Авиатор: назад в СССР 5
Шрифт:
– Разрешил, Сто восьмой. Начало снижения подскажете, – дали нам добро на такой заход.
И всё, как отрабатывали ранее. Только сейчас уже не сделаешь спираль или полупереворот. Заход нужно построить плавнее, исключая резкие довороты. А высота по-прежнему больше полутора тысяч метров, что вкупе с истиной высотой аэродрома или превышением над уровнем моря тысяча четыреста шестьдесят метров, даёт совсем уже большую высоту и разряженный воздух.
Самолёт ведёт себя несколько по-другому. Ему нужно больше тяги двигателя, чтобы взлететь. А на посадке тебе может не хватить оборотов,
– Шасси… выпущены, механизация… в посадочное, обороты… «малый газ» и снижаемся, – скомандовал Валера, и мы пошли пикировать в торец полосы.
Плавно, не упуская из виду ведущего, я снижался к тонкой серой полоске, коей и является взлётно-посадочная полоса. Чувствую сильный боковой ветерок, который выносит меня во внешнюю сторону разворота. Беру поправку, но это не сильно помогает. Валера тоже начинает заваливаться на меня.
– Правее уходим, – сказал я, замечая, как полоса начинает уходить в сторону от нас.
– Дай правую педаль сильнее. Пускай скольжение будет. Выровнять успеем.
Чуть сильнее отклонил педаль, и меня немного развернуло носом к торцу полосы. Смотрю, а Валера в таком же положении. Продолжаем заход.
Подходим к ближнему приводу. Крен по-прежнему есть, но мы ещё в развороте и не вышли на посадочный курс.
– Я с перелётом сажусь, – сказал Валера, предупредив, что сядет за полосой точного приземления.
По сторонам смотреть некогда, но краем глаза вижу, как над стоянками кружат вертолёты.
Полоса уже близко. Смотрю на Гаврюка, а он ещё выше меня и летит куда-то в район центра полосы. Уже представил, как нам будут выговаривать за корявую посадку парой.
Касание! Бегу по полосе, не опуская носа. Чувствую, что тормозной мне не понадобится.
Вот он и Баграм! Осмотревшись, я уже заметил, что строилось всё здесь на совесть.
Полоса три тысячи метров – сажай кого хочешь! Стоянок много, и какие угодно – открытые, в обвалованиях, закрытые капонирами и так далее. Пока рулил по магистральной рулёжке, отметил для себя, где находится стоянка дежурного звена и само помещение для нахождения лётчиков на дежурстве. Как раз на этой рулёжке мне и ставят предохранительные чеки, чтобы ракеты не сошли случайно.
На широком перроне разгружаются Ил-76е и Ан-12, которые были забиты под завязку нашим техническим составом, имуществом, техникой и другими грузами.
Рулю медленно, чтобы осмотреться как можно лучше и запомнить расположение стоянок.
– Сто девятый остановитесь перед второй рулёжкой, «вертикальных» пропустите, – остановил меня руководитель полётами, когда я подъезжал к стоянке вертолётчиков.
Прямо передо мной приземлился один Ми-24, а следом ещё, и начали заруливать к себе.
– Окаб, Сто девятый, пропустил. Продолжаю руление, – сказал я и присмотрелся к махающему мне человеку справа.
Это ж мой техник Дубок. Только он не махал, а отдавал мне воинское приветствие. Естественно, не ответить взаимным жестом я не мог.
– Сто девятый, я Семьсот тридцать седьмой, от триста шестьдесят третьей отдельной вертолётной, приветствуем вас на этой земле! – в эфир весело поздоровался кто-то из экипажей «крокодилов».
– Семьсот
тридцать седьмой, взаимно. Спасибо за встречу, – поблагодарил я его за прикрытие на посадке.– Сто девятый, ждём у нас в модуле. Мы с вами соседи…– уже начал приглашать к столу меня братецвертикальный.
– Я кому-то устрою сейчас горячую встречу! – прозвучал в эфире жёсткий голос.
Похоже, что начальство не дремлет и бдит за соблюдение сухого закона. По крайней мере, так кажется.
А вот и стоянка наших МиГ-21. Мы с Валерой заруливаем уже крайние. Остальные уже давно здесь и толпятся рядом с грузовыми машинами, в ожидании отъезда к местам отдыха и проживания.
Пока я осматриваюсь, техники проверяют мой борт, снимают показания средств объективного контроля, дают мне журнал, чтобы я расписался за полёт.
Как раз в моём направлении идут Томин с Бажаняном и замом по инженерно-авиационной службе. Выслушав от меня доклад, он поздравляет с прибытием и коротко пытается узнать об инциденте с «Геркулесом». Через минуту и Валера присоединяется к нам вместе с Буяновым.
– Ну, главное, что это были не «Миражи». Есть слухи, что Пакистан себе Ф-16 может заиметь в следующем году. Вот это будет не совсем хорошо, – высказал своё предположение Томин.
Проходит немного времени и вот на стоянке уже стоит вся оперативная группа нашего полка, получая инструкции от Валерия Алексеевича. А за его спиной загружается Ан-12. Не сидят эти ребята на земле.
– Итак, ребя, кто-то из вас здесь уже был, тогда расскажете тем, кто не был, – начал он произносить приветственное слово. – Я буду исполнять обязанности старшего авиационной группы на этом аэродроме. Но это не значит, что можно праздновать каждый день.
В строю сразу покатился радостный шёпот, мол, всё равно будет отмазывать. Это ж командир.
– Работы у нас много. Задачи поставлены, а условия за последнее время здесь улучшились. Это уже не палатки, как в начале войны, а вполне себе крыша над головой. Есть у кого проблемы, предложения, рекомендации?
В ответ лишь молчание.
– Не могу, ребя, не спросить, пока… – начал говорить Томин, но за его спиной к Ан-12 подъехали два ГАЗ-66.
Валерий Алексеевич обернулся и осмотрел транспорт. Когда началась разгрузка, Томин поправил свою форму и застегнул куртку.
– Пооолк, три шага вперёд, мааарш! – скомандовал он и все дружно выполнили команду.
Только после этого я увидел, что, а точнее, кого грузили в самолёт.
Деревянные ящики с прибитыми к ним табличками с информацией о погибшем. У кого-то прибита фуражка сверху, а на каких-то ящиках просто написано краской, кто едет на родину.
– Пооолк! Смииирно! – громко пробасил Томин, приложив руку к голове.
Последние почести им отдадут уже в Советском Союзе, а здесь их память почтём мы и их товарищи. Никого из них не знали ни я, ни Томин, ни кто бы то ещё в нашем строю. Однако свой долг перед родиной они выполнили сполна, заплатив, самую большую цену.
С момента, когда этих погибших погрузят на борт Ан-12, четырёхдвигательный самолёт вновь станет «Чёрным тюльпаном» и ему придётся выполнить свою самую неприятную работу.