Аврора. Канта Ибрагимов (rukavkaz.ru)
Шрифт:
Конечно, интерес к библиотеке есть, престарелые ученые-академики, а также из научных центров. Однако, ни у ученых, ни у научных учреждений де-нег нет. И Цанаев понял, что фундаментальная наука в России в таком же плачевном состоянии, как и он сам — проблема одна — деньги, на науку их нет. И как ему не вспоминать норвежский научный центр — вот где науку поддерживают. Так это в Норвегии, а что творится в более развитых в научном плане странах — Америке, Германии, Японии? Да Бог с ними. Он науку не спасет, а вот Аврору спасать надо, он чувствует, что ей очень плохо, он обязан ей помочь, быть рядом.
— Гал, — говорит она, — драгоценности дочери купила Аврора. Раз ты любой ценой хочешь к ней полететь, то мы их заложим в ломбард, вдруг за это время что-то изменится. Либо просто продадим их — раз ты к ней рвешься, сгораешь… Однако, я хочу тебя предупредить, у Авроры дела совсем неважные. Она по каким-то причинам уволилась, то ли ее уволили из научного центра. В общем, она без работы.
— Она звонила тебе?.. А почему мне не позвонит? Почему она со мной не общается?
— Не знаю. Видимо, не может или не хочет.
— Почему не хочет? Я должен ее увидеть и поговорить. Я должен туда полететь.
— Лети, — поддерживает жена. — У нас драгоценности есть. По сути, они ее, и ей сейчас действительно плохо. Но я должна передать тебе ее слова: Аврора ныне безработная, запаса денег нет, и она в какой-то студенческой общаге просто койку снимает, а тут явишься ты. И тебя содержать? Сам подумай.
— Я должен ее увидеть, — упрямо повторяет Цанаев, — я должен туда полететь.
И тут жена заявила:
— Наша дочь замуж выходит.
— Замуж? — встрепенулся Цанаев. — Как замуж?
— Вот так, взрослая уже, двадцать лет.
— Да, — задумался отец, за голову схватился.
Дочь! Старшая, любимая! А он, старый пень. Ему ли до любовных утех?.. А там ведь одинокая Аврора. И там, и здесь он должен быть. И там, и здесь нужны деньги. У чеченцев дочь выдать замуж — ой, сколько надо? А надо, как положено. Это ведь его дочь, дочь профессора Цанаева замуж выходит. А там Аврора… Что делать, как быть?
И вдруг он получает SMS-ку: «Дети — святое. Дочку надо достойно выдать замуж. Берегите себя. Аврора».
Это — словно приказ. Но как «достойно» выдать дочь замуж, раз денег нет? Да это ведь Аврора! Поис-тине, для него великая женщина! Потому что в тот же вечер позвонил Ломаев:
— Гал, дело стоящее есть, встретиться надо.
Это чудо! Понятно, что его сотворила Аврора. Сама нуждается, а Цанаеву, и не как могла, а очень здорово помогла. Видимо, она свои экспериментальные данные продала. Вот так стала развиваться наука, если это наука? Однако Цанаеву ныне не до этих мо-рально-этических норм — деньги, как и всем, нужны. И Аврора, видимо, так поставила условия, что сто процентов предоплата.
Принес Цанаев деньги домой, и даже жена признала:
— Аврора — удивительная женщина.
— Она звонила? — встрепенулся Цанаев.
— Звонила.
— А номер есть?
— Нет. Вновь из автомата… Правда, мне показалось, что голос у нее стал поживее.
Оживилась и жизнь Цанаева. По традиции, лично он должен выдать дочь замуж. Скоро свадьба. Многое надо успеть. Необходимо довести до логического конца
докторскую Ломаева и также по экспериментам Авроры написать кандидатскую какой-то бестолочи — далекой от науки, да при деньгах.Конечно, это вопреки принципам Цанаева. Однако, нынче не ему выбирать, а все же приятно наукой заниматься, тем более, что это труд Авроры, и он постоянно ощущает некое ее присутствие, и потому работает в охотку — тогда и время летит.
В день свадьбы дочери было много гостей, был мулла, был Ломаев. Как отец, Цанаев перед муллой произвел положенный ритуал, благословил дочь. Невесту увезли. А Цанаев думает, побыстрее бы гости убрались, он объяснится с женой — тяжелый разговор, и помчится в аэропорт на вечерний рейс в Осло — Аврору он найдет. А тут, как назло, Ломаев и мулла все не уходят, хоть выгоняй. И он так хотел поступить, а они ему:
— Гал, давай уединимся, разговор есть.
Насторожился Цанаев: неужто с дочкой что? А они без особых церемоний, прямо в лоб:
— Гал, сейчас Аврора позвонит, она просит, чтобы ты с ней развелся. Это у чеченцев просто делается — два свидетеля и два слова.
Цанаев вскочил, вскипел:
— Что вы несете?! Никогда! Вон! — как запиликал телефон Ломаева:
— Аврора, я передаю Галу трубку.
Цанаев не мог мобильный не взять; сколько он ее не слышал, как он соскучился по ее голосу, а она — вроде спокойно:
— Гал Аладович, я прошу вас, исполните мою просьбу.
— Аврора! Аврора! Ты в своем уме?
— Я прошу вас.
— Ни за что! Я лечу к тебе! — он буквально швырнул трубку Ломаеву, и еще как-то пытаясь соблюсти этикет: — Оставьте меня. Я устал. Уходите!
И как только за выдворенными закрылась дверь, рассерженный Цанаев в гневе крикнул жене:
— Я улетаю в Осло.
— Да-да, лети, — сразила она Цанаева. — Я уже приготовила твои вещи… Можно, я провожу в аэропорт?
Разве такой жене откажешь? А вот в аэропорту ему отказали:
— У меня еще месяц срок визы, — тряс Цанаев загранпаспорт.
— Да, на год и на одну поездку, — ответили ему. — Виза аннулирована. Можете возобновить.
С этой мыслю Цанаев и жена поздно ночью вернулись домой, а тут как тут, словно их ждали, вновь Ломаев и мулла, и последний спокойно говорит:
— Гал, раз женщина просит, настаивает… Веди себя достойно, — он узнал слова Авроры.
Вынужден был взять трубку:
— Гал Аладович, — он чувствует, что она плачет. — Я прошу вас. Так надо. Вам надо… Прошу.
— А тебе надо?
— И мне надо.
Он что-то промямлил вслед за муллой. Удрученно повалился на диван, бросил телефон. Весь мир померк, а ему вновь в руки суют трубку:
— Гал Аладович! Спасибо. Благослови вас Бог! Прошу вас, простите. Прощайте. Берегите себя, — частые гудки, в такт им потекли его слезы.
Чуть позже, вспоминая это время, Цанаев не мог понять, было ли это во сне или наяву. Было ли это счастье или горе. Иногда он на это время сердился, а потом благодарил судьбу. И ему казалось, что жизнь с ним поступила странно: как ребенку, дала лизнуть сладкое мороженое, но только лизнуть, так что вкус еще есть, остался на губах и кончике языка, а более — ничего.