Австро-Венгрия: судьба империи

Война обострила противоречия между “половинками” империи. Венгрия была лучше обеспечена продовольствием, но не слишком охотно делилась запасами с Цислейтанией. Недостаток продуктов в городах западной части монархии ощущался уже в первые месяцы войны. Из-за нехватки мяса с мая 1915 года в большинстве пражских ресторанов и кафе учредили два постных дня в неделю. Правительство ввело карточки на важнейшие виды товаров, установило предельно допустимые цены на большинство продуктов. Позднее особенно острой стала нехватка хлеба. Рабочие Вены под угрозой всеобщей забастовки добились указа о замораживании цен на хлеб, но избежать снижения норм выдачи по карточкам не удалось. На исходе 1916 года учителя одной из пражских школ подсчитали: как-то поутру 67 учеников пришли в школу, не позавтракав, 46 детей получили на завтрак картошку, 71 человек обошелся горьким кофе без хлеба, еще 192 выпили кофе без сахара, но с хлебом, и только у 168 детей завтрак можно было считать нормальным – чашка кофе с молоком и кусок хлеба, иногда даже белого. Качество выпечки тоже оставляло желать лучшего: в хлеб добавляли кукурузную муку.

Экономические проблемы дополнились старой бедой габсбургского государства – межнациональными трениями. Зависимость Австро-Венгрии от Германии привела к тому, что немцы дунайской монархии окончательно стали воспринимать себя в качестве государствообразующего народа. В апреле 1916 года группа австро-немецких политиков выступила с обращением – так называемой Пасхальной программой. В ней содержался призыв преобразовать Цислейтанию в более централизованную Австрийскую империю, от которой предлагалось отделить Галицию, Буковину и Далмацию; в Богемии и Моравии предлагалось ввести разделение между чешскими, немецкими и смешанными районами. Подразумевалось доминирование немецкого языка в административной сфере, образовании и культуре. Австронемецкие политики добивались создания национального государства с вкраплениями чехов и словенцев, обреченных на подчиненное положение и ассимиляцию в рамках фактически конфедеративной монархии Габсбургов. Для Вены это было неприемлемо.

Если на западе империи требовали национальной автономии немцы, то на востоке приобрели остроту сразу два национальных вопроса – польский и украинский. В обоих случаях, как это часто бывало в монархии Габсбургов, внутренние проблемы тесно переплетались с внешними. После того как русские войска отступили из принадлежавшей России части Польши, практически все земли, населенные поляками, оказались под контролем Германии и Австро-Венгрии. Реальным становилось восстановление независимости Польского королевства, дружественного Центральным державам, возможно, во главе с кем-то из Гогенцоллернов или Габсбургов (наиболее вероятной кандидатурой считался эрцгерцог Стефан). В ноябре 1916 года совместный манифест двух императоров объявил о воссоздании Польши. Однако эта страна оказалась королевством без короля и границ: ни Германия, ни Австро-Венгрия не спешили отказываться от провинций, полученных когда-то в результате разделов Речи Посполитой, а без них “возрожденная” Польша выглядела жалким обрубком.

Вдобавок возникли проблемы с польскими легионами, сформированными в Галиции Юзефом Пилсудским – бывшим подданным России, социалистом-подпольщиком, превратившимся в польского националиста и (фактически, хоть и не формально) австро-венгерского офицера. Летом 1917 года легионы, имевшие автономный статус и уже отличившиеся в боях на Восточном фронте, переподчинили немецкой администрации, которая, несмотря на манифест о независимости Польши, продолжала управлять польскими территориями, отбитыми у России. Немецкое командование потребовало, чтобы легионеры присягнули на верность Вильгельму II. Большинство офицеров и солдат отказались это сделать, после чего легионы расформировали, а часть бойцов интернировали (Пилсудский более года провел в заключении). Подданных Германии и Австро-Венгрии перевели в польские вспомогательные корпуса в составе армий Центральных держав. Вопрос о статусе Польши оставался нерешенным до конца войны.

ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ

ВАСИЛЬ ВЫШИВАНЫЙ,

Габсбург-украинец

Вильгельм Франц фон Габсбург-Лотринген – сын эрцгерцога Карла Стефана, потомка эрцгерцога Карла, победителя Наполеона при Асперне. Стефан основал польскую ветвь габсбургского рода: поселился в имении Живец под Краковом, выдал дочерей за представителей знатных семейств Потоцких и Радзивиллов и сроднился с Польшей, чьим гражданином стал после краха Австро-Венгрии. Его младший сын Вильгельм, родившийся в 1895 году, питал симпатии к другому народу империи, который считал самым угнетенным, – украинцам. Будучи в годы Великой войны сотником 13-го уланского полка, сформированного в основном из украинцев, эрцгерцог выучил их язык. Он с сочувствием относился к идее украинской автономии в составе Австро-Венгрии. Под мундиром эрцгерцог носил украинскую рубашку-вышиванку; отсюда и пошла украинизированная форма имени Вильгельма – Василь Вышиваный. После оккупации Украины Центральными державами Вильгельм-Василь в звании полковника стал командующим украинским национальным воинским формированием – легионом сечевых стрельцов. Эрцгерцог рассматривался в украинском движении как кандидат на престол в случае учреждения в этой стране монархии. После окончания Первой мировой войны Вильгельм служил в армии Симона Петлюры, считая независимость Украины делом своей жизни. Позднее вернулся в Европу, вел богемный образ жизни в Испании и Париже, затем обосновался в Вене. Писал патриотические стихи на украинском языке, издавал в Австрии газету Соборна Україна. В годы Второй мировой войны не поддерживал нацистов, поскольку они не позволили восстановить независимость Украины. В 1945 году наладил контакты эмигрантов, связанных с Украинской повстанческой армией, с западными спецслужбами. Арестован в Вене советскими оккупационными властями. Умер от туберкулеза в тюремной больнице Киева в 1948 году.

Не менее сложной была и ситуация с украинцами. Подразделения сечевых стрельцов в составе австро-венгерской армии пополнялись участниками украинского национального движения из Галиции и Буковины. Их политическим идеалом стало создание “соборной” Украины – государства, включающего в себя населенные украинцами земли Российской империи и Австро-Венгрии. Открыто эта цель не провозглашалась, украинские деятели требовали от Вены предоставления Восточной Галиции статуса отдельной коронной земли, что давало им возможность избавиться от польского доминирования. После революции в России и провозглашения в январе 1918 года киевской Центральной Радой независимости Украины галицийские украинцы почувствовали себя авангардом общенационального движения. Когда в 1918 году Украина на несколько месяцев оказалась под контролем Центральных держав, между Берлином и Веной возникли расхождения относительно будущего этой страны. В Вене видели в независимой Украине союзника в борьбе с притязаниями Берлина на гегемонию в Европе. Отношение Германии к Украине было колониалистским: полководцев и администраторов кайзера эта территория интересовала как источник дешевого зерна, угля и прочей продукции, необходимой для продолжения войны на Западе.

Едва ли не самой главной проблемой монархии оставались чехи. Бывший депутат рейхсрата, пражский профессор Томаш Масарик, эмигрировавший во Францию, создал Чехословацкий национальный комитет, провозгласивший целью борьбу за создание независимого государства чехов и словаков. Поражение Австро-Венгрии укладывалось в рамки историко-философской концепции Масарика: передовые демократии должны взять верх над реакционными феодально-милитаристскими монархиями, к числу которых профессор причислял и государство Габсбургов. Такие взгляды встретили отклик прежде всего у президента США Вудро Вильсона. После вступления США в войну на стороне Антанты политическое влияние Чехословацкого комитета заметно выросло. К тому же в распоряжении Масарика уже были вооруженные силы – несколько десятков тысяч бойцов чехословацких легионов, сформированных во Франции, России и Италии.

В чешских землях до 1917 года среди местных политиков доминировал так называемый активизм – лояльность к Габсбургам при требовании широкой национальной автономии. Еще в декабре 1916 года руководители чешского депутатского клуба в распущенном рейхсрате подписали вполне верноподданническое обращение к новому императору Карлу. Но уже через пару месяцев, когда молодой монарх объявил о начале реформ и вновь созвал парламент западной части империи, тон заявлений чешских политиков изменился. Фактически речь шла уже об измене монархическому принципу, будущее династии и империи ставилось в зависимость от того, решит ли народ сохранить прежнюю форму государственности. В какой форме следует принимать это решение, политики не уточняли; в итоге 28 октября 1918 года независимость Чехословакии провозгласили без всякого демократического волеизъявления, по сути дела в результате государственного переворота. Карлу I не удалось добиться примирения с чехами и после того, как он амнистировал группу чешских деятелей во главе с Карелом Крамаржем (будущим первым премьер-министром Чехословакии). Ранее, еще при Франце Иосифе, их приговорили к смерти за сбор и передачу информации эмигрантским кругам, а через них Антанте.

Важным событием, показавшим, что национальные движения народов Австро-Венгрии приобретают все большее значение в глазах Запада, стал Съезд угнетенных народов, состоявшийся в Риме в апреле 1918 года. Место проведения выбрали не случайно: Италия, бывший участник Тройственного союза, занимала самую последовательную антигабсбургскую позицию. В заявлении съезда говорилось: “Каждый из народов считает австро-венгерскую монархию орудием германского господства и главным препятствием на пути к осуществлению своих чаяний и устремлений”. Одновременно с активизацией антигабсбургских кругов происходило угасание активизма. Когда в октябре 1918 года Карл принял делегацию Чешского союза (объединения чешских политиков), он, по воспоминаниям очевидца, заявил: “Вы получите самостоятельность (имелась в виду широкая автономия. — Авт.) Чехии, Моравии и Силезии – при условии, что выскажетесь в пользу династии и империи”. Еще полтора года назад такое предложение было бы встречено чехами с ликованием, но теперь оно не вызвало воодушевления: эмигранты и Антанта сулили больше. Такой же неудачей окончились переговоры императора с южнославянскими политиками.

В Венгерском королевстве, несмотря на брожение на населенных южными славянами землях, обстановка на первый взгляд была спокойнее. Там железной рукой правил премьер-министр Иштван Тиса. Сомнения в необходимости вступать в войну, проявленные им в июле 1914 года, уступили место убежденности в том, что сражаться следует до победного конца. Только в этом Тиса видел спасение Венгрии от буйства “славянской стихии”. Венгерскую элиту в меньшей степени, чем многих деятелей в Цислейтании, пугала перспектива немецкой гегемонии в случае победы в войне Центральных держав. Мадьярские консерваторы полагали, что они скорее найдут общий язык с “пруссаками”, нежели со славянскими и румынскими соотечественниками. Не удивительно, что мадьяризаторский курс венгерского правительства в годы войны стал еще более жестким. Это только радикализировало хорватское, сербское, румынское, словацкое национальные движения.

Тиса тем не менее понимал то, чего не смог уразуметь император-король: пока продолжалась война, “раскачивать лодку” было слишком опасно. Преждевременная демократизация, которую с весны 1917 года пытался осуществлять в Цислейтании молодой император, подмывала фундамент и без того уже очень хрупкого здания монархии. Карл I, впрочем, отдавал себе отчет в другом: первоочередной задачей его страны является достижение мира, без которого успех реформ невозможен. Именно поэтому он пошел на рискованный шаг – попытку самостоятельно, с помощью лишь узкого круга ближайших родственников и сотрудников, договориться с Антантой об окончании бессмысленной бойни, глубоко противоречившей убеждениям и характеру Карла, которого многие его подданные не без оснований считали добрым человеком, преданным идеалам христианского милосердия [74] .

74

О мягкости характера Карла свидетельствует приказ, изданный им 11 мая 1916 года, накануне наступления австро-венгерских войск на позиции итальянцев в Тироле. В то время Карл, еще наследник престола, был командующим 20-м армейским корпусом. В приказе говорилось: “Лучше, когда атака длится дольше, нежели когда она проведена быстро, но за это заплачено тяжелыми потерями… Возлагаю на каждого командира обязанность приложить все усилия для того, чтобы раненым была оказана вся необходимая помощь… Отдавать приказ ”Пленных не брать” – запрещаю. Для хорошего солдата позор – убийство безоружного неприятеля, который уже сдался. Такие случаи будут жестко караться… Категорически запрещаю кражи, грабежи и бесцельное уничтожение имущества”.