Австрия в ХХ веке

После поражения Тройственного союза Советская Россия денонсировала Брестский мир. В Москве 5 ноября 1918 г. был создан совет австро-венгерских солдатских и рабочих депутатов, который вел коммунистическую пропаганду и в то же время координировал процесс отправки на родину австрийских военнопленных (к моменту окончания войны в России их оставалось более 200 тысяч). Многие из «распропагандированных» солдат и офицеров позже оказались в числе ведущих функционеров коммунистических партий стран Центральной Европы. Бела Кун стал одним из лидеров Советской республики в Венгрии, Карл Томан являлся главным редактором газеты «Weltrevolution», издававшейся на немецком языке в Москве. Вена стала одним из важнейших центров деятельности эмиссаров Коминтерна, здесь располагалось Юго-Восточное бюро этой организации, координировавшее связи с балканскими компартиями.

Откат революционной волны и нормализация отношений новой России с окружающим миром открыли новую главу и в советско-австрийских контактах. Договор между двумя странами, подписанный 7 декабря 1921 г. подразумевал обмен дипломатическими миссиями, отказ от враждебной пропаганды и поощрение торговых связей. Стороны были едины во мнении, что они не являются правопреемниками погибших империй и потому не несут ответственности по их обязательствам. «Нулевое решение» в вопросе о взаимных претензиях позволило урегулировать имущественные споры, связанные с национализацией австрийской собственности в России. После долгих проволочек советские представители вернулись в историческое здание российского посольства на Рейснерштрассе, неподалеку от дворца Бельведер.

Отношения двух стран нередко переживали периоды «войны нот» – австрийцы жаловались на подрывную деятельность агентов Коминтерна под прикрытием дипломатического иммунитета работников советского посольства, в свою очередь Наркоминдел обращал внимание на «очернительские репортажи» корреспондентов венских газет, аккредитованных в России. Случались и казусы, достойные исторических анекдотов. Так, провозглашение Советским Союзом в середине 20-х гг. своей зоны интересов в Арктике вызвало настоящий переполох в Вене – в эту зону попали и острова Франца Иосифа, открытые австро-венгерской экспедицией за полвека до этого. Впрочем, до письменных протестов дела не дошло – страна, потерявшая выход к морю, могла только тихо оплакивать потерянное могущество.

Тяжелое экономическое положение Австрии заставляло правящие круги обращать внимание на новые рынки сбыта. 3 июля 1923 было образовано советско-австрийское торговое общество РУСАВСТОРГ. Объем торговли между двумя странами в 20-е гг. достигал 20 млн. золотых рублей в год. В советском экспорте доминировали продукты сельского хозяйства, в австрийском – машины и промышленное оборудование.

21 октября 1927 г. свой вклад в развитие экономических отношений с СССР внес «красный» магистрат Вены, предоставив под свои гарантии кредитную линию в 100 млн шиллингов. К началу 1929 г. было освоено около двух третей выделенных средств, но после начала мирового экономического кризиса предоставление кредитов было заморожено.

Австрийскими концессиями в нэповской России были трикотажная фабрика в Косино, пуговичная в Москве и завод эмалированной посуды «Жесть-вестен» в Ростове-на Дону. После начала «великого перелома» в СССР все они были закрыты, в австрийской прессе стала преобладать негативная информация о ситуации в нашей стране. Отчет наркомата иностранных дел отмечал в 1929 г.: «В связи с решительным наступлением нашей партии на частнохозяйственный сектор отношение, так называемых, общественных кругов Австрии изменилось к нам в неблагоприятном смысле».

Были и робкие попытки наладить сотрудничество «снизу», на стыке идеологических симпатий и хозяйственного расчета. В 1925 г. в Киргизию прибыло около 200 сельскохозяйственных рабочих из Австрии. Им должны были предоставить для освоения пустующие земли, но вместо этого приписали к существующей коммуне. Большинство австрийцев уехало обратно, так и не найдя в стране строящегося социализма лучшей доли для себя лично. Спорадический характер имели и культурные контакты двух стран. Так, в 1928 г. в СССР на празднование юбилея Л.Н. Толстого приезжал Стефан Цвейг, а в Зальцбурге на моцартовских торжествах выступал оперный ансамбль Ленинградской консерватории.

Посланником Австрийской республики в Москве в 20-е гг. был Отто Поль – единственный из левых социалистов, кому удалось пробиться в консервативную дипломатическую элиту. Поль поддерживал личные отношения с Г.В. Чичериным и А.В. Луначарским, несколько раз встречался с Лениным. Среди западных дипломатов он слыл большим оригиналом – не признавал фраков, на костюмированный бал дипломатического корпуса явился однажды в образе Купидона с голым торсом. В австрийском посольстве часто бывали Маяковский и Есенин, режиссер Сергей Эйзенштейн и музыкант Отто Клемперер.

Отставка Поля с дипломатической службы в декабре 1927 г. состоялась под нажимом правых партий и церкви – в Наркоминделе это было воспринято как отзвук июльских событий в Вене, о которых речь пойдет в следующем разделе. Поль остался в России, до 1934 г. издавал газету «Мoskauer Rundschau». Лишенный пенсии у себя на родине, он перебрался во Францию, после оккупации которой гитлеровскими войсками покончил жизнь самоубийством.

Попытки Поля и ряда деятелей австрийской культуры пробудить в общественном мнении своей страны симпатии к Советскому Союзу разбивались о стереотипы, которые насаждала бульварная пресса. Речь неизменно шла о коварных большевиках, поработивших собственный народ и насаждающих по всему миру собственную диктатуру. Хватало стереотипов и по другую сторону идеологической баррикады. Советские газеты показывали Австрию в роли марионетки западных держав, а ее простых жителей – как жертв воинствующих католиков и социал-предателей. Илья Эренбург, считавшийся специалистом по этой стране, после очередного возвращения из зарубежной командировки рисовал в газете «Известия» сцену из венской жизни 1928 г.: «Возле нарядного фонтана падал на землю подкошенный голодом безработный».

Эскалация насилия

Несмотря на демократическое конституционное устройство, политический режим Первой республики сохранял немало авторитарных черт, связывавших его с ушедшей в небытие империей. «Политическая система Австрии в целом была пронизана архаичными структурами. Она продолжала основываться на покровительстве, вмешательстве сверху и интригах, обеспечивая партиям и группам интересов социальную интеграцию их клиентуры, в ней всепроникающая коррупция не только принималась в расчет, но и выступала в качестве само собой разумеющегося явления» (Д.А. Биндер).

Перегруппировав свои силы, в политическую жизнь вернулась католическая церковь. Попытки СДПА освободить от ее влияния систему образования и ввести политехническую школу не увенчались успехом. Атеистическое движение (Freidenker) осталось экзотическим эпизодом в истории Первой республики. Напротив, ХСП не скрывала особых отношений с католическим клиром, объявляя левых безбожниками, а себя – спасительницей христианской морали.

Как и в Германии, значительную роль в политической жизни Австрии играли ветеранские союзы и военизированные формирования (Heimwehr). Наследие военных лет проявлялось в готовности к силовым решениям, стремлению внести в партийно-политический спектр порядок армейской казармы. Агитация хаймвера учитывала массовое недовольство парламентской демократией, выражавшей эгоистические интересы закулисных сил, чуждых простому народу. Социальной базой военизированных формирований была крестьянская молодежь, люмпенизированные в результате послевоенных кризисов средние городские слои. Корпус функционеров формировали отставные офицеры и «интеллектуальный пролетариат», среди последнего были и носители звучных аристократических фамилий. Хаймвер вербовал в свои ряды и консервативно настроенных рабочих, которые отказывались вступать в профсоюз и потому выдавливались с предприятий.

Политическая элита страны считала хаймвер прибежищем для социальных аутсайдеров, эхом прошедшей войны. Его приверженцы, облаченные в военную униформу, еще могли произвести впечатление на деревенских девушек, но не пользовались авторитетом в крупных городах. Над ними посмеивались, детвора дразнила хаймверовцев «петушиными хвостами» за перья, которые они носили на своих фуражках. Взрослые называли их «пятишиллинговиками» – такую мзду они получали за участие в демонстрациях и парадах.

И все же это была потенциальная армия гражданской войны, примыкавшая к консервативно-клериальному крылу ХСП. По разным оценкам в нее входило от 60 до 100 тыс. австрийцев. Они брали за образец организацию фашистского движения в соседней Италии, требовали по примеру Муссолини совершить «марш на красную Вену». В распоряжении хаймвера оказались военные запасы, укрытые от контроля Лиги наций – несколько десятков тысяч винтовок, пулеметы, тяжелое вооружение. Явным преувеличением советской историографии было утверждение, что эта организация выступала в роли «вооруженной гвардии финансового капитала» (В.М. Турок). Однако многие австрийские промышленники субсидировали хаймвер в расчете на политические дивиденды, значительные средства поступали и из-за границы – от Венгрии и Италии.