Авиаторы об авиации

И это у Экзюпери не единственное высказывание подобного рода. Он с сочувствием и пониманием пишет, как тому же директору Ривьеру из «Ночного полета» нравилось, что один из его пилотов «говорил о своем ремесле просто, говорил о полетах, как кузнец о своей наковальне».

Но сам Экзюпери говорит о полетах далеко не просто. Говорит несдержанно, приподнято, остро эмоционально, иногда даже пышно, привнося элемент чрезвычайности в самое обыденное и каждодневное. Порой, когда читаешь его, кажется, что это писал не взрослый, да еще хлебнувший немало лиха на своем веку мужчина, а восторженный, порывистый юноша... Не хочется (да и бессмысленно было бы) выдавать сейчас оценки: хороша такая манера письма или плоха. Наверное, это зависит от вкуса. Но бесспорно то, что, прочитав хотя бы несколько строк из раскрытой наугад, ранее незнакомой книги писателя, каждый безошибочно определит: «Это — Экзюпери».

Нет также, как мне кажется, достаточных оснований считать, что именно своей профессии — или прежде всего ей — обязан Сент-Экзюпери тем, как поэтично и возвышенно воспринимал он окружающее.

Возможность увидеть мир с высоты, к сожалению, сама по себе еще не равнозначна высокому видению мира. Первое — доступно любому летчику. Второе — под силу немногим избранным, независимо от их профессиональной принадлежности.

Поэтому трудно согласиться с М. Мижо, когда он говорит, что на высокий уровень обобщений, характерный для Экзюпери, «писателя, надо думать, вознесло ремесло летчика».

И точно так же, если вслед за В. В. Смирновой — автором очень интересного и во всем остальном вполне убедительного очерка «Человек в полете» {6} — считать, что все книги Экзюпери — это прежде всего раздумья человека, поднявшегося над землей и владеющего техникой полета, остается необъяснимым, почему же сотни тысяч летчиков, летавших и по сей день летающих по белу свету, дали человечеству лишь одного неповторимого Сент-Экзюпери?.. Или откуда тогда взялся «Маленький принц» — мудрая, грустная, поэтичная сказка, в которой, однако, при всем желании трудно обнаружить что-то специфически «летное»?

6

Вера Смирнова. «Современный портрет». Статьи. М., «Советский писатель», 1964.

В «Земле людей» Сент-Экзюпери трижды (!), почти в одних и тех же выражениях, повторяет: «Самолет — не цель. Он всего лишь орудие. Такое же орудие, как и плуг». Через несколько десятков страниц снова: «Самолет не цель — только средство». И наконец, довода мысль до конца: «Самолет — оружие, которое прокладывает воздушные пути — приобщает человека к вечным вопросам». К вечным вопросам!.. Вот для чего, оказывается, нужен был писателю самолет!

В этих словах — ключ, в значительной степени объясняющий притягательную силу авиации для Экзюпери, которого, вообще говоря, трудно было отнести к числу людей, «рожденных летать», и каким был, например, его друг Гийоме — крестьянский сын, с четырнадцати лет бредивший самолетом и ставший впоследствии одним из выдающихся французских летчиков. Экзюпери несколько раз в своей жизни бросает и вновь начинает летать: сначала — в поисках подходящей, «обеспечивающей приличный заработок» профессии, второй раз — стремясь к источнику новых впечатлений, необходимых ему как писателю («Прежде чем писать, нужно жить», — говорит он в связи с этим), и, наконец, в третий и последний раз — во время второй мировой войны — в благородном стремлении внести свой личный вклад в борьбу с врагами Франции и всей человеческой цивилизации.

Едва ли не все исследователи творчества и биографии Сент-Экзюпери не обходят молчанием тот факт, что линейные пилоты, коллеги Экзюпери, принимали его как летчика не совсем всерьез. Признавая за ним незаурядное личное мужество, они все-таки считали пребывание писателя на летной работе случайным, расценивали его как любителя, дилетанта и не слишком удивлялись регулярно приключавшимся с ним авариям. Литературные критики наших дней находят, что такое мнение летчиков было несправедливо.

Вряд ли есть смысл возвращаться к обсуждению этого вопроса. Какой ответ на него ни дай, все равно — не летная деятельность Экзюпери сделала его в памяти людей человеком по-настоящему замечательным.

* * *

Для понимания морального и гражданского облика нашего современника одним из надежнейших пробных камней может послужить его отношение к войне. У Экзюпери это отношение претерпело очень показательную трансформацию. Чуждый какой бы то ни было воинственности, он был с юности убежденным антимилитаристом. «Война — не настоящий подвиг, — пишет он. — Война — это суррогат подвига. В основе подвига — богатство связей, которые он создает, задачи, которые он ставит, свершения, к которым побуждает. Простая игра в орла или решку еще не превратится в подвиг, даже если ставка в ней будет на жизнь или смерть. Война — это не подвиг. Война — болезнь. Вроде тифа».

Казалось бы, в этих словах — четкая позиция пацифиста. Но, оказывается, только в словах.

Как только начинается вторая мировая война, Экзюпери решительно меняет точку зрения: «Нужно, чтобы то, за что умираешь, стоило самой смерти», — говорит он. И не ограничивается декларациями, а предпринимает все возможные шаги, использует все связи, лишь бы добиться назначения на летную боевую работу в действующую армию. В письме к подруге он пишет: «Когда в Провансе (на родине автора. — М. Г.) лесной пожар, все, кто не сволочь, вооружаются ведром воды и киркой. Я хочу участвовать в войне во имя любви к людям... Я не могу не участвовать...» В другом письме, относящемся к тому же времени, Экзюпери говорит: «Ты хорошо знаешь, что я не люблю войну, но для меня невыносимо оставаться в тылу, когда другие рискуют жизнью».

И сорокалетний летчик добивается своего: получает назначение в эскадрилью разведчиков — ту самую эскадрилью 2/33, которая летом сорокового года за три недели боев потеряла семнадцать экипажей из двадцати трех!

«Есть ли смысл обрекать на гибель экипаж ради сведений, которые никому не нужны и которые, даже если кто-нибудь из нас уцелеет и доставит их, никогда и никому не будут переданы?» — спрашивает Экзюпери. Но спрашивает уже потом, в «Военном летчике», а пока боевые действия продолжаются — воюет. Воюет так, что командир части майор Алиас говорит: «Он не отвиливает ни от какого риска. Всегда впереди! Всегда готов на все!» — и с сожалением добавляет: «Но не могу поручить ему командование эскадрильей. Представляете, что бы он потом писал в рапорте!» Кстати, как показывает опыт войны — и не только во Франции, — это почти правило: лучше всего воюют не те, кто в мирное время больше всего говорил о своем горячем стремлении громить врага, а те, кто видел в войне тяжелое, страшное, кровавое, но неизбежное дело, которое никто вместо них — ответственных за судьбу своей семьи, своих друзей, своего народа — не сделает.

После разгрома Франции, находясь в эмиграции, Экзюпери продолжает упорно стремиться к тому, чтобы воевать против фашистской Германии с оружием в руках. Много раз израненный, уже в немолодом для летчика возрасте, при всех своих разногласиях с руководством французской эмиграции (достаточно сказать, что последние публицистические произведения писателя были под запретом на территории, подвластной генералу де Голлю) — он добивается назначения в ту же эскадрилью 2/33, в которой четырьмя годами раньше начинал воевать. Теперь он видит в этом полный смысл, видит единственную возможность реально помочь освобождению своей страны.

31 июля 1944 года Экзюпери не вернулся с боевого задания. Война в конечном счете оказалась для него — как и для многих миллионов других людей — не «суррогатом», а подлинным подвигом, в самом полном и высоком смысле слова.

Бывший пацифист погиб бойцом...

Открывая жизнеописание мастера художественного творчества — писателя, художника, скульптора, — ощущаешь порой некоторое сомнение: нужно ли еще что-то рассказывать о человеке, который сам сказал все, что мог и что хотел, в своих произведениях. Иногда кажется даже, будто углубление в подробности его жизни может, вопреки элементарной логике, не только не расширить, но, напротив, в чем-то ограничить, деформировать, увести в сторону наше представление об этом человеке. Недаром Экзюпери сам заметил в одном из своих писем: «Ищите меня в том, что я пишу».

И все-таки, чем больше мы любим писателя, чем сильнее берут нас за душу его книги, тем больше хочется знать о нем самом, его жизни, его человеческом облике. Во Франции Сент-Экзюпери, как свидетельствует об этом в своей книге Марсель Мижо, признан классиком литературы двадцатого века, его произведения опубликованы миллионными тиражами, экранизированы, включены в обязательные школьные программы и в то же время занимают в книжных магазинах одно из первых мест по читательскому спросу.

Успех пришел к нему сразу и прочно. Достаточно сказать, что оба главных его произведения, написанных в довоенные годы, были удостоены почетных отличий: «Ночной полет» — известной литературной премии «Фемина» 1931 года, а «Земля людей» — Большой премии романа Французской Академии 1939 года.