Авиаторы
Шрифт:
Агата помолчала.
– Перед крайним вашим полетом Цыган просто ломал комедию. Он хотел убедиться окончательно, – и убедился.
– Но зачем ты не дала мне уйти потом? – Допытывался я. – Зачем остановила?
– Потому что было уже поздно, – вздохнула Агата, словно бы разъясняя урок нерадивому ученику. – Если бы ты попытался уйти тогда, это плохо закончилось бы.
Теперь я прозрел.
Конечно! Группа людей, появляющаяся неизвестно откуда, бесплатно катающая публику и исчезающая на следующий день… Полеты вне очереди… Разговоры по душам… Это же вербовка! И я, сам того не понимая, завербовался.
«Было
– Но – что же это за дело, Агата? – Спросил я, обмирая. – Для чего я им нужен?
– Этого я не могу тебе сказать, – отрезала Агата. – В свое время ты все узнаешь. – И добавила: «Все, что тебе следует знать».
Сомнений не оставалось. Я связался с серьезными людьми, и так просто теперь не отделаться. Да-да. Мне крышка.
Я повернулся к Агате. Глаза ее пылали голубым огнем.
– Это – конец? – Спросил я.
– Это конец, – прозвучало в ответ.
Тьма разливалась, и только глаза эти плыли во тьме, то приближаясь, то удаляясь, но всегда оставаясь на месте.
– Господи… – прошептал я. – Что же делать?
– Ждать, – сказала Агата. – Смириться и ждать неизбежного. И добавила тихо: «Мне жаль, что так вышло».
Я был в отчаянии.
– Не может быть… бежать…! скорее бежать!
– Не выйдет, – ответили глаза волнами света. – Пока ты крутил бочки с Цыганом, Аркадий зарекрутил сонм бомжей с пустыря, должных не спускать с тебя глаз. Они «пасли» тебя весь вечер. Они и теперь следят. Поэтому старики и отпустили тебя от костра. Погулять напоследок. Но бомжи сделают все, как им было велено, если ты вздумаешь удрать.
Я оглянулся на прибрежные кусты и действительно понял; в кустах – бомжи, и у каждого с собой нож, карманная граната и удавка.
Я был обречен.
Луна померкла и липкий холод опустился на лицо. Мне показалось, я теряю сознание.
И я такая же. – Голос Агаты пробивался сквозь черный шум, поднявшийся в ушах. – Меня выбрали, заманили, пообещали золотые горы, но обманули и скоро утилизируют. А потом и тебя, когда придет время. Мы ничего не значим, Йорик. Здесь мы никто…
В этот момент все, что было мне дорого, возникло перед мысленным взором чрезвычайно отчетливо: мой дом, клены, хрустальная сова… Неужели этого никогда не будет? Неужели – и это самое непостижимое – не будет меня? Неужели меня… такого… который… сова… клены… дом… Утилизируют?
Я растерянно огляделся.
Броситься на дорогу. Остановить первую встречную машину… добраться до полицейского участка… нас спасут…
– Агата, милая… нас спасут…!
– Не спасут, – набатом гудело в голове.
– Не спасут, – шептала река.
– Не спасут, – доносилось из прибрежных кустов. – Не по воздуху же вы улетите…
– Послушай, —сказала Агата и взяла меня за локоть, – нам конец. Но если это неизбежно… зачем ждать?
Я уставился на нее белыми от ужаса глазами.
Гроза приближалась. Уже веяло свежестью и раскаты грома мягко перекатывались где-то за Михайловкой.
– Спастись нельзя, – говорила Агата, – но мы могли бы попробовать.
– Что?! – Воскликнул я и тоже схватил ее за локоть.
– Улететь.
– Улететь?!
– Если и есть шанс, – отвечала
Агата, – то это он. – И, видя мое недоумение, пояснила: «Самой мне не справиться. У меня паталогический страх взлетов. Как пассажир я еще могу, но самостоятельно…– Но я ведь ни разу не взлетал сам! – Отчаянно шептал я. – Никогда!
– И что же?! – Шептала Агата в ответ.
Ее лицо оказалось прямо перед моим лицом: «Что? Ждать, пока нас уберут? Или все-же попытаться? Даже если мы разобьемся…»
Я дрожал. Я задыхался.
– Ну пойми же, – говорила Агата с отчаянием и надеждой. – У нас мало времени. Сейчас Цыган и Аркаша напились и спят. Нас охраняют только бомжи. Они не сунутся к аэроплану. Но если мы упустим момент, все будет кончено. Для нас обоих! Понимаешь?
Она схватила второй мой локоть и заглянула в глаза: «Я знаю, как его завести. Я буду тебе подсказывать. И мы…»
В кустах раздался шорох.
Я замер.
Шорох повторился.
«Бомжи, – мелькнуло в голове. – Удавка… граната… нож… Они все слышали. Нам конец…»
Кровь отхлынула от лица.
– Беги, Йорик!!!
Ветер бил в лицо. Огни мелькали. Деревья проносились мимо. И только луна оставалась неподвижной; глядела безучастными глазами в мои обезумившие, застывшие глаза.
В моей руке была нежная, прохладная ладошка Агаты. Легкая ее фигурка, не касаясь земли, летела рядом. Волосы развевались.
Сердце стучало все быстрее; удары его сливались в низкий, рокочущий гул. Потом ладошка стала тяжелой, неповоротливой. Где-то за спиной забрезжил свет. Луна исчезла, и тугой ветер потек, раздув ночь окончательно.
Я очнулся и посмотрел кругом.
Вместо ладошки Агаты в моей руке была тяжелая ручка управления. Темно-красный аэроплан Аркадия в реве мотора висел высоко над землей и следы погибших насекомых на лобовом стекле были штрих-образной формы.
Аркадия в аэроплане не было. В задней кабине, в летном кожаном шлеме с поднятыми на лоб очками-консервами сидела Агата и поглядывала на меня. Прядь ее божественных волос стелилась по ветру.
Глава 2
За опущенными веками плыли огненные пятна. Голова ныла.
Водка явно была паленой.
Я сидел в палисаднике, прислонившись спиной к стене дома. День вошел в полную силу и зной, томный и медвяный, медленно тек сквозь листву кленов. Свежий ее шелест был подобен журчанию ручья. Меня одолевала дрема.
Прошлой ночью мне снился странный сон. Гроза. Аэропланы. Девушка. Потом – всякая чертовщина…
Я, не открывая глаз, поднял бутылку и сделал глоток прямо из горлышка.
Какое облегчение – проснуться после такого сна. Как будто узнал, что подруга твоя беременна, но потом выяснилось, что все-таки нет.
И снова поднял бутылку.
– Тебе не следует столько пить, – раздался поблизости чистый, звучный голос. – Моя бабка вечно пила без повода, и плохо кончила.
Я сидел, прислонившись к кирпичной стене заброшенного склада. Стена была старая, полуразрушенная. Кусты акации и клены росли здесь густо, так что с дороги нас почти не было видно. За дорогой маячила вывеска захудалого сельпо. Пахло деревней и шпалами; рядом был железнодорожный разъезд.