Авиатор

Винтер замер, не донеся до рта очередной кусок истекающего жиром мяса.

— Черт с ним, с колоколом, мальчик. Если бы я мог посмотреть на тебя с восхищением, я бы так и сделал. Ник был прав насчет тебя.

— Ник? Король Николас? Вы знали короля?

— Мы встречались в Миссури. Он был в корпусе воздухоплавателей. Фактически он один и представлял собой корпус. Буксировал два обветшалых, наполненных горячим воздухом аэростата с одного места сражения на другое. Наши пути пересеклись в Питерсберге [75] в шестьдесят пятом. От меня тогда было мало толку, поскольку к тому времени юный Джесси Джеймс уже выколол мне глаза. Ника генералы тоже едва терпели; так и завязалась наша дружба. Он научил меня вязать узлы и наполнять балластные мешки. Даже брал с собой летать несколько раз. Я понятия не имел, что он королевских кровей, — он, конечно, тоже.

75

Питерсберг — город в штате Виргиния, США; осада Питерсберга (1864—1865 гг.) — один из последних эпизодов американской Гражданской войны.

Конор всегда быстро соображал.

— Это не может быть случайным совпадением — что вы здесь.

Винтер, прислушиваясь к чему-то, склонил голову набок.

— Нет, Конор, это не совпадение. Ник послал меня сюда шпионить.

— Вы шпион? Зачем же вы говорите мне об этом? Я могу оказаться кем угодно. Скажем, другим шпионом, посланным, чтобы найти вас.

— Можешь, но не являешься. Я слышал о тебе от Виктора Вигни. Он посещал меня несколько дней назад и должен был передать мои новости королю. Предлог — я украл у него что-то. Вот такие шпионские игры. — Винтер вытянул руку и длинными пальцами нащупал плечо Конора. — Король Николас относился к тебе как к сыну. Виктор говорил, что ты его величайшая надежда на будущее. Ты не шпион.

Конора охватила печаль. Он тоже воспринимал короля почти как второго отца.

Внезапно у него мелькнула ужасная мысль.

— Но теперь, мистер Винтер, вы стали таким же пленником здесь, как и все мы.

Винтер вздохнул.

— Похоже на то. Вряд ли я могу сообщить мистеру Биллтоу, что на самом деле я профессиональный шпион, выдающий себя за бродячего музыканта.

— Наверное, нет. За кем вы шпионили?

И снова Линус Винтер внимательно прислушался, прежде чем ответить.

— За маршалом Бонвиланом. Николас подозревал его в измене и в особенности во всем, что касалось Малого Соленого. Бонвилан заправлял тут, словно это был его личный лагерь рабов. Тюремные реформы производились, только когда Николас или его представители приезжали сюда. Королю нужен был свой человек внутри, а кто может лучше шпионить за обожающим музыку начальником тюрьмы, чем слепой музыкант? Никто не заподозрит человека, неспособного шпионить, в том, что он шпион.

— Понимаю, — сказал Конор.

Винтер усмехнулся.

— Правда? И как тебе все это кажется?

Конор улыбнулся, впервые за эти дни. Улыбка была еле заметной и мимолетной.

— Не думаю, что я мог бы пройти через такое, мистер Винтер. Для этого я недостаточно силен.

— Чепуха! Сегодня ты продемонстрировал и мужество, и изобретательность. Тот, кто смог одержать верх над этим скотиной Маларки, конечно, найдет в себе силы выжить на Малом Соленом.

Конор кивнул. Да, некоторые люди оказывались в худших ситуациях. Он, по крайней мере, молод, и сила на его стороне.

— Скажите, мистер Винтер, как вы начали заниматься вашим делом?

— Какое дело ты имеешь в виду? — с невинным видом спросил Винтер.

— Шпионское, конечно.

Винтер изобразил убедительную гримасу ужаса.

— Шпион? Я? Но, мой глупый мальчик, я слей, а это все равно что туп и ненамного лучше, чем покойник. Ну разве что меня можно посадить за пианино в офисе начальника тюрьмы, а он будет заниматься своими делами, как будто меня там и нет.

— Но теперь вам и докладывать некому?

— Совершенно верно. Какое-то время назад по требованию Николаса меня временно освободили, чтобы я сыграл в его оркестре. Тогда я ему и докладывал в первый раз. То же самое должно было произойти завтра. Подозреваю, что этот отчет, равно как и все последующие, я никому представить не смогу.

Конор внезапно почувствовал свое родство с высоким американцем.

— Значит, мы с вами заодно.

— Пока один из нас не освободится. И когда я говорю «освободится», я имею в виду в специфическом смысле Малого Соленого. Время от времени какой-нибудь заключенный исчезает, и охранники сообщают нам, что он освободился.

— То есть мертв.

— Полагаю, да. Убийство — самый быстрый способ предотвращения перенаселенности в таких местах. Молюсь, чтобы нам обоим повезло никогда не «освободиться».

— Повезло? — удивился Конор. — Странное слово вы употребили.

Винтер погрозил ему похожим на тростник пальцем.

— Вовсе нет. Мы оба — цивилизованные, одинаково мыслящие люди. Только представь себе, кого мы могли заполучить в качестве сокамерников.

В памяти Конора вспыхнуло лицо Маларки, его характер, сформированный полной насилия жизнью.

— Вы правы, мистер Винтер. Нам действительно повезло.

Винтер поднял воображаемый стакан с шампанским.

— Твое здоровье.

— Ваше здоровье. — Конор повторил его жест.

Сама камера была выдержана в спартанском духе — немногим больше, чем просто яма в толще острова. Высоко в стене имелось одно-единственное окно размером с почтовый ящик. Сквозь него проникал слабый, бледный свет, способный разгонять мрак на расстоянии не больше метра.

Стены были умело вырублены в скале и фактически не нуждались в штукатурке, и хотя когда-то она была наложена, но давным-давно осыпалась, и на стыках во множестве разрослись самые разные грибки и плесень. Конор оценивал размеры камеры как три с половиной на четыре метра. Вряд ли достаточно для двух высоких мужчин, чтобы чувствовать себя комфортно. С другой стороны, не отсутствие комфорта было тут проблемой.

Лежа на жесткой койке тем вечером, Конор думал о своих родных. В конце концов эти мысли стали столь мучительны, что с его губ сорвался негромкий, полный боли крик.

Линус Винтер промолчал, однако заворочался на койке, давая понять, что все слышал и готов к разговору, если есть такая необходимость.

— Вы говорили, что научите меня, как выжить здесь, — прошептал Конор.

Винтер перевернулся на спину, сомкнул руки на груди и вздохнул.

— То, что ты должен делать — что мы оба должны делать, — так ужасно трудно, что почти невозможно. Только самые стойкие способны на такое.

Конор предполагал, что выжить на Малом Соленом означает и впрямь совершить что-то, близкое к невозможному.

— Что, мистер Винтер? Расскажите. Мне нужна ваша помощь.

— Хорошо, Конор. Мой план состоит из двух частей. Первая кажется легкой задачей, но, поверь мне, это не так. Ты должен забыть свою прежнюю жизнь. Она закончилась, ее больше нет. Мысли о родных и друзьях будут лишь увлекать тебя в бездну отчаяния. Поэтому выстрой стену вокруг своих воспоминаний и стань совсем другим, новым человеком.

— Не знаю, смогу ли я… — начал Конор.

— Теперь ты Конор Финн! — прошипел Винтер. — И должен по-настоящему поверить в это. Ты Конор Финн, семнадцатилетний капрал, контрабандист и фехтовальщик. Конор Финн выживет на Малом Соленом. Тело Конора Брокхарта тоже может выжить, но его дух будет сломлен, как если бы Бонвилан собственными руками зажал его в тиски. В этом можешь не сомневаться.

— Конор Финн, — запинаясь, повторил Конор. — Я Конор Финн.

— Ты убийца. Ты молод и худощав, но беспощаден с оружием, а рука, которая держит его, сильна как сталь. Ты предпочитаешь собственную компанию и не терпишь оскорблений. Не так уж гнусно выглядит. Ты уже убивал прежде. Первый раз, когда тебе было пятнадцать, — пьяницу, который обчистил тебя. И это все правда.