего тела и остановившись у того самого места.
– Думаю, что именно так я представлял себе службу в Военно-воздушных силах.
Очередной лётный день и сегодня мы с Нестеровым летим по, пожалуй, одному из самых интересных полётных заданий на данном этапе обучения. Дальше будет, конечно, ещё круче, но всё должно быть постепенно.
– Порядок помнишь, что и когда начинаем выполнять? – спросил Николаевич по внутренней связи, когда мы были на подлёте к пилотажной зоне.
– Да, вираж с креном сорок пять и шестьдесят градусов, восьмёрка, пикирование, «горка», спираль и возврат на имитации.
–Виражи опустим. Для тебя это несложно. Спираль тоже. Имитацию ты уже на практике отработал. Как насчёт «штопор» попробовать самому? – спросил он.
– Согласен. Начнём с пикирования и «горки»?
– Начинай. Выпускай тормозные щитки.
Щитки выпустил. Скорость двести пятьдесят километров в час проконтролировал, наметил ориентир для разворота и выполняю его. Крен держу в сорок пять градусов и начинаю убирать обороты. Пошло пикирование!
– Обороты плавно. Скорость уже четыреста пятьдесят. Готовься к выводу, – подсказывал сзади Нестеров.
Плавно взял ручку на себя, вывожу самолёт и добавляю обороты, убираю щитки. Теперь будем карабкаться вверх.
– Выполняю «горку», – сказал я, установив на приборе скорость пятьсот пятьдесят. Снова ручку управления самолетом на себя и задираю нос на угол кабрирования в тридцать градусов. Скорость начинает падать, а высота расти.
– Угол тридцать и ручку немного от себя. Вот так и зафиксировал! Хорошо, – отметил Нестеров.
Скорость уже триста
километров, а значит, выполняю разворот влево и ручку от себя, выравниваясь по линии горизонта.– Ну, нормально. Обороты выставляй, чтоб скорость была двести пятьдесят. Высота четыре тысячи, давай начинать «штопор», – сказал Николаевич.
– Понял. Обороты на «Малый газ».
Рычаг управления двигателем выставляем в соответствующее положение. Ручку управления на себя, чтобы установить скорость сто семьдесят, и правую педаль отклоняем до упора.
Самолёт затрясло. Началось биение педалей, и они стали явно тяжёлыми, чтобы изменить их положение. Пошло вращение, и самолёт начал резко снижаться.
– Теперь вместе выводим. Один виток был, – сказал Нестеров.
Левая педаль пошла до упора против направления вращения, чтобы остановить его. Ручку управления самолётом от себя и снова переходим на пикирование.
– Скорость триста пятьдесят, выводим, – сказал Нестеров и вместе со мной перевёл самолёт в горизонтальный полёт.
– Самому мне бы не получилось вывести.
– Научишься. В следующий раз наберем больше высоту, чтоб ты ещё почувствовал момент с началом вывода.
Как мне подсказывает мой опыт, после полётов и перед ними лётчику должен предоставляться отдых. А то потом начинаются разборки с медиками, которые отстраняют тебя за нарушение предполётного режима.
Подъём на полёты в три часа ночи? Будь добр в девятнадцать спать. И не волнует, что ты не хочешь, и за окном светит солнце, а ты не можешь уснуть, поскольку соскучился по своей девушке.
Так вышло и с нашей четвёркой. Решили мы разжиться шелковицей, которая росла около казармы. Как маленькие дети, побежали нарвать, чтоб заточить перед сном. И ты туда же, Серёга! Лет тебе сколько? А ты всё по деревьям скачешь.
– Да что будет? – говорил Артём, залезая на дерево. – Наберём и в казарму. Медик и не увидит.
– Давай, только быстрее. Вот пакет, – сказал Макс, протягивая выстиранный пакет от пирожков, переданных нам девчатами.
– До сих пор жареным пахнет, – сказал Артём, закидывая одну за одной спелые, тёмные ягодки.
– Тёма слезай. Всё не сорвёшь, – сказал я.
– Конечно. Помыть не забудьте только потом, – сказал кто-то позади нас.
Это был начальник медицинской службы полка с традиционным рейдом перед полётами. На завтра уже можно не рассчитывать полетать.
Утром нас, естественно, отстранили от полётов до следующего дня. Нестеров на этот счёт обычно говорит мало. До сегодняшнего дня у нас не было подобных пропусков.
– Блин, вы чего мне не позвонили домой вчера? – сказал он, когда мы сидели в курилке в ожидании окончания построения нашей эскадрильи.
– Так звонили, а у вас короткие гудки. И несколько раз. Дежурный по части орал как резаный, что мы не спим перед полётами и бегаем к нему постоянно.
– А чего вчера… ах да. Ирина мою любимую… запеканку, короче, сделала.
Интересное название для романтического вечера. Нестеров со своей медсестрой умеют устраивать себе праздники. Даже телефон отключают.